Комната влюбленных - Стивен Кэрролл

Когда-то знакомые улицы было теперь не найти: пропали все ориентиры. Момоко любила бродить по развалинам города. Во время этих прогулок (порой одиноких, порой в компании Волчка) ей частенько случалось натыкаться на какую-нибудь знакомую фруктовую лавку — и неведомые руины вмиг становились узнаваемым старым кварталом. Ей даже удавалось мысленно восстановить прежний облик этих мест. Так фотограф накладывает одну картинку поверх другой.

Подчас в этом не было нужды. Момоко то и дело натыкалась в городе на островки былой жизни и всякий раз с горечью говорила себе, что это всего лишь ошметки того, чего уж не вернуть назад, что это все ненормально, что теперь нормально другое — руины, упадок и разрушение. И все-таки ей было трудно устоять перед соблазном: забрести на такой уцелевший от бомб и пламени островок и думать, что все осталось, как и прежде. Не было ни войны, ни бомбежек, а отец был жив.

Волчок и Момоко только что выбрались из толчеи черного рынка на мосту Шимбаши. Толпа с трудом протискивалась среди бесконечных столов и лотков, сами торговцы держались нахально и бесстыдно, им было глубоко наплевать на всех, в том числе и на Волчка. Им был никто не страшен, каждый из них платил дань какому-нибудь представителю токийской мафии и был уверен в надежной защите. Волчку было интересно посмотреть старый город, да и Момоко манили любимые места.

Наконец они остановились на маленькой улочке вблизи рыбного рынка Цукидзи. Окаймлявшие улицу красные фонарики мерцали среди спускавшихся сумерек. С маленьких террас свешивались цветочные корзины. Нарядные свежеполитые цветы раскрашивали фасады домов мазками красного, зеленого, желтого, а асфальт блестел струйками стекавшей из горшков воды. Момоко хорошо знала это место, но не была тут целую вечность, с тех самых времен, когда они здесь гуляли с Йоши. Казалось, тут все осталось по-прежнему. Пожар необъяснимым образом остановился в самом начале улицы, будто пожалел все эти скромные деревянные домики, рестораны и магазинчики. Момоко ушла в себя, словно потерялась в собственном молчании. Она чувствовала, как часть ее души видит рядом Йоши, она играла с нелепой мыслью: что если бы их брошенные жизни так и остались лежать на прежнем месте, что если бы их можно было подобрать и снова, как в невозвратные времена, вместе пойти по этой улочке. Так странно стоять на этих булыжниках с Волчком, они ведь помнят Йоши. Тоска по невозможному физической болью отозвалась во всем ее теле.

Наконец она взяла себя в руки, обернулась к Волчку и с облегчением увидела, что он так же, как и она, очарован этим местом.

— Тут все таким и было?

— Я эту часть города не знаю, — безотчетно ответила Момоко. — Вернее, почти не знаю.

— Поразительная красота.

— Да.

К чему эта нелепая ложь? Она, Момоко, ничем не лучше Волчка. Ей было стыдно, и она пыталась оправдаться перед собой. Ей казалось, что, приходя сюда под ручку с Волчком, гуляя с ним по их с Йоши местам, она предает прошлое. Словно каждым своим шагом они попирали святыню. Так что же ей оставалось, как не утаить ту часть себя, которая знала и любила эти улицы? Скрывая прошлое, Момоко сохраняла ему верность, и только так их сегодняшняя прогулка не превращалась в фарс.

И все же, когда, пройдя пару шагов, Волчок остановился перед каким-то ресторанчиком, у Момоко невольно оборвалось сердце. Теперь над дверью светил новый фонарь, ярко-красный шар, как будто в заведении закатывалось свое собственное солнце, но двери, окна и увешанная цветами терраса остались прежними. Она попыталась было возразить, это, мол, не совсем то, что надо.

— Глупости. Лучше не придумаешь.

Волчка было не унять и не увести. Момоко не в первый раз замечала за ним это нелепое упрямство. Она совсем не удивилась, увидев постаревшее лицо знакомого хозяина. Тот посмотрел на девушку, потом на ее спутника, опять на нее, низко поклонился, улыбнулся на ответный поклон и снова поклонился. Он был счастлив вновь приветствовать ее в своем заведении. Момоко обернулась и смущенно проговорила по-английски:

— Надо же, совсем забыла, я тут, оказывается, и раньше бывала. — И добавила, обращаясь к хозяину: — Вот что значит время — все в голове путается.

В ресторане было малолюдно, так что хозяин весь вечер обхаживал свою давнишнюю посетительницу с ее новым другом. Он потчевал Волчка простыми домашними блюдами, которые составляли славу ресторана, и был особенно удручен отсутствием риса. «Никак не достать, — извинялся он снова и снова, — даже на „свободном рынке", придется довольствоваться сладким картофелем». Но право, если у них не подают рис, значит, его нет во всем городе. Стыд, да и только. Картофель — это ведь, грубая еда простолюдинок, не унимался он. Но тут Момоко принялась расхваливать несравненные достоинства рыбы, и утешенный старик наконец оставил своих гостей.

Он вновь подошел к их столику под конец ужина и спросил, довольны ли они ужином. Волчок хотел поблагодарить хозяина за отличную еду, но никак не решался встрять в оживленный разговор между ним и Момоко, с обсуждения кушаний перешедший на ее теперешнюю работу. Ну что ж, можно пока немножко осмотреться по сторонам. Вот за соседним столиком воркует какая-то парочка, чуть поодаль сидит невозмутимый в своем одиночестве мужчина, а у деревянной стойки возится со стряпней какая-то женщина — наверняка жена хозяина. Но вот Волчок снова невольно прислушался к разговору. Речь зашла о друге Момоко, то есть о нем самом, интересно, что это о нем говорят? Но нет, уж не ослышался ли он? «Забавный юноша», «художник»? Расчувствовавшийся хозяин все предавался воспоминаниям о былых временах, когда Момоко на полуслове оборвала очередной экскурс в прошлое, резко повернулась к Волчку и подчеркнуто громко обратилась к нему по-японски:

— Тебе, наверное, наскучили эти дурацкие ностальгические разговоры.

Хозяин будто впервые заметил Волчка, пристально посмотрел на него и поспешно удалился.

А сам Волчок в полном замешательстве глядел то на удаляющуюся фигуру, то на свою спутницу и наконец пробормотал с отсутствующим видом: «Ну что ты, вовсе нет». Надо же, глазел по сторонам как дурак и все прослушал. Теперь он отчаянно пытался по кусочкам собрать этот, на первый взгляд безобидный, разговор. Вроде как ничего не значащая, милая болтовня, он бы и значения ей не придал. Так почему же Момоко разволновалась, разозлилась и разговаривает в каком-то неестественном, натянутом тоне, будто питается утаить что-то важное. Казалось, они теперь всегда будут вести этот искусственный, мучительный и лицемерный разговор.

По правде говоря, Волчок даже и не расслышал толком всего, что говорил хозяин. Он бы и думать забыл про весь этот разговор, если бы не ее внезапная паника. Как тут не насторожиться? Конечно, он, как всегда, не у дел, в роли чужака, недоверчивого и подозрительного. Неловкий уход хозяина, уклончивая болтовня Момоко, а главное — эти слова. Забавный юноша, художник… Разумеется, он их слышал, они прозвучали над ним как удар набата и разбудили демона, что с некоторых пор затаился в его сердце. Она может говорить все, что угодно, — все равно ей не заглушить неумолчной бесовской стрекотни.