Юность под залог - Анна Богданова

– Давай!

– Валяй!

– Ну? – гости навострили ушки.

– Вот ситуация прямо такая же, как у нас. Люди отмечают праздник, может, тоже Новый год. Народ за столом – все пьют, едят – шум, гам. Анекдоты рассказывают – вот как я. И вдруг звонок в дверь.

– А за дверью Жубылины! – прокричал Геня, усаживая новопришедших за стол.

– Ой! Кошелев! Ну вот что ты мешаешь-то?! Ненавижу, когда перебивают! Прямо терпеть не могу!

– Ладно, Лид, не отвлекайся! Люди сидят за столом, отмечают праздник, и вдруг звонок в дверь, прямо как у нас, – помог ей Сергей.

– Да не так все было! – взъелась Лида. – Народ сидит за столом, отмечают Новый год. Все пьют, едят. Шум, гам. Анекдоты рассказывают. И вдруг звонок в дверь. Ну хозяин, понятное дело, вылезает из-за стола, идет открывать. Дверь открывается... – таинственно проговорила Моисеева и вдруг как закатится гомерическим смехом. – А за дверью дядька стоит – пьяный в ломотень! Ой! Ха, ха, ха, ха!

– Да хорош ржать-то!

– Ну и чего дядька?

– Ой! Ну не могу! – держась за живот, покатывалась Моисеева. – Ха! Ха! Он икнул и спрашивает: «Мужик, здесь живет Эдита Пьеха?» – И тут она так сильно зашлась в смехе, что лицо ее из пурпурного превратилось в синюшное. – А хозяин... Хо, хо, хо! – пробасила Лида. – А хозяин ему и отвечает: «Ты чо, мужик, ошалел совсем! У нас живет иди ты на х...!» – И Моисеева в истерическом гоготе упала на стол.

Гости тоже покатывались со смеху, но не над анекдотом, а над Лидой Моисеевой.

– Фу! Прямо до колик! До колик! Это ж надо! – все еще прыская, проговорила она, с готовностью подставив рюмку Гене.

– Ну, ребят, проводим старый год! – сказал Кошелев.

Аврора пригубила лимонад и накинулась на маринованные грибы.

Старый год проводили примерно раз пять-шесть, когда Лида, слегка покачиваясь, встала, с грохотом отодвинув стул и деловито постучав выпачканной в винегрете вилкой по рюмке.

– Ребят! – прокричала она и непроизвольно икнула. – Пардон! Ребят! А хотите. Совершенно новый. А ранее неизвестный. А последний анекдот?!

– Ой! Моисеева, ты б лучше обратно села!

– Не-е, – и она, сфокусировав взгляд своих полувменяемых глаз на указательном пальце, погрозила им всем присутствующим. – Я хочу рас-сказать! Это ж самый новейший анекдот!

– Ну давай, рассказывай!

– Народ сидит за столом... – затянула она, а Аврора, позабыв о всяких приличиях, разразилась диким смехом. – Ха, ха, ха! Ой! Ну не могу! – в унисон ей закатилась Моисеева. – Звонок в дверь. Хозяин идет открывать. Охо, хо, хо, хо, хо! Ща описаюсь! Не могу! – визжала Лида, словно ее резали. – Скажите, здесь живет Эдита Пьеха? – Снова взрыв гогота, и Моисеева, сметая все на своем пути, кинулась в туалет.

– Во чумичка! Серег, и как ты с ней живешь-то? – поинтересовался Кошелев.

– Ну она ж не всегда такая.

– Давайте последний раз старый год проводим! – предложил Козликов. Вздрогнули. Выпили.

– Ой! А чо это вы без меня? – В комнате появилась Лида с задранной по самое не балуй и без того короткой юбкой. Опрокинув стопарик, она вызвалась рассказать очередной новый анекдот.

– Хватит, Моисеиха!

– Заткнись!

