Приключения Шоубиза - Ира Брилёва

В этом прелесть моей удивительной вселенной, которую я обслуживаю уже много лет. В этом ее мгновенном молчаливом умении превращать любую уродину в принцессу, а страшную замызганную комнату — в сказочный чертог. За способность к этим удивительным метаморфозам я когда-то и полюбил свою будущую работу.

Из сверкающей полутьмы внезапно возник Шрекер.

— Ну, что, так лучше? — его глаза блестели как у ребенка, только что поздравившего маму с Восьмым марта. Меня осенило. Это он только что устроил эту удивительную метаморфозу! Милый, замечательный Шрекер. Я молчал и смотрел в его улыбающееся лицо, не мигая. Улыбка слетела с его губ. — Тебе не нравится? — уголки его рта задрожали, и я спохватился.

— Что ты! Все замечательно!

Он снова заискрился радостью.

— Ну слава богу! А то я уже было подумал, что не угодил. Это, — и он широким жестом сказочного короля указал мне на сверкающий зал, — караоке-бар, самый знаменитый. Ты, что, тут никогда не был? — Я отрицательно мотнул головой. — Ну, ты даешь! Ничего, я тоже здесь не часто бываю. Но тут клево, вот увидишь. Я же обещал тебе, что сегодня у тебя будет разгрузочный день. Ты, что, забыл?

Да, я забыл. Но сейчас вспомнил, что он мне это обещал, сразу после того как мы на минутку заскочим в одно место. Но я был не в претензии. То место мне тоже очень понравилось.

— Подожди немного. Я уже кому надо позвонил, они скоро будут.

Таинственность — это любимый конек детей и гениев. И я стал ждать. Обычно, это я говорю своим друзьям и клиентам: «Подождите, сейчас к вам приедет праздник». Для меня еще никто и никогда такого не устраивал. Ну, может быть, мама в глубоком детстве. И то я этого не помню. А сейчас предвкушение праздника подкралось ко мне, как пушистый зверь из другого измерения, и терлось о мои ноги, мурлыкая и прося ответной ласки. И я понемногу погружался в атмосферу этого надвигающегося праздника, моего праздника.

Стробоскопы, наконец, набрали полную силу и сейчас бешено вращались, рассыпая вокруг себя все новые и новые фейерверки, полутьма подпрыгивала-подскакивала в такт все сгущающимся и уплотняющимся ритмам, летящим из большого черного ящика в углу сцены. Они как-то незаметно проглотили уютные негромкие мелодии, но меня это ничуть не напрягло.

Первые посетители стали просачиваться в караоке-бар, воровато оглядываясь по сторонам. Казалось, они никак не могут сообразить, туда ли они попали или не туда. Но уже через десять минут народ повалил толпами, быстро заполняя некрупное помещение, и всем стало не важно, куда именно сегодня их занес этот многообещающий вечер.

Было много ярко накрашенных девушек. Они как райские птички перелетали от одного диванчика к другому, нежно целуя друг дружку в раскрашенные розовой пудрой щечки и мгновенно делясь информацией. Щебет от этого поднялся такой, что, казалось, тропики Новой Зеландии вдруг приняли нас в свои нежные объятия, и теперь вокруг не стены клуба, а стройные пальмы и эвкалипты, напоенные пением миллионов цветастых попугайчиков, и пронизанные светящимся и переливающимся солнцем Экватора. Хотя никакого Экватора в Новой Зеландии и быть не может. Но это в Новой Зеландии, а у нас — запросто.

Клуб наполнялся все новыми и новыми людьми. Они также несли сюда свой звук и цвет. Зал за прошедшие полчаса изменился до неузнаваемости. Даже тяжелый запах исчез, уступив место новым свежим запахам элитного табака, алкоголя и дорогого парфюма.

Через полчаса здесь уже негде было яблоку упасть. Я не знаю, кому именно из этих людей звонил Шрекер, но, видимо, каждый из них прихватил еще по пятеро знакомых и друзей. Музыка разыгралась в полный рост. Обычную человеческую речь уже нельзя было разобрать. Все вокруг кричали во весь голос или просто размахивали руками, переходя на язык жестов. Но, к моему удивлению, я чувствовал себя превосходно.

Вокруг нашего со Шрекером диванчика было не протолкнуться. Я с удивлением заметил, что несколько лиц из мелькавших вокруг мне удивительно знакомы.

Ба! Да это же публика из той, прошлой тусовки. Видимо, Шрекер, чтобы сильно не заморачиваться, просто обзвонил гостей новорожденного политика и пригласил их сюда. И поскольку на том мероприятии все уже было съедено и выпито и становилось скучно, то гости просто перебежали сюда, к нам, благо, от одного заведения до другого было не больше двухсот метров.

