Кто не верил в дурные пророчества - Сергей Кусков

– Товарищ полковник! На выход.

Он обернулся к Маркову – тот стоял уже без шлемофона, а из штурманской кабины поднимался профессор. Полковник поднялся с места и направился к люку. Пистолет он по-прежнему держал в руке.

Марков отодвинул крышку люка, просунул вниз лестницу и шагнул в сторону, пропуская полковника. Тот спустился на бетон. В сорока метрах стоял тот самый "уазик", рядом с ним люди, и к самолету быстро шел, почти бежал Шевченко. Полковник сделал несколько шагов ему навстречу и остановился, опустив пистолет.

– Евгений Петрович!.. – крикнул на ходу Шевченко.

– Время! – перебил его Лисицын. – Время и дата.

– Двадцать шестое июля, – Шевченко посмотрел на часы, – Шесть сорок. Местное. Мы вообще-то ждали чуть позднее, хорошо, что я здесь…

Лисицын обернулся к самолету. Экипаж уже стоял на бетоне: профессор с пилотом у люка, бойцы невидимого фронта чуть в стороне. Полковник встретился взглядом с профессором, и ему показалось, что он может читать мысли.

Ну, что, полковник, спрашивал его взгляд Завадского, убедились? Или двух месяцев недостаточно? О чем речь, поехали дальше! Хотите в 2050 год? Встретим там столетний юбилей этого "дела", будь оно неладно! Только сразу предупреждаю: обратно я вас не верну. И еще: без Володи не поеду. Только вместе. Он единственный близкий мне человек в этой стране запрещенных барабанщиков и мумий мужского пола…

– Не верю, – сказал полковник, но прежней убежденности в голосе у него не было. Слышал бы его сейчас Станиславский, он бы ему ответил:

– А я не верю, что вы не верите, Евгений Петрович!

– Топливо слить, самолет на консервацию. Распорядитесь, Валентин Григорьевич, – сказал полковник. Обернулся к Маркову. – Капитан Марков, ключи от самолета сдать майору Шевченко, – и тяжело двинулся к машине, на ходу засовывая ПМ в кобуру. Граната в кармане колотила его по правому боку.

10

8 августа 2001 года в 16 часов 14 минут полковник Лисицын почувствовал, что устал, как собака. Начиная с 11 мая, он постоянно задерживался на службе, прихватывал и выходные – все из-за этого давно похороненного, а теперь неожиданно всплывшего "дела ДБР-1". А летом у него вообще не было ни одного выходного: сначала эксперимент съел сразу восемь недель, а потом – две недели бесплодных попыток найти хотя бы какое-то разумное объяснение его результатам.

Все-таки прав был Шевченко, когда допускал, что Завадский владеет технологией перемещений во времени. Лисицын до упора отстаивал альтернативные версии, в конце концов из всех осталась одна – гипноз. Но показания других участников эксперимента, в том числе остававшихся на земле, записи РЛС и установленного на самолете без ведома профессора и пилота бортового самописца – все однозначно указывало на то, что самолет со всеми, кто летел в нем, перенесся во времени вперед на 55 суток без какой-то мелочи. Допустить, что Завадский охмурил всех и вся, в том числе не подверженные охмурежу приборы, – значило признать за ним сверхчеловеческие возможности. К такому допущению полковник не был готов. Оставаясь на позициях материализма, ему легче было признать, что можно путешествовать во времени.

Все же Лисицын подверг себя тщательной проверке у психиатра.

– Может быть, что он меня гипнотизировал? Можно установить, было ли это раньше? – спрашивал Лисицын врача. Тот осторожно отвечал:

– Ни один специалист не скажет вам этого. Отдаленные последствия гипноза зависят как от способностей гипнотизера, так и от того, насколько внушенное объекту в состоянии транса противоречит его собственным установкам. Но я попытаюсь успокоить вас с другой стороны. Человека можно загипнотизировать, когда он, во-первых, сам этому не противится, а во-вторых, когда у него достаточно высока внушаемость. У вас, Евгений Петрович, она практически нулевая. У меня еще не было пациентов с такой низкой внушаемостью.

Теперь в деле лежало заключение, утверждавшее, что пациент Лисицын Е. П., 1941 года рождения, полковник ФСБ, психически здоров, адекватно реагирует на окружающую действительность и не находится в состоянии гипнотического транса.

То, что профессор все время говорил правду, полковника не радовало, а наоборот, угнетало еще больше. Случались у него дела, когда подозреваемые оказывались невиновными и он со спокойной душой их отпускал. В таких случаях, достаточно редких в его практике, он даже слегка радовался за бывшего подозреваемого. В этом деле было совсем не так. Возможно, окажись Завадский на поверку шпионом, полковник стал бы к нему лучше относиться.

Во всяком случае, в этом самом темном деле из всех, которые когда-либо вел Лисицын, можно было ставить точку, поэтому в 16 часов 26 минут, поставив в известность начальника управления и позвонив домой, чтобы не теряли, полковник, попросту говоря, свалил со службы, намереваясь провести остаток этого и весь следующий день на даче возле Каменска-Уральского, порыбачить на Синаре››.

Приехав на дачу, Лисицын пожевал привезенные из города бутерброды, попил чайку из термоса, побродил по саду, раздумывая, идти ли ему на Синару сразу или отложить рыбалку на завтра. Потом плюнул на вечернюю рыбалку (утром наверстаем) и завалился спать.

Но утром наверстать не удалось. Лисицын не проспал, и поначалу даже чуть-чуть клевало, мелочь, правда, а потом как отрезало. Погода не нравилась полковнику: жарко, душно, ветра нет, воздух влажный, по всему видно, что после обеда соберется гроза. Все же Лисицын просидел с удочкой чуть ли не до полудня, больше из упрямства, потом бросил это бесперспективное занятие и пошел на дачу. Пойманную мелочь отдал соседке – для кошки, – сам спокойно, не торопясь, приготовил обед, поел, а потом (вот ведь гнусная привычка!) включил компьютер и стал в очередной раз просматривать материалы этого набившего оскомину дела, которое все не отпускало полковника.

На юго-западе небо затягивало серо-фиолетовым, за окнами темнело, а полковник сидел перед экраном, правой рукой чуть-чуть двигал "мышку", и перед ним пробегали едва ли не наизусть заученные строчки тактико-технической характеристики "Ем-12": максимальный взлетный вес… бомбовая нагрузка полная… размещаемая внутри фюзеляжа… на внешней подвеске… максимальная дальность полета с полной бомбовой нагрузкой… то же с бомбовой нагрузкой на внешней подвеске… максимальная скорость… дальность полета самолета-снаряда… вооружение… Промелькнувшая вдруг мысль заставила его быстро открутить ТТХ назад, к дальностям полета. Полковник еще раз читал эти строки, уже осмысленно. Дальность полета с бомбовой нагрузкой на внешней подвеске – те самые самолеты-снаряды, древние крылатые ракеты – 24000 километров. Двенадцать тысяч туда и двенадцать обратно; вот и в примечании написано, что с этой нагрузкой самолет проходит половину указанного расстояния. Дальность полета самого самолета-снаряда – 3500 километров. Итого пятнадцать с половиной тысяч. А максимальное расстояние между любыми двумя пунктами на Земле – около 20000 километров. Половина большой окружности.