Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств - Андрей Чертков

— А что, топчется? — переспросил я, удивляясь.

— Натурально, — ответил мой собеседник, — я сам вчера заходил к Кревски и перед его дверью следы видел.

— И я видел. — Дю Барнстокр, не дожидаясь приглашения, присел в соседнее кресло, и Кайса мгновенно снабдила его портвейном, полностью лишив нас возможности отказать фокуснику в гостеприимстве. — И к Ольге в окно кто-то заглядывал, она вчера сама говорила. Да и курит кто-то в номере-музее и еще кое-где, — продолжал он, вытягивая длинные худые ноги. — Думаете, Меб развлекается?

— Не верю, — отчеканил я, стараясь придать голосу максимально твердую убежденность. — Кревски — фанатик, но не станет он мокрыми ногами по коридорам шлепать. Мозги у него не так устроены.

— Да они у него вообще не устроены. Они у него просто так в черепушку свалены. Произвольным образом, — едко отозвался Рон.

— Не обращайте на него внимания, Петер, — мирно произнес дю Барнстокр. — Это у него бывает. Приступ мизантропии. На прошлой неделе был. Но ничего, проходит. Уже завтра будет как огурчик.

— И это мне говоришь ты! — сурово пробормотал Рон, ткнув пальцем в сторону Казика. — Этот гадкий старикашка обчистил меня вчера так, что впору побираться идти, а он еще про огурчики рассуждает. Шулер!

Дю Барнстокр не обиделся, а только извлек из рукава маленькую фиалку и приколол к лацкану, отчего у него мгновенно сделался довольный и торжественный вид.

— Скоро мы все будем ходить у него в долговом рабстве. Видел бы ты, как он викинга нашего под орех разделал, — буркнул Рон, а Барнстокр подмигнул мне, доставая откуда-то из-под стола колоду карт.

— Порабощайтесь! — вежливо пригласил он.

— Не играю, — ответил я, и фокусник не настаивал.

Вообще-то к Казику я относился несколько настороженно, по причине давней неприязни к престидижитаторам любого рода, но мысль о том, что дю Барнстокр пощипал-таки моего счастливого соперника, согрела душу и смягчила мое сердце, поселив в нем некоторое подобие симпатии к старому иллюзионисту.

— Сдавай, душегуб, чертова кукла, — тоскливо и покорно согласился Рон, и Барнстокр принялся колдовать над столом, и карты летали у него, словно крупные белые бабочки.

Прикинув, что для отдыха и восстановления душевных сил у меня остался в лучшем случае час-полтора, я поднялся и, извинившись, покинул играющих.

На первом этаже было как-то непривычно пустынно. Видимо, Мебиус всерьез решил налаживать дисциплину, а те, кто не был призван на ковер в ставку неутомимого Кревски, вовремя попрятались по комнатам. Только Кайса, мурлыкая себе под нос, мыла на кухне посуду.

Я собирался уже пойти к себе, когда услышал свист, а затем громкое шиканье.

— Инспектор, — прошептал Симонэ, — пошепчемся?

— Отстаньте, Симон, я хотел немного отдохнуть перед ковром у Меба…

— Я тут поболтал кое с кем и кое-что выяснил. — Не обращая внимания на мои протесты, Симонэ вытащил меня за дверь и, таинственно оглядываясь, поволок куда-то за угол.

Я втайне досадовал на себя, смирившись с тем, что, по всей видимости, до своей комнаты мне сегодня не добраться.

Симонэ заговорщически покосился в сторону дороги, ведущей к Бутылочному Горлу. Я не ответил, и он, по обыкновению, счел это признаком благосклонности.

— Вполне возможно, скоро будем снимать с Мозесом, — почти шепотом пробормотал унылый шалун, похихикивая и вращая глазами.

— Мозес… — ворчливо отозвался я. — Ты думаешь, Меб парил бы нас этими бесконечными дублями сто раз отснятых сцен, если у него есть Мозес?!

— И я так думал, старина, — подмигнул Симонэ, — но наша Кайса два часа назад вернулась из Мюра… — Симонэ сделал паузу и со значением поднял брови, словно ожидая, что я мгновенно догадаюсь, к чему он клонит, и сам закончу фразу. — И… — таинственно продолжал Симонэ, все еще надеясь на мою нечеловеческую проницательность, — отправил ее туда Кревски… И сопровождал нашу Кайсу этот чудак Грис…

— Ну?.. — наконец не выдержал я, уже заинтригованный.

— И по приезде на вопрос Кревски, как он, наша Кайса зажеманилась и сказала, что «вот все другие, так не очень-с, а эти так уж очень похожи-с».

Симонэ так натурально захихикал, кокетливо прикрывшись ладошкой, что я тут же поверил ему. Наш унылый шалун умел схватывать самую суть. В этом хихиканье была вся Кайса. По всем моим прикидкам, ей изрядно перевалило за сорок, но она была глупа, добра и смешлива, как шестнадцатилетняя девчонка. И пожалуй, едва ли во всей съемочной группе можно было отыскать мужчину, хотя бы однажды не забиравшегося за сладким в ее кухонно-кастрюльное царство. Все-таки покойный господин Сневар едва ли нашел бы лучшую хозяйку для своего отеля. Бедняга так и не женился. Наследников у него не было, вот он и оставил свое детище Кайсе. Наша пышечка-кубышечка, конечно, не годилась в администраторы, но по-прежнему идеально и быстро застилала постели и потрясающе готовила. Администратором отеля, его фактическим хозяином был ее старший сын, двадцатидвухлетний вечно косматый юнец с надменно вздернутым подбородком и недюжинной деловой хваткой. Меб до сих пор при упоминании о нем кисло морщился, изредка бормоча что-то о золотых отелях и алчных молокососах. Конечно, консультант из нашей Кайсы получился аховый, да только обычно благосклонная к непревзойденному Кревски судьба на этот раз повернулась к нему спиной: автор книги Петер Глебски наотрез отказался принять участие в работе над фильмом, равно как и вдова знаменитого космонавта и племянница великого фокусника дю Барнстокра Брюнхилд Канн. Так что из всех оставшихся в живых участников истории с пришельцами в наличии у нас имелась лишь безотказная Кайса.

— Значит, все-таки не зря Меб гонял съемочный вертолет… — пробормотал я, пока мысли мои снова и снова возвращались к Кайсе. Доброй, милой Кайсе, к которой неплохо было бы заглянуть вечером, скажем, за чистыми простынями.

Симонэ уже собирался ввернуть в разговор еще какую-нибудь фантастически неправдоподобную подробность, как вдали взревел Буцефал.

Моник, в черной курточке и огромных, закрывавших половину лица солнцезащитных очках, пронеслась мимо, хохоча и что-то громко выкрикивая сквозь рев своего чудовища и облака снежной пыли, взметавшиеся из-под его колес.

— Инспектор! Симон! — смеясь, бросила она, перекрикивая шум своего скакуна и потрясая в воздухе мобильным. — Кревски понадобились наши души.

— А что? Нужно будет расписываться кровью или поверит на слово? — загоготал Симонэ.

— Не спрашивайте меня, спросите инспектора. Он у нас большой знаток в области купли-продажи. Говорят, зеленый горошек, который он рекламирует, расходится как горячие пирожки, — ответила Моник, заглушая мотор и перебрасывая ногу через мощное кожаное седло Буцефала. — А вам, Симон, как мне кажется, совершенно нечего предложить.