Утро в раю (очерки нашей жизни) - Александр Фитц

— Эх-хэ-хэ, — вздохнул Дик, и решил о внуке не писать, одновременно вспомнив, как тот ошарашил его Марксом. Надо же что придумал! А может, кто подучил? Нет, вряд ли. Сам изобрёл, проходимец.

Дело в том, что трагикомичную историю Дика, которого власти отказались признавать немцем, знал едва не весь городок и ещё масса земляков и родственников. Возмущённый Фридрих Янке, с которым они работали в Совете немцев Киргизии, в знак протеста даже предложил не голосовать на ближайших выборах ни за одну из табулированных партий Германии, оповестив об этом прессу. Мол, пока не прекратите издеваться над Диком, поддерживать вас не будем.

— А кого будем, точнее, будете? — спросил его Дик. И получилось, что некого, так как ни одна из партий особой любви и сочувствия к братьям и сёстрам, приехавшим с Востока, не испытывала. Правда, правые вроде признавали их за своих. Но всё больше на словах, а хотелось, чтобы на бумаге, то есть в Уставе и Программе всё чётко зафиксировали.

«Хотя, может быть, зря переубедил я Фридриха, — подумал Дик. — Уж к кому примкнуть — нашли бы, а христианские демократы, глядишь, озаботились. Разве у меня одного такая проблема? Но тёща, как узнала, заволновалась: опять ты в политику, да ещё без паспорта, о детях подумай, Карл Маркс наполовину с Энгельсом.»

Это у неё такая присказка. Дурень и авантюрист сказать стесняется, вот и облекает осуждение в намёк. Ну а Сашка усёк и материализовал прабабкины слова.

Вспомнив недавнее столкновение внука на футбольном поле, Дик стал размышлять о том, что в Средней Азии российские немцы мирно уживались и с киргизами, и с казахами, и с корейцами, крымскими татарами, турками-месхе-тинцами, уйгурами, узбеками. И вообще едва не половина их браков были смешанными: с русскими, украинками, татарками, еврейками, удмуртками, белорусками. Короче, вся таблица Менделеева. И ведь Сашка после того случая подружился с Абдуллой, так зовут того турка, а не стал враждовать. Но и тот, что характерно, тоже не набычился. Может, об этом рассказать? И вообще, написать, что российские немцы — голубая мечта германских космополитов: песни поют немецко-русские, на католические и лютеранские праздники готовят узбекский плов, жарят свиные рёбрышки, пекут яблочный штрудель, пиво предпочитают немецкое, а вот водку, уж простите, русскую.

Нет, это будет слишком. Хотя, если упереть в «голубую мечту», может, и найдёт отклик, если не у канцлера, то наверняка у его заместителя? Подумав об этом, Дик усмехнулся.

И всё же с чего начать? Может, взять и написать, что Германия для него как мать. И была ею, и есть, и будет. А матери они ведь разные бывают: добрые, строгие, нежные, иногда не очень справедливые. Да, с ним поступили несправедливо, но ведь мать, как и родину, не выбирают. А его родина, хотя и родился в Киргизии, и по-русски говорит лучше, нежели по-немецки, Германия. Почему? Наверное, потому, что всегда ощущал себя немцем. Как так получилось? Не знаю. Наверное благодаря родителям, да и советское государство, оно ведь постоянно напоминало через пятый пункт в паспорте, через радио, телевидение, газеты, кинематограф: ты — немец, немец, немец. Вот я и отправился в Германию как немец, а когда приехал, мне говорят — киргиз.

Горько усмехнувшись, Дик придвинул к себе листок бумаги и написал:

«Здравствуйте, уважаемая госпожа канцлер. Меня зовут Виктор Дик.

Вместе с женой, двумя сыновьями, одной снохой и одним внуком мы приехали из Киргизии. У нас всё хорошо. Мы очень счастливы и благодарны Германии за то, что нас здесь приняли, дали кров, питание, а скоро помогут с работой. Я, госпожа канцлер, самый счастливый человек на планете. Я ни на что не жалуюсь и всем доволен, потому что сбылась моя давняя мечта: я дома, и пишу моему канцлеру по-немецки.

С уважением и пожеланием Вам всего самого наилучшего».

Вложив письмо в конверт и приклеив марку, Дик посмотрел на часы. Было без четверти семь.

Почту, как он знал, из ящика, что находился у магазина «Норма», изымали ровно в семь.

— Ещё успею, — решил Дик, и на цыпочках, чтобы не разбудить Марту, направился в прихожую.

2009 г.

Изгои нашего времени

В конце 1992 года спецслужбы Израиля осуществили одну из самых секретных и масштабных, как отметили позже специалисты, операций на территории недавно распавшегося СССР. Из охваченного огнём гражданской войны Таджикистана самолётами были вывезены практически все оставшиеся там евреи и члены их семей других национальностей. Всего около шести тысяч человек.

