Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Шатохина Тамара

Глава 11

- Такси! - дернулся Георгий к проезжающей мимо машине и, увидев, как водитель, тормознув, махнул ему рукой, быстро обошел машину и заглянул внутрь.

- Шустрей… - недовольно проворчал таксист и, дождавшись, когда он сел, стал сдавать назад.

- Проблемы? – не понял его тона пассажир, потом кивнул: - А-а… могут быть предъявы – очередность?

- Стояли бы оба в очереди, тебе нужно?

- Да нет…считай - обоим повезло, - усмехнулся Шония.

Его сжирало нетерпение… какой там в очереди! Тут ощущение - машина на месте стоит, а не выжимает на объездной разрешенный максимум.

Две недели его не было в городе. Устал, как ездовая собака, сутки в поезде… и почему так – непонятно. Новый чистый вагон, постельное с нуля, биотуалет, а чувство - месяц не мылся. Жрать охота, опять же… нервное напряжение последних дней отбивало аппетит напрочь. Зря дал себе установку… пытался бороться со своим безумием, хотя бы загнать его в приемлемые рамки – принципиально не звонил в отделение сам. Поручил старшей сообщать, если возникнут вопросы или появятся новости. Выдерживал характер, а сейчас понял, что сам дурак. О чем тут…? Если внутри весь - комком и колотит… а душа несется впереди машины!

Но таксиста не торопил – слишком часто торопыги попадали на его стол.

Хотел ведь все по-людски – сразу домой… Даже предупредил Нуцу о времени приезда. Волевым усилием давил в себе неистребимую потребность - в который раз уже! И опять сдался, понимая, что - нет… просто не сможет – говорить что-то, пихать в себя еду, радоваться дому, даже нормально общаться с пацанами – чтобы все внимание, весь его интерес – только им и без посторонних мыслей. Дети огромная и важная часть его жизни. Но только часть.

Поздно понял – чем на самом деле жил все эти годы, что делало жизнь полной и цельной. Жалел, что уступил тогда Машу другому – легко, послушно. Не боролся за неё, не добивался и не уберег…

Первый раз увидел её в перевязочном – случайно, на бегу. Лето тогда было какое-то дурное – жарко, парко. Девчонки в отделении совсем легко одеты, пуговички максимально расстегнуты – радость глазу и не только... Он тогда только пришел на стажировку, но уже поглядывал, присматривался в предвкушении и даже авансы успел получить - улыбками, долгими взглядами. А мужику вообще трудно не смотреть и не думать, когда под тонюсенькими халатиками и костюмчиками белья - самый минимум. Пациенты с болями и те шеи сворачивали.

И она тоже светилась вся - Маша, но не так - стояла у окна, подняв голову к открытой фрамуге и дышала под сквозняком.

Тоненькая вся, хрупкая… как фарфоровая статуэтка. Ничего, в принципе, значительного – даже грудь совсем маленькая - единичка…? Да не в том дело! Важно, как ходила, как держала голову, говорила, улыбалась – все цепляло. Било по мозгам сильнее водки! Необъяснимо… Можно бы сказать красиво – «среди миров, в мерцании светил, одной звезды я повторяю имя…» А можно, как сказал, глядя на него, одногруппник: крыша съехала, да в таком положении и зафиксировалась. Георгия накрыло этой крышей. Но он не сразу сдался – честно и упорно сопротивлялся. Просто поверить не мог, что так бывает и происходит это с ним!

Ходил, смотрел, о любви мучительно размышлял – слухи оказались не преувеличены. Она действительно оказалась великим таинством – уму непостижимо, как скрутило! Тянул… сколько мог, столько и тянул. Боролся с собой, потому что осознавать свою зависимость от кого-то было непривычно и даже неприятно. А непонятное всегда страшит. Разрывало от противоречий – ощущение это паническое, отторжение и вместе с тем полная мобилизация – немыслимый душевный подъем. Когда горы свернуть – раз плюнуть! И крылья за спиной.

Сны еще странные… что у него – женщин раньше не было? Но и мозг и сны оставались свободными. А вот Маша снилась и всегда так, как увидел первый раз – залитая с головы до ног солнцем, раздетая им и нечаянно открытая для его взгляда… И не трахнуть её хотелось. Слово это - кощунственное даже в голову не пришло! Потому что и желание к ней тоже было не таким, как обычно, а… другое, странное, будто и не мужское даже - тягучее, томное. И не тупо подмять под себя хотелось, а подхватить на руки и нести… долго нести – за горизонты, весомо ощущая её принадлежность ему, вдыхая запах кожи... как у Белоснежки - прозрачный алебастр, просвечивающий на солнце розовым. А волосы напоминали южную ночь… Глаза – так вообще! Целовать все это мечталось – много и долго. То нежно, то голодно… А их первый раз чтобы - у окна. Чтобы заливало, топило обоих солнцем! А они в нем радостно тонули.

