Принцесса Диана - Венди Берри

— Очень похоже, что Диана хочет наказать его за что-то, — добавил он. — Спаси нас Господь, если Чарльз принялся за старое. Судя по поведению Дианы, все возможно.

В мае супруги вернулись в Хайгроув. Чарльз не уделял жене никакого внимания, и Диана очень страдала. После утреннего плавания она часами сидела в саду с детьми или смотрела видеофильмы в своей гостиной. Иногда она могла уехать, никому не сказав, куда направляется.

— Этому надо положить конец, — как-то за ужином жаловался один из полицейских. — Нельзя разъезжать одной, не поставив в известность охрану. Кто-то должен сказать ей об этом.

Но Чарльз не беспокоился, полагая, что полиция и телохранители сами должны попытаться воспрепятствовать этим прогулкам в одиночестве. Он был слишком увлечен поло и садом и много времени проводил вдали от дома и бесконечных неурядиц семейной жизни.

Напряженность в их с Дианой отношениях усиливалась, и это отражалось на обслуживающем персонале. Мой сын Джеймс, устав от эгоизма принца и принцессы, 20 мая написал прошение об отставке. Накануне вечером у нас с ним был долгий разговор.

— Может, это смешно, мама, но до недавнего времени я надеялся, что буду чем-то вроде конюшего или личного секретаря. Мне казалось, именно в этом смысл королевской службы, — довольно скептически заявил он. — Но большую часть времени отнимают сплетни и разные прихлебатели.

Придворные — как правило, заносчивые люди с семейными связями — наслаждались жизнью рядом с Властью. В Букингемском дворце были проведены прямые телефоны в комнаты лакея и камердинера, их нужно было называть «сэр» или «мадам», в то время как рядовая прислуга наказывалась даже за минутное опоздание. Типичным представителем этого «клана» являлся мистер Феллоуз, вежливый, но какой-то приторный, который из-за близости к королевской семье считал себя заслуживающим всяческих привилегий. Людей из числа младшего обслуживающего персонала просто не замечали, если только их белые перчатки не оказывались грязными, и тогда им приходилось туго.

— Знаешь, — добавил Джеймс, — я дошел до такой стадии, что больше не могу уважать принца и принцессу. Их ссоры и скандалы становятся невыносимыми. Я не хочу попасть под перекрестный огонь.

Перекрестный огонь, о котором говорил Джеймс, усилился в начале июня, когда принц с принцессой на неделю приехали в Хайгроув. Казалось, любое действие одного выводило из себя другого, и атмосфера обиды и раздражительности ощущалась во всем доме.

Оба подолгу разговаривали по телефону с друзьями: Чарльз — со своей давней приятельницей леди Трайон, которую он называл «Кенгой», и с Камиллой Паркер Боулз; Диана — с подругами и приятелями молодости, включая майора Уотерхауза и банкира Филипа Дюнне. Нам было сказано не подходить к телефону, если звонят по ее личному номеру, а немедленно сообщить ей, где бы она ни находилась. Чаще всего это означало, что нужно со всех ног мчаться в сад, крича, что в ее комнате звонит телефон. Кроме того, перед дверью буфетной висел большой медный колокольчик, с помощью которого мы тоже могли оповещать о телефонном звонке. Диана все бросала и бежала в дом, чтобы снять трубку. Иногда она возвращалась только через час, и на ее лице светилась улыбка.

В дни, когда Чарльз играл в поло, он выходил к завтраку в белой рубашке и бриджах. Его тренер майор Рональд Фергюссон часто приезжал перед матчем, чтобы обсудить тактику игры. Иногда они с телохранителем садились в зеленый «астон-мартин» принца, отправлялись на игровое поле для игры и беседовали прямо там.

Уильям и Гарри ужасно радовались, видя одетого в костюм для игры в поло Чарльза, и умоляли взять их с собой. Принц был явно доволен их вниманием и говорил, что с удовольствием возьмет их на матч, если они пообещают держаться подальше от лошадей. Но желание мальчиков не всегда исполнялось. Это зависело от настроения Дианы. Порой она уступала, несмотря на то, что не любила поло и собиравшееся на матчи общество, а в иных случаях заявляла, что у нее другие планы.

Мы с Полом стали замечать, что между принцем и принцессой началась своего рода борьба за влияние на сыновей. Иногда у Дианы уже действительно было что-то намечено на этот день, но временами она просто придумывала отговорку.

— Мне так жаль, милые, — говорила она. — Но я обещала Марии, что мы с вами приедем сегодня днем. Пойдете на матч в следующий раз.

Когда предлога не находилось, Диана с неохотой соглашалась взять детей на игру с участием отца. Но даже и тогда не прекращалось так раздражавшее Чарльза соперничество. Однажды утром после необыкновенно тяжелого матча, который освещала вся мировая пресса, Чарльз пришел в ярость, увидев, что газеты полны фотографий растянувшейся на траве Дианы и игравшего рядом с ней маленького принца Гарри. Фотографий Чарльза не было совсем, хотя он забил несколько мячей.

Самодовольно улыбаясь, Диана сказала мужу:

— Посмотри, дорогой, на эти снимки. Я и твой сын прекрасно получились, правда?

Чарльз, одетый в рубашку и старые хлопковые брюки, мельком взглянул на фотографии.

— Как фотомодель ты просто очаровательна… — пробормотал он и удалился в сад.

Сад оставался радостью и гордостью принца, и всех гостей приводили сюда на экскурсию — длинную или короткую, в зависимости от проявленного интереса. Ферджи, державшая себя с Чарльзом более непринужденно, чем раньше, слегка подшучивала над ним, когда он демонстрировал друзьям свои цветники.

— Вы хотите сказать, что не видели этих роз? — в притворном ужасе восклицала она. — Разве Чарльз не показывал их вам раньше?

Диана с Сарой корчились от смеха, когда гости были вынуждены ходить вслед за принцем по саду.

Чарльз также гордился своим огородом, а грядки со спаржей приводили его в восторг. Часто, проходя мимо, он вытаскивал из земли несколько растений, приносил их на кухню и со смесью гордости и скромности говорил Мервину:

— Видели, какие великолепные? Не могли бы вы приготовить их сегодня к обеду? Думаю, будет очень вкусно.

После того как принц уходил, Мервин брал в руку маленький пучок побегов и, улыбаясь, бормотал:

— Не особенно сочные, правда? Но поскольку вас собрал принц, так тому и быть.

Диану сначала забавляла такая страсть мужа к садоводству, а затем стала раздражать.

— Если бы я значила для него столько, сколько его проклятый сад, — в сердцах сказала она Полу в один из теплых летних вечеров, когда Чарльз упорно трудился на грядках.

Увлечение Чарльза поло плохо отразилось на его спине. Однажды он спустился к завтраку согнувшись почти пополам с искаженным болью лицом.