Отторжение - Инна Тронина

Здесь на меня всегда нападала тоска. Сегодня она получилась сладкая, мятная. Сердце трепыхнулось — словно по нему ударили кулаком. Я так хорошо знала этот Дом изнутри! Представляла, как сияют сейчас чисто вымытые сплошные стёкла, и тёплые жёлтые квадраты ложатся на ковровые дорожки коридоров! И, как тогда, открывается с высоты панорама Москвы. Изгибается река, и копошится людской муравейник на Новом Арбате. И несётся по набережной поток машин — как тогда…

— Кого я вижу? Оксана!

Знакомый женский голос заставил меня сильно вздрогнуть. Он донёсся будто из тех, навсегда ушедших дней.

Людмила Аркадьевна, буфетчица с шестого этажа, мамина приятельница, стояла на дорожке и улыбалась. Похоже, она работала на прежнем месте, не усложняя себе жизнь воспоминаниями. Полная, цветущая, в кожаной куртке с узором, в юбке из плотного шёлка и в рыжих шнурованных ботинках на каблуках-рюмочках, она была очаровательна. Те же карие весёлые глаза, платиновые кудряшки волос.

С ней были две официантки, которых я знала чуть похуже. Тоже в коже и замше, так что явно не бедствуют. По-моему, они тогда работали в столовой, но очень быстро перестали приходить, затаились. А вот мама оставалась в Доме до последнего. И потому у неё даже могила символическая, а эти духами благоухают, на солнышке греются…

— Здравствуйте. — Мне очень хотелось куда-нибудь сплюнуть. — Познакомьтесь — Александр, — представила я своего спутника.

По его лицу я поняла, что таким поворотом дела он доволен. Значит, надо поддерживать разговор. Мы можем, не вызывая подозрений, стоять напротив «Мишеля» и наблюдать за происходящим вокруг.

— Это — твой муж? Ну, блин, какого красавца себе отхватила! Оксанка, самая-то покажись! Прямо топ-модель, правда, девочки? И никакого живота!

Рыжая, носатая официантка Таня цокала языком. Она вертела меня за локти, дёргала за рукава плаща. Людмила Аркадьевна между тем склонилась над коляской. Отка уже проснулась и внимательно разглядывала незнакомую тётеньку.

— Мальчик у тебя? Как на папу похож! Саша, ну копия вы!

— Это девочка.

Я отмахнулась от паутинок и сухих листьев, которые уже кружились в золотом воздухе.

— Она же в жёлтеньком — поди, пойми!

Людмила Аркадьевна бесцеремонно полезла в коляску. Я боялась, что бывшие сослуживцы напугают ребёнка. Но Отка только подозрительно хмурилась.

— Можно подержать?

Не дожидаясь ответа, Людмила взяла мою дочку торчком. Отка тут же уронила пустышку ей за шиворот. Третья их подружка, Алка из бара на пятом этаже, кинулась шарить у Людмилы за пазухой. Отка захныкала, и я поняла, что ей нужно сменить памперс.

— Как дочку назвали?

Людмила умеючи подкидывала ребёнка, приплясывала с ним как раз напротив входа в магазин. А у меня внутри всё смёрзлось от страха. А вдруг приедут бандиты? И ещё неизвестно, чем всё кончится. Кроме того, не хотелось делать свою личную жизнь достоянием этих баб.

— В память бабушки — Октябриной! — Саша увлечённо играл роль отца семейства. — Сокращённо — Оточка, Ота.

— Надо же, как оригинально! — восторженно воскликнула Людмила. — Даже в голову не пришло бы! На, держи пустышку. — Она наконец-то вытащила соску из своего бюстгальтера и отдала мне.

Божок с безразличным видом