2008_51(599) - Газета Дуэль

Но как бы то ни было, а первым при обсуждении взял слово старый писатель Яков Костюковский. На вопрос, надо ли показывать фильм и смотреть его, Яков Аронович решительно заявил: «Надо! И прежде всего потому, что это фильм о Ландау». Ну, это нам хорошо знакомо: «Мандельштама надо издавать и читать прежде всего потому, что это Мандельштам!» Но тут же выступил сын академика Игорь Львович и сказал: «Никакого Ландау в фильме нет, это фильм не о нём».

Кто же прав? Если в фильме нет Ландау, то, может, есть просто гениальный учёный? Увы... Ну, один раз мы видим сей персонаж спорящим с кем-то о чем-то у доски, на которой написаны мелом какие-то формулы или уравнения. Другой раз он написал опять же какие-то формулы на груди обслуживающей его в больнице медицинской сестры. Тут, конечно, возникают вопросы. Во-первых, что, в советской больнице, как в каком-то страшном остроге, подобном «Мертвому дому» Достоевского, не было бумаги и заключенному нельзя было её раздобыть? Во-вторых, что ж, хорошо, пусть перед нами гений и ему, как дураку, закон не писан, но эта сестра, если разрешает использовать свои нежные перси как грифельную доску, кто - тоже гений или битая дура? Наконец, не есть ли это просто очередная тупоумная антисоветчина тех, кого называют дерьмоделами? Эти два эпизода - вот и всё, что проходит в созданном образе по статье «гений». А в остальном...

Сценаристка (извиняюсь, не уловил с экрана фамилию) сказала, что она использовала ещё книгу Майи Бессараб «Ландау». Она - племянница жены учёного и близко знала их обоих. А я знал Майю Яковлевну. Каким-то, не знаю сколь давним, ветром её занесло в Англию. А в 1968 году у неё вышла книга о Владимире Дале. Она подарила её мне с дружеской надписью, а позже - и книгу о Ландау. В «Нашем современнике» я напечатал рецензию о первой из них. Потом были у Бессараб книги о В.А. Жуковском, Сухово-Кобылине, Джоне Риде...

В форме телеинтервью писательница приняла участие в обсуждении фильма. Кроме того, 30 октября в «Российской газете» в связи с этим же фильмом тоже появилось её интервью. Она там сказала: «Первые слова, которые приходят на ум, когда вспоминаешь Льва Давидовича, - это остроумный, добрый и простой». То же самое говорит сын учёного: «Отец был жизнерадостным простым человеком с чувством юмора, очень либеральный». То же - и профессор С.П.Капица: «Это был простой, жадный до жизни человек с прекрасным чувством юмора». Ещё добавил: «Там, где Ландау, царил дух свободы, равноправия, нравственности. Он не терпел фальши».

Итак, простой, добрый, высоконравственный, жизнерадостный, остроумный, либеральный, с чувством юмора, с отвращением к фальши и т.д. Это говорят люди, близко и долго знавшие учёного. Прекрасно! А что нам показали дерьмоделы?

Вот встреча Нового года в каком-то изысканном обществе, похоже, в московском Доме учёных среди мужей науки. Ландау является туда с женой и тремя молодыми синхронными любовницами. А любовниц он вербовал среди жён своих учеников, объясняют нам. В разгар веселья жена с какого-то помоста, держа их за руки, демонстрирует всех трёх пассий почтенному новогоднему обществу, среди коего вполне могли быть и законные мужья сих пассий... Что это - простота, дух свободы и чувство юмора академика? А что с тремя любовницами и с женой - спятили?

Вот, пережив автокатастрофу, после которой два месяца не приходил в сознание, персонаж, как только вышел из комы, немного очнулся, приоткрыл глаза, увидел рядом медицинскую сестру или сиделку, так сразу тут же, не мешкая, завалил её на койку. Впрочем, может быть, она сама нырнула под одеяло к очнувшемуся калеке и изнасиловала его - не знаю, не понял. Что это - жизнерадостность и отвращение к фальши?

Вот приводит он домой в присутствии жены очередную любовницу. Жена по такому праздничному случаю достаёт ему из шкафа свежее постельное бельё, а сама - тоже не без проблеска гениальности - прячется в шкафу. Девица рестелешается и дерьмогений готов предаться любовным утехам - они тем упоительней, когда знаешь, что родная жена, мать твоего любимого сына, где-то рядом, в соседней комнате скребётся в тёмном шкафу. М. Бессараб говорит, что так на самом деле и было. Жена сама залезла в шкаф, а Ландау, обнаружив её там, запер шкаф, и весь сеанс она просидела под ключом. После сеанса муж её отпер и стал выгонять из дома. Мол, ты нарушила наш давний «договор о невмешательстве», по которому я могу вытворять всё, что взбредёт в голову. Что это - доброта? либерализм? остроумие? высокая нравственность?