– Лида, успокойся! – дернул ее Сергей за рукав.

– Оссань! Вы чо, мне не верите, ждо ли? Да я годову на оссичение даю – никто из вас его не знает! Это ж свежайший анекдот!

Нечего говорить, Новый год удался на славу. Моисеева ровно тридцать пять раз рассказывала один и тот же анекдот. Она укатала всех гостей, включая Геню с Авророй, но, несмотря на выпитую бутылку шампанского после изрядного количества водки, на слабость в членах и слипающиеся глаза, в три часа ночи Лида в тридцать шестой раз поднялась из-за стола и, опрокинув стул, промычала, громко рыгнув, завела все ту же волынку. Генька на вопрос: «Здесь живет Эдита Пьеха?» – со злостью прокричал: «Нет! Здесь живет Лидуха на х...!»

– Ой! – словно опомнилась она. – Так вы тоже его слышали?! – удивилась Лидуха и, плюхнувшись на стул, любезно подставленный ей под зад Сергеем, моментально заснула мертвецким сном. Она откинула голову. Грудь ее то вздымалась, то опускалась, напоминая движение гидравлического пресса. На том празднование Нового года для Лидии Моисеевой было закончено.

А через час и все присутствующие были наповал сражены горючей смесью из водки, коньяка, шампанского и «свежайшего» Лидиного анекдота.

Вот такой бестолковой, не своей жизнью жила Аврора до рождения ребенка: Новый год она встретила среди чужих, малознакомых ей людей. В доме Метелкиных она чувствовала себя не слишком уютно. Мамаша с отцом периодически вываливали на ее голову свои проблемы и заботы. Больше трудностей (хоть и приятных), конечно, было у Владимира Ивановича – хлопоты по поводу свадьбы и устройства на новую работу буквально захлестнули его. В результате к концу февраля он был уже женат и определился относительно работы. Он очень удачно устроился в НИИ неподалеку от дома экспедитором по снабженческой части. Когда Аврора интересовалась, в каком именно институте служит отец, Гаврилов с нескрываемой важностью и ощущением собственной значимости отвечал: «В секретном». И точка. При его-то болтливости такая скудость информации казалась просто удивительной! Чем он снабжал этот секретный институт, тоже неизвестно, как и то, что он экспедировал. Одним словом, тайна, покрытая мраком.

Но очень скоро квартира Владимира Ивановича стала наполняться толстыми пластмассовыми лоточками, бутылями ацетона и глицерина, химическими карандашами и толстыми черными (по локоть) резиновыми перчатками.

Что касается его свадьбы, то она прошла тихо и скромно. Зинаида Матвеевна, естественно, не присутствовала на ней из-за злости, ненависти и ревности – была б ее воля, она б и вовсе разорвала эту гадину Калерину!

Аврора не явилась, потому что накануне отцовского бракосочетания у нее начались схватки, и, вместо того чтобы познакомиться с «новой мамой», она сама стала матерью, в муках родив на свет плод своей любви с Юрием Метелкиным.

Новорожденную назвали Ариной под сильнейшим напором и давлением Владимира Ивановича. Он сорвался и, оставив «молодую» на целый вечер в медовый месяц, пригнал к Метелкиным домой. Гаврилов ворвался в маленькую комнату и, выпучив глаза, еще не видя внучки, принялся орать, как умалишенный:

– Почему меня никто не слушает?! Почему со мной никто не считается?! Что ж это такое! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! Тук, тук, тук, тук, тук, – он нервно отстукивал по детской ванночке. – Раз ты, Аврик, мою фамилию сменила, раз предала меня, называй внучку, как тебе говорят! Нареки девочку Ариной! В честь няни Александра Сергеевича Пушкина! Что? Западло? Ведь отец просит, – канючил он. – Почему отцу-то приятное не сделать?! – Он хотел было еще что-то сказать, но в эту минуту ребенок неистово заорал.