Тайная связь его величества - Дарья Донцова

— Чего надо? Отвали! У меня нет детей!

А потом снова зазвучало: ту-ту-ту.

Только тогда следователь сообразил: телефонная компания ни при чем, бывшая учительница оба раза, прервав разговор, швырнула трубку. Похоже, известие о кончине дочери произвело на мать шокирующее впечатление.

— Некоторые люди от сильного стресса впадают в агрессию, — прервал я Воронова. — Но чем я могу помочь в данной ситуация? Пожилой даме требуется профессиональный психолог.

— Ваня, искать душеведа времени нет, и его консультация Пименовой-старшей бюджетом не предусмотрена, — забубнил мой лучший друг. — Ты мастер по разговорам со старухами, они на тебя хорошо реагируют — откровенничать начинают. Да, да, ты умеешь их обхаживать. Я такого дара лишен начисто, никогда не нравился божьим одуванчикам, они в моем присутствии чаще всего злятся. А нам сейчас важна любая информация о Валерии. Понимаешь?

— Ладно, — согласился я. — Значит, сначала к трем еду к Стефании, осматриваю вместе с ней квартиру, отвожу ее домой и мчусь к матери Пименовой. Сбрось мне эсэмэской ее адрес.

— С меня бутылка коньяка, — пообещал Максим.

— Так дешево не отделаешься, — пригрозил я. — Спиртное я и сам купить могу, должок за тобой останется. Когда понадобится, я вспомню о нем и потребую погасить.

— Сделаю все, что потребуешь, — опрометчиво пообещал Макс и отсоединился.

Не успел я положить трубку на стол, как в комнату вошла Татьяна.

— Ваняшка! Ты сегодня поедешь проведать Полю?

— Собирался заглянуть в клинику около часа, — ответил я, засовывая трубку в карман пиджака. — В чистую палату никого не пускают, помашу девочке рукой через стекло.

— Я была у Полинки вчера, — горестно вздохнула Таня. — Прямо сердце перевернулось, когда ее увидела — такая маленькая, тощенькая. Сделай одолжение, помоги, а?

Я усмехнулся: однако сегодня интересный день — все, как один, ждут от меня неких услуг.

Татьяна тем временем продолжала:

— Илюха совсем замотался, хватается за любую работу, не хочет, чтобы мы у тебя нахлебниками жили. И он жуть как за дочку переживает. Досталось ему, аж почернел весь, когда доктора впервые про дорогое лекарство заговорили, сообщили, что Полинке надо срочно уколы делать и таблетки пить. В областной больнице нам сразу нашептали: бесплатно могут дать не очень хорошие пилюли, нужны немецкие. Ага! Я как услышала сумму, которую за одну коробочку отдать следует, в панику впала. Нам столько денег никогда не заработать и не набрать. Врач же на мозг капал: прямо завтра курс начинайте, плохо Полине очень, а запустите болезнь, и в Москве не помогут, девочку назад в Богдановск умирать отправят. Я спать перестала. Днем плакать боялась, чтобы дочка не увидела, а ночью лежу, вою. Это что ж получается, думаю, Полинка умрет, потому что у нас денег нет? Лекарство-то есть, и поможет, но нам его не купить! В пачке десять таблеток, глотать надо по одной в день, курс лечения три месяца. Упаковка стоит девяносто тысяч…

— Больших денег у меня нет, — вздохнув, перебил я Таню, — но могу выделить для Полины сто пятьдесят тысяч. Это все, чем я сейчас располагаю.

— Спасибо, Ваняшка, хороший ты человек, но долг отдавать надо, — тихо молвила Таня.

— Берите деньги в подарок, — предложил я. — Поля мне не посторонняя.

— Нет, Ваня, мы не можем тебя грабить, и так живем в столице бесплатно, — не согласилась Татьяна. — Ты меня послушай. Илюша еще в Богдановске нашел благотворительный фонд, он нам денег прислал, мы лекарство купили, Полинка его пить начала и уколы получать. В Москве врач очень нас похвалил. А потом выяснилось, что после операции новый медикамент потребуется, его даром предоставят. Да только опять же лучше бы не наш, который бесплатный, а американский. Но от его цены в глазах темно. Муж снова в тот фонд обратился, ждем ответа, авось и во второй раз пожалеют Полинку. Хотя, конечно, могут и вон послать, сказать: «Не обнаглели ли вы, Подушкины? Не одна ваша дочка в лечении нуждается, больных много. Вам уже приличную сумму перечислили, хватит клянчить»… Ой, чего это я разболталась? Прости, сама не знаю, почему меня по кочкам понесло. Ваняшка, сделай одолжение, свози меня на рынок за продуктами. В доме все подъедено, ни картошки, ни морковки, ни лука, ни капусты. Я б сама смоталась, да столько не допру, а у тебя машина.

— Не далекий путь, — улыбнулся я, — и время пока есть. Сейчас только восемь утра, я уже одет и готов поработать извозчиком.