Я почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Подумать только! Шрекер, чтобы сделать мне приятное, организовал весь этот бардак, и народ ради меня сбежал со дня рождения такого известного человека!

Вообще, на мой взгляд, политика за прошедшие несколько лет как-то смешалась, даже срослась с шоубизнесом. И наш сегодняшний именинник был тому ярчайшим примером.

Если бы существовало гран-при за самую раскрученную раскрученность, то этот весьма неглупый и оборотистый сын юриста несомненно получил бы его первым. Он так интенсивно занимался раскруткой собственного имени, что становилось непонятным, зачем ему политика. Он выпускал пластинки с песнями, где пел всякую чушь сольно и вкупе с известными персонами. Он делал духи имени себя. Он не пропускал ни одной светской тусовки, а его книги выходили огромными тиражами. Я однажды пролистал одну книгу, так, из любопытства. В основном там были его бессмертные высказывания. Разновидность обрусевшего цитатника Мао Цзедуна.

Он даже снял фильм про себя любимого. Складывалось впечатление, что высокие политические трибуны — это лишь бесплатное приложение к его сценическому имиджу, а государственное учреждение, где он работал — это лучшее в мире пиар-агентство. И зачем ему все эти государственные заботы? Ехал бы сразу в Голливуд. Там такие люди обязательно становятся мегазвездами.

Мы со Шрекером сидели, развалившись на самом центровом диване, и вокруг нас двигалось это безудержное веселье. Девушки, не найдя мест на других диванах, садились на ковер прямо у наших ног. Взрывы хохота вспыхивали то тут, то там, соревнуясь в искрометности со стробоскопами. Было весело и шумно. Допивая очередной коктейль — я уже не помнил, который он по счету, я вскакивал и пускался в пляс с очередной подсевшей к нашей компании милашкой. Когда я возвращался к дивану, то обнаруживал, что мое место занято очередной ярко накрашенной девушкой. Я тут же плюхался к ней на колени под громкий хохот всех присутствующих, и никто не возражал против такого положения вещей.

Так продолжалось бесконечно долго. Воздух от дыма и грохота стал непригодным для дыхания. Но мы пили, пели и плясали почти до утра: мы по очереди и все вместе горланили караоке, мы выкидывали немыслимые коленца под немыслимые ритмы, и я в очередной раз за прошедшие сутки был абсолютно счастлив.

Под утро мои глаза вращались в одном ритме со стробоскопами, и почти так же из них блестящими струями вылетали искры и фейерверки. Я понял теперь, почему эта комната имела такой высокий потолок. А куда деваться фейерверкам?

На улице светало, и мы со Шрекером наконец решили, что веселья на сегодня достаточно. Мы вышли на улицу и вдохнули полной грудью предутренний сизый сумрак.

— Ну, что, ты развлекся? — спросил он меня, еле-еле передвигая свой одеревеневший язык по рту.

— Еще как! — отвечал я ему такими же шепелявыми звуками, потому что мой язык тоже абсолютно высох и одеревенел от алкоголя и громкого пения.

— Как тебе мои друзья? — спросил Шрекер. — Правда, клёвые?

— Ага. Особенно девчонки.

Шрекер, покачиваясь, остановился.

— А где ты видел девчонок? — удивился он. — Я девчонок не звал.

И тут, даже сквозь алкоголь и туман бессонной ночи в мое сознание пробилась одна мысль — друзья у Шрекера — геи и трансвеститы. Получается, я всю ночь напролет веселился на гей-вечеринке? Улет! Эта мысль меня так позабавила, что я принялся хохотать, не обращая внимания на пустые предутренние улицы, которые эхом разносили мой хохот на несколько кварталов вокруг. Пара заспанных дворников шарахнулась от меня в подворотни. Шрекер недоуменно уставился на меня, не зная, как реагировать на мой гомерический хохот.

— Ты хочешь сказать, что мы с тобой всю ночь тусили на гей-вечеринке? — выдавил я из себя, захлебываясь хохотом.

— Ну, да. А что тут такого. Они все классные. Разве тебе не было весело?

— Было, очень даже было, — булькал я, вспоминая, как я плюхался на коленки к очередной красавице, занявшей мое место на диване.

Наконец, отсмеявшись, я пришел в себя, и мы пошли искать машину Шрекера. Она обнаружилась очень быстро, но вести ее ни он, ни я были не в состоянии. Шрекер покрутил головой по сторонам, обнаружил случайно задержавшегося на улице милиционера, и тот ровно за сто долларов бережно погрузил нас в черный джип, сел за руль и, спросив адрес, быстро домчал нас к Шрекеру домой. Взяв напоследок под козырек, мент исчез, а мы завалились спать, даже не имея сил снять с себя туфли.