Извелся весь, потому что тянуло к ней страшно. И решился, наконец! Готовился так, что… До сих пор помнил ту внутреннюю трясучку - нервы, бессонную ночь перед этим… Как подошел к ней независимо…

Безнадежная любовь получилась. Горькая, больная, мучительная – будто какое-то помешательство. Пережевала всего и выплюнула за ненадобностью! Маша замужем, и кто-то уже… Даже сейчас муторно вспоминать, что с ним тогда творилось.

- Приехали, - вырвал из воспоминаний голос таксиста.

- Да… сколько с меня…?

Поздний вечер, больница закрыта. Достав телефон, позвонил на ходу в приемный. Узнал дежурную по голосу:

- Рая? Здравствуй. Охрану предупреди? Уже подхожу.

- Понятно, Георгий Зурабович, с приездом! Уже бегу!

Стоял перед дверью в отделение и опять било мелкой дрожью, жало в груди мягкой сильной лапой… Малейшая задержка бесила. Но опомнился, позвонил Нуце:

- Я задержусь… полчаса буквально.

Она молча отключилась. Постоял, глядя в пол…

По отделению почти бежал, протискивая руки в халат, цепляя потом маску... Кивнул дежурной, она говорила ему уже в спину:

- Там новенькая – Света, сиделка…

- Я в курсе – знаю, - открывал он дверь.

Крепкая и высокая - с него ростом, девушка делала Мане массаж. И, услышав звук открывающейся двери, быстро заслонила её собой, а потом набросила простыню, глядя с вопросом.

И Шония широко улыбнулся, сразу почувствовав к ней симпатию и мигом одобрив выбор Андреевны - хорошая девочка, молодец.

- Продолжайте, Света, я подожду у окна, не буду вам мешать, - отвернулся и отошел, привычно уже расслабляясь телом и душой – он дома…

- Я скоро… минут пять осталось, мы уже до сорока дошли, - спокойно доложила Светлана.

- Очень хорошо. Спокойно заканчивайте, - дрогнул голос мужчины. Он стоял отвернувшись, как и обещал и смотрел в темное окно. Качнулся и прислонился лбом к холодному стеклу – о, дело! Так и простоял эти минуты. Ждал. Бежать и спешить больше некуда – будто завод кончился. Или батарейка села. Или просто дошел, наконец…

- Я закончила, Георгий Зурабович. Мне выйти?

- Да, Света, погуляйте, отдохните минут…

- Неважно.

- Да… - садился уже он на стул рядом с Маней.

Жадно смотрел на лицо. Осторожно взяв руку, поцеловал ладонь, перебирая худые тонкие пальцы – все что смел себе позволить. Любовь лилась из него рекой... когда-то он даже думал, что она лечит – ни одного осложнения, когда оперировал с Маней. Тогда тоже… рвалось неконтролируемо, говорилось, изливалось – для неё, на неё. А она не видела, не понимала, не любила… Что оно вообще такое – любовь эта? Зачем?

Что ж так больно-то от неё, Господи?!

Ни надежды, ни просвета! Проклятие какое-то…

- Маш… Манюня, а я примчался уже… соскучился. А ты снова тут… упрямишься. Сколько можно, а? Сил нет уже, Мань… - и заплакал, уткнувшись лицом ей в ладонь.

Света ждала на посту, возле дежурной сестры. Думала, вспоминая выражение лица симпатичного врача, жадный взгляд на эту Машу, лихорадочный блеск глаз. С ума сойти! Значит – правда? Бывает же… Там же смотреть не на что – полутруп по большому счёту. Мощи…

- Он теперь молчит на операциях, знаешь? – вдруг заговорила медсестра. И голос такой… тоже в эту сторону, наверное, думала.

- Совсем молчит? – не поняла Светлана.

- Почему – совсем…? – отвернулась дежурная и занялась какими-то своими делами – рассказывать человеку, как оказалось, несведущему, открывать… как какую-то святую тайну – так чувствовалось! Просто не сочла возможным. Не то, чтобы одобряла Шонию – наоборот, как женщина замужняя… Но было что-то такое в их с Машкой истории. Сказка о любви, в которую хотелось верить, доказательство, что есть она – долгая, настоящая! Или потому и долгая, что не настоящая? Дала бы мужику – и забыл… Но это тогда все так считали. Сейчас происходило что-то совсем уж необъяснимое. Как Нуца это терпит? Она бы не смогла.