Выполнение этой задачи представлялось архисложным. Во-первых, гражданские лица не могли свободно передвигаться по стране, разделённой вооружёнными формированиями на многочисленные анклавы. В Душанбе, из аэропорта которого планировалось осуществить вывоз людей, шли уличные бои. Прямых полётов из Душанбе в Израиль не было. Связи с евреями, жившими в различных регионах Таджикистана, прервались. Официальный Иерусалим не имел здесь ни посольства, ни представительства, ни необходимых контактов. Для Израиля ситуация осложнялась ещё тем, что в Таджикистане действовали эмиссары афганских группировок и иранских спецслужб, поддерживавшие местных исламистов. И всё же операция по вызволению евреев была осуществлена. Причём блестяще. Ну а вспомнил я о ней в связи с последней гражданской войной в Киргизии, которую почему-то называют «противостоянием оппозиции действующей власти», а ещё «межэтническими столкновениями». Вероятно, из соображений пресловутой политкор-ректности.

Итак, весной-летом 2010 года в Киргизии в очередной раз раздались выстрелы, прогремели взрывы, полилась кровь, запылали дома. Одновременно начались погромы, захваты предприятий, земельных участков и имущества живущих здесь русских, немцев, украинцев и депортированных сюда 67 лет назад из Грузии месхетинских турок. Но на этом факте мировая пресса внимания не концентрировала. Да, о том, что банды киргизов грабят и убивают узбеков, говорили, а вот что то же самое, и не только в южных областях республики, они творят в отношении европейцев и месхетинских турок — молчок. Но ведь у многих, и у меня в том числе, остались в Средней Азии друзья, знакомые. Наконец, есть Интернет. Поэтому никакой тайны, говоря о погромах и убийствах европейцев, я не раскрываю, и никакой напраслины ни на кого не возвожу. А ещё, даже без подсказки Нострадамуса, могу сказать, что эти погромы повторятся. Когда? Да в любой день. И в соседних республиках они могут начаться. И тоже в любой день.

Средняя Азия — сложный регион, разделённый не только горными хребтами и пустынями, но также национальными амбициями, непрощёнными обидами, религиозными пристрастиями. Плюс ужасающее обнищание значительной части населения и непрекращающаяся война больших и малых кланов за контроль над природными ресурсами, банковской сферой, промышленным сектором и государствами в целом. А ещё в этом регионе столкнулись интересы политических тяжеловесов: США, России, Китая, ЕС, воспрянувшей мусульманским духом Турции, Пакистана, что тоже не способствует стабилизации ситуации. Короче, ничего хорошего ожидать здесь не приходится. И прежде всего инородцам, к каковым относятся потомки депортированных немцев, работавших на урановых и угольных шахтах, каменоломнях, рудниках, хлопковых и табачных плантациях.

По переписи населения 1989 года в Киргизии проживало около 102 тысяч российских немцев, и они составляли 2,4 % населения республики. Для сравнения, русских в Киргизии тогда проживало 917 тысяч, украинцев — 108 тысяч, что соответствовало 21,5 % и 2,5 % населения страны. В момент, когда я пишу эти строки, то есть к лету 2010 года, немцев в Киргизии осталось тысяч десять. Более чем вдвое сократилось число русских и украинцев. Ну а чувство «зыбкости существования», которое впервые посетило европейцев после кровавых столкновений между киргизами и узбеками 1990 года в Ошской области, после вторжения вооружённых формирований Исламского движения Узбекистана (ИДУ) в южные регионы Киргизии и Узбекистана в 1999–2000 годы, а также вследствие «тюльпановой революции» 2005 года, сменилось паническим страхом.

Но если русские и украинцы могут теоретически возвратиться на свою историческую родину в РФ или Украину, то российским немцам деваться некуда. Их нигде не ждут. О них нигде даже не вспоминают. Ни в Москве, ни в Киеве (до массовой депортации 1941 года на Украине немцев проживало больше, чем в Поволжье), ни в Берлине.

24 июля 2010 года Дмитрий Медведев подписал новую редакцию Закона, по которому государственная политика РФ в отношении соотечественников за рубежом приобрела новые правовые, исторические, политические, культурные и моральные основания. Теперь государство Россия — как историческая родина — признаёт своими соотечественниками только тех, кто подтвердит свою самоидентификацию уполномоченным МИДом чиновникам и активистам. Кто, как отметил российский историк и общественный деятель Модест Колеров, докажет, что является не только представителем русской или любой части России, русской истории и культуры, а непременно «профессиональным соотечественником»[66]. И в этих новых реалиях у российских немцев, о которых официальный Кремль не то что думать — даже вспоминать не хочет, шансов вырваться из среднеазиатского котла, по крайней мере по программе соотечественников, — никаких. Да и зачем они России? Чтобы присоединились к голосам тех, кто просит восстановить республику на Волге? Напоминает о депортации и геноциде, которым подвергли российских немцев? Заявляет, что деньги, выделяемые из бюджета ФРГ, которые прогоняют через пресловутый Международный союз немецкой культуры, тратятся на что угодно, только не на российских немцев? Ведь, согласитесь, куда приятнее зазывать немцев из Германии: на пепелища, в тайгу, болота, обещая статус «соотечественников».