Глава 16

Припарковавшись у супермаркета, я выжидательно посмотрел на Таню, а та уставилась на меня. Через какое-то время я не выдержал:

— Мы приехали.

— Куда? — удивилась моя спутница.

— В магазин, — терпеливо пояснил я. — Пошли.

Но она не сдвинулась с места.

— Ваняшка, ты знаешь, почем тут картошка?

— Понятия не имею, — признался я. — Не покупаю сырые овощи, беру что-нибудь готовое или замороженное.

— Фу, — скривилась Татьяна, — видно, небрезгливый ты. А мне противно есть то, что не пойми кто сготовил. Может, он чихал, сморкался, грязными руками харчи трогал.

— Я как-то не думал об этом, — пробормотал я.

Таня показала пальцем на дверь магазина.

— Ваняшка, тут продукты стоят втридорога, и они плохие, химические, их владельцы супермаркетов задарма на помойках в Америке берут, а потом в России за нереальные деньги продают. Заглядывала я сюда! Масло видела — триста рублей пачка, обычная капуста стоит как золотая. Нет, нам на рынок надо.

Я попытался объяснить ей, что в центре Москвы нет рынка, но она отрезала:

— Есть, Ваняшка, просто ты о нем не знаешь. Оченно даже распрекрасный каган.

Последнее слово было мне незнакомо, но я решил не уточнять, что оно означает.

— Куда ехать, Таня?

— Недалеко, Ваняшка, — засуетилась она. — Сейчас налево.

— Туда нельзя, — возразил я.

— Почему? — удивилась моя спутница.

— В переулке одностороннее движение, — разъяснил я.

— Но нам надо именно по нему ехать, базар у последнего дома начинается.

Я почесал подбородок. Если надо попасть на другой конец улочки, то придется долго кружить по району.

— Ваняшка, пошли пехом, — предложила Татьяна, открывая дверцу, — у меня сумка на колесах с собой.

— И где она? — не понял я, оглядывая здоровенную черную торбу, которую жена Ильи прихватила из дома.

— Ща увидишь, — пообещала Таня.

Она ловко вылезла из седана, порылась в своей ужасной сумище, вытащила оттуда пару колес, несколько железных трубок и в мгновение ока превратила свою ношу в подобие повозки.

— Илюха сам сделал, — довольно пояснила Таня. — Хорошая вещь, даром досталась. Брезент муж в гараже взял, запчасти в ремонтном цеху. И за один вечер смастерил. Удобно-то как! Идешь по делам с обычной сумкой, а надо тяжелое прикупить — брык-чик, и в руках каталка. Потопали живенько!

Через пять минут мы очутились на рынке, и я удивился:

— Много лет живу в этом районе — сначала квартировал у Элеоноры, теперь в своих хоромах, — но понятия не имел, что под боком фермеры торгуют.

— А зачем тебе, Ваняшка, интересоваться харчами? Главное, чтобы твоя баба в курсе оказалася, — пропела Татьяна. — Мужика на базар берут как тягловую силу, больше он у прилавков ваще не нужен. Значит, так! Стану торговаться, стой молча. Продавцы хитрые! Упаси бог товар похвалить, мигом цены взвинтят. Если тебе приспичит слово сказать, лучше обхай то, что я покупать собираюсь. Понял? Вот и ладненько. Тебе есть охота? Пить надо?

— Успел позавтракать, — ответил я.

— В туалет не тянет? Если да, то иди, вон там будка стоит.

Я опешил.

— Спасибо за заботу, но почему ты разговариваешь со мной как с неразумным дошкольником?

— Знаю вас, мужиков, — зачастила жена Ильи. — Только меж рядов пойдем, занудишь: «Пить хочу, давай пива купим». Опосля тебе в сортир понадобится, шаурму захочешь. В общем, так! Пивка я тебе прихвачу, но баловаться им будешь дома, у телика. И не спорь, неприлично на рынке из бутылки сосать, невоспитанно. В квартире иное дело. И против одной порции возражать не стану, это будет тебе награда за поход на рынок, а вторую не клянчь. Не куплю, и баста. Ну-ка вспомни, твоя баба разрешит тебе ведро «Жигулевского» выдуть? Когда с ней по базару шлендраете, чего она тебе говорит?

На секунду передо мной возникла стройная фигурка Нины Сафроновой в белой шубке из снежной рыси, в замшевых сапожках на высоченном каблуке, с прической от лучшего московского цирюльника, француза Себастиана, с шарфом от Гермес из последней коллекции, с сумочкой той же фирмы в унизанной бриллиантовыми кольцами нежной ручке. Я представил, как говорю ей: «Ника, купи мне скорей банку пива», и как будто воочию увидел широко распахнутые голубые, умело накрашенные глаза бывшей любовницы, проследил, как она покорно несется к ободранному ларьку за выпивкой… и — закашлялся.