Ухо - Леонид Каганов

– Давай-ка, Гейтс, помянем с тобой разные хорошие штуки, которые я потерял… – я поднял рюмку.

Гейтс недовольно мяукнул.

– Извини, – сказал я, опустил рюмку, вылез из-за стола и насыпал ему корма.

Гейтс начал лопать, я снова поднял рюмку и начал:

– Гейтс, а Гейтс? Давай-ка с тобой помянем компьютер. Понимаешь, Гейтс… Да ничего ты не понимаешь… Ты работал когда-нибудь за компьютером, Гейтс? Нет? А что тебе мешает, если у тебя есть глаза? По ноутбуку ты, помнится, топтался, грелся на нём, когда я приносил с работы… Ты вообще понимаешь, что такое компьютер, Гейтс? Компьютер – это когда вся твоя жизнь лежит на твоём столе и одновременно по всему миру. Это фотографии из Турции, куда ты ездил с Аллой. Это вся переписка, вся работа, все фильмы, все книги, вся музыка… А ещё интернет, где скоро будет вообще всё, что люди собрали за свою многотысячную историю, только задай вопрос – и подставляй мешок для ответов. И вот всё это у тебя много лет было, а теперь отобрали. Понимаешь? – Мне показалось, что Гейтс кивнул. Хотя он стоял ко мне задом и просто тыкался мордой в миску с кормом. Я поднял рюмку: – Прощай, компьютер!

Закусывать я пока не стал, а налил следующую:

– После компьютера, Гейтс, мы с тобой помянем телевизор и кино. Ты меня слушаешь вообще, морда? ТВ и кино – тоже экраны, которые созданы световыми людьми для световых людей и больше ни для кого. И пусть они не всегда умно смотрелись, но… – Я махнул рукой. – Прощайте, экраны!

Закусив сыром, я немного посидел на табуретке, наблюдая, как Гейтс шумно лопает. Тоска не проходила. Наоборот – усиливалась. Я налил следующую рюмку.

– Слышишь, Гейтс! Хватит жрать! Жрать хватит, говорю! – Я потыкал в него тапочком, и Гейтс обиженно мяукнул. – Вот так-то. Ты знаешь, что такое общение, Гейтс? Что? Ну-ка, отвечай! Мяу? Нет, брат лохматый, не мяу. Общение – это почта, бумажная, электронная, сообщения всякие, SMS… Что, Гейтс? Мяу?.. Ну… – Я шмыгнул носом. – В чем-то ты, конечно, прав. Мяу наше с тобой звуковое – конечно, тоже общение. Хоть какое-то общение мне оставили, и то спасибо… Вот только твоё «мяу» недалеко полетит. А чтобы далеко полетело, да в любую щель просочилось, придется твоё «мяу» записать буквами. Хоть на время. А вот с буквами у меня теперь полное мяу… Брайль плохая замена Кириллу и Мефодию. – Я взмахнул рюмкой, так, что водка плеснула через край. – Прощайте, буквы, прощай общение!

Закусив сыром и заставив себя разжевать стальной кусок хлеба, расцарапавший мне всё нёбо, я повернулся к Гейтсу:

– За транспорт мы пить будем, Гейтс? За машину, которую мне не водить? А за работу, за мою профессию? Или мы уже пили за компьютер? – Я вздохнул, а Гейтс зевнул. – Да, с логикой у меня что-то плохо. Вот так и теряются профессиональные навыки… Нет, надо выпить. Прощай, транспорт! Прощай, работа!

Я встал, походил по кухне, порылся в холодильнике, но там больше ничего не было, кроме сырой картошки, разложенной по полочкам рукой Аллы… Я вздохнул и нежно положил руку на одну из картофелин, ожидая, наверно, почувствовать остаток тепла её руки. Разумеется, картошка была ледяной, да ещё и сырой на ощупь. Пора. Надо было за это выпить в первую очередь, да всё у меня так. Я налил рюмку.

– Ты уж извини, Гейтс, за женщин я выпью без тебя. Да ты вроде и не слишком переживаешь, что кастрировали, верно? Без лишних слов, – я поднял рюмку, – за женщин. За любовь. За Аллу. За праздник тела и бархатную кожу. А не багровые пульсирующие кишки, которые мне подсунули взамен. Прощайте, женщины, прощай любовь!

Не успел я запихнуть в рот кусок сыра, как в прихожей заполыхал звонок. Я сразу понял, что это вернулась Алла, и бросится к двери так быстро, что меня немного занесло и протащило плечом по стенке коридора. Но за дверью стояла Андреевна.

– Вот вижу, снова свет горит, дай, думаю, зайду! – начала она бойко.

– Честно говоря, занят, – сообщил я, проклиная себя за то, что не догадался проверить выключатели после ухода Аллы, – Кота своего воспитываю…

– А я ненадолго, – Андреевна попыталась вползти в дверной проем, но я держал оборону крепко, и она отступила. – Что ж ты Саша, меня так подвёл, а? Васятка-то с женой уверены, что это я тебе рассказала, как он твою машину мял! Ох, ругали меня вчера… Думала, убьют. Разве ж я тебе рассказала, а? Совесть бы поимел?

– Ольга Андреевна, а… собственно, что я сделать должен?

– А ты подумай!