Словом, никакого гения, повторю, в фильме нет, а есть сексуальный психопат, изувер, садист, патологический циник, маньяк. Участники обсуждения - ученики Ландау - член-корреспондент Академии Наук Борис Иоффе и доктор физико-математических наук Семён Герштейн говорили о дерьмофильме и о созданном образе с отвращением и негодованием. Герштейн очень сожалел, что в своё время не решился сжечь книгу вдовы учителя, которую ему дали почитать ещё в рукописи, а теперь она стала основой сценария. Он назвал книгу лживой, клеветнической, отвратительной. А ведь в сценарии и в фильме все её мерзости ещё и невероятно раздуты. С. Капица сказал: «За судьбу гения берутся какие-то люди и делают из неё нечто непотребное». Было оглашено и мнение академика В. Гинзбурга: чтение воспоминаний вдовы это погружение в ванну с дерьмом, т.е. именно в ту субстанцию, в которой только и могут жить, работать авторы фильма... Ну да, был Лев Ландау человеком увлекающимся, с закидонами, но, как заметила М. Бессараб, всех его возлюбленных можно пересчитать на пальцах одной руки. Я невольно подумал смущенно: а сколько пальцев требуется мне лично?

Но мало того, оказывается, как пишет «РГ», даже сам президиум Академии наук «выразил возмущение этим творением и обратился к руководителю Первого канала К. Эрнсту с просьбой снять ленту с эфира. Академиков возмутила интерпретация жизни учёного. Однако на ТВ заявили: картина пойдёт на экран, чтобы зрители сами определили своё отношение к ней». Да почему бы в таком случае из уважения к зрителям не экранизировать «Майн кампф» со Спиваковским в главной роли? Пусть бы зрители и тут определяли своё отношение. И еще в ответе ТВ говорилось, даже особо подчёркивалось, что «авторы руководствовались любовью к Ландау, а также к его жене».

Дорогие мужи науки, к кому вы обратились! Вам ответил какой-то телеклерк. А этот Эрнст - что ему академики и сама Академия! - и не думал отвечать лично, как Путин не удостаивает ответа бесчисленные обращения к нему по важнейшим вопросам жизни страны вас же, академиков, лауреатов Ленинской, Сталинской и Нобелевской премий, десятков Героев Советского Союза, Героев Социалистического труда, генералов, адмиралов, ветеранов, инвалидов, сирот, погорельцев... Вот свежайший пример. 11 ноября в «Советской России» 48 профессоров и докторов военных, технических, философских наук обратились к А. Медведеву, В. Путину, В. Грызлову, С. Миронову с просьбой сохранить работающую в Твери Военную академию воздушно-космической обороны, которую Сердюков запланировал ликвидировать. Они пишут: «Отбросив мысль о преднамеренном предательстве...». Значит, мысль эта у них есть, она витает в воздухе, но пока они её отбросили. И даже такое обращение не заставит никого из названных адресатов трепыхнуться. Грызлову и Миронову совершенно не до этого - землю роют, что бы ещё такое соврать о Ленине. А уж об остальных и говорить нечего. Для них народ не существует. И это ныне норма жизни любого начальства. Вот как бы не обидеть Буша, не огорчить Саркози, как потрафить Меркель - это они понимают.

Вы только вглядитесь в сытые хари зажравшихся дерьмоделов. Я бы лично с санкции министра культуры Авдеева одну часть их четвертовал, другую - колесовал, третью - посадил на кол. У нормального человека состряпанный их грязными руками персонаж ничего, кроме омерзения, вызвать не может, но ведь они действительно уверены, что сняли замечательный фильм любви к Ландау, слепили кинопамятник знаменитому учёному. Но, как всегда, находятся, конечно, люди, которым всё это очень интересно. Допустим, принимавший участие в обсуждении профессор И.Л. Волгин, большой знаток Достоевского, считает, что дерьмодельский Ландау - «милый, обаятельный эротоман, роль которого превосходно исполнил Д. Спиваковский» («ЛГ», N47). А продюсер фильма Вольнов негодовал: «А-а-а, вы боитесь правды!» Он до конца дней так и не поймёт, что есть вещи, о которых не следует, нельзя говорить публично, да и не только публично, - даже близкому человеку. Например, если вы, Вольнов, допустим, на приёме по случаю столетия Эрнста Всемизвестного, произнося заздравный тост, вдруг от усердия и умиления пукнете, а я буду рядом, то я не рявкну: «Перестань пердеть, болван»! А просто протяну вам пробку от шампанского (не пластмассовую, а натуральную) и деликатно посоветую: «Заткните». К этому обязывает меня моё коммунистическое воспитание.