– Что-то я совсем не соображаю, что вы хотите…

Андреевна принюхалась и нахмурилась.

– У-у-у-у… Так ты пьяный, я погляжу?

– Извините, Ольга Андреевна, – Я старался выговаривать слова как можно точнее. – У нас с котом важный разговор, поэтому я бы хотел…

– Ладно, последний вопрос, – неожиданно потупилась Андреевна и перешла на шёпот, – Саша, вот ты экстрасенс… У меня к тебе дело, – Андреевна полезла за пазуху, достала что-то невидимое и развернула ко мне, старательно закрывая левую часть ладонью. – Вот фота. Сюда не смотри, не смотри, кто тут сбоку сидит, тебе знать не надо. Смотри по центру: это – я на ней. А это – она подо мной. Запомнил её?

– Кого?

– Её. Скамейку у подъезда. – Андреевна многозначительно погрозила пальцем, спрятала снимок и вздохнула. – Стырили скамеечку, стырили. Ты б смог её по фотографии найти?

– Ольга Андреевна, кто вам сказал, что я экстрасенс?!

– Так весь дом уже знает! – лучезарно улыбнулась Андреевна. – Ну, ты про скамеечку-то подумай пока, я не тороплю, а вот ещё дело, может, для тебя попроще… – Андреевна воровато оглянулась, жестом попросила меня нагнуть голову и зашептала в ухо: – В сороковой квартире у нас живут армян с армянкой и младенец ихний. Армян шофером работает, а армянка медсестрой в нашей поликлинике. А кажную ночь там у них по полу – стуки. Туту-ту-бух! Туту-ту-бух! И я говорю точно: завод там у них, и варят они этот… иксоген!

– Это вам в милицию надо, – строго сказал я.

– Ходила! – замахала руками Андреевна. – Не слушают! Вот если б ты глянул насквозь, а?

– Да не умею я насквозь глядеть! – возмутился я.

– Тс-с-с! – Андреевна заговорщицки мне подмигнула. – Полная тайна!

И я сдался.

– Кстати, Ольга Андреевна, а кто подо мной живёт?

– Ковальчук, – отрапортовала Андреевна. – Только она в Рязани у сестры. А в квартиру ходит ейная внучка пылесосить. А что?

– Не нравится мне эта квартирка, – вздохнул я.

– Наркоманы, – кивнула Андреевна. – Известное дело. – Она вдруг подобралась. – А что? Опять они там собрались?!

– Угу, – кивнул я, чувствуя себя то ли разведчиком, то ли предателем.

– Батюшки! – охнула Андреевна и приложила руку к сердцу, – Пойду приму меры и валидол.

Андреевна ушла, а я потушил свет, запер дверь и вернулся на кухню. Гейтса нигде не было. Я налил рюмку и сел.

– Гейтс! За что мы пили? Ау?

Гейтс тут же выпрыгнул из-под стола, вскочил на табуретку передо мной и облизнулся.

– За что мы пили, спрашиваю? Отвечать!

– Помина-а-али! – ответил Гейтс, зевнув во всю пасть.

У него получилось скорее «поми-мяу», но я расслышал.

– Поминали… – кивнул я, – Поминали, чего я лишился. Ну, значит, теперь праздновать будем, что я нашёл… А что я нашёл, Гейтс? Профессию экстрасенса? Создадим с Андреевной следственную бригаду? Буду следить за соседями и подглядывать за наркоманами? Или, вон, генерал предлагал – стены просматривать, прежде, чем сверлить. Тоже работа. Ну, – я поднял рюмку, – Здравствуй, профессия экстрасенса!

Закусив последним кусочком сыра, я встал и подошёл к окну. Ночной город светился ровным белым шумом. Шумом, который за эти четыре дня уже пропитал меня насквозь и вызывал лишь приливы тошноты. Или это водка? Я налил ещё рюмку.

– За шум? – спросил Гейтс.

– За шум, – кивнул я. – Разноцветный шум днем и ночью, от которого нет покоя. Здравствуй, шум!

– Закусывай, закусывай, – Гейтс кивнул на хлеб.

– Да ну его, горло дерёт, – поморщился я.

– А ты в воде размочи, – посоветовал Гейтс.

Я отвинтил кран и подержал хлеб над струёй воды. И налил ещё рюмку.

– За что, Гейтс?

– За деньги? – предложил Гейтс.

– Что-о-о? – обалдел я. – Какие деньги, милый?

– Ну, – Гейтс задрал лапу и начал выкусывать что-то в шерсти. – Ты вон, сколько денег выбил. Со старой работы. За ремонт крыла. Даже за аварию содрал, сколько положено…

Я долго и укоризненно смотрел на кота, но он укоризны не замечал, а продолжал выкусываться. Нужны были другие аргументы. Тогда я поставил рюмку и вышел в коридор. И вскоре вернулся, держа в руках пачку с моими сбережениями.

– Вот про это ты говорил, да? – я сунул деньги ему в морду. – Жри! Отворачиваешься? Нет, жри! Жри, гад! Не хочешь жрать? Не нужно тебе? А мне нужно?

Гейтс обиженно молчал.

– На, смотри!

Я дернул за рукоятку и распахнул оконный стеклопакет. В кухню ворвался прохладный сквозняк и заметался синими шуршащими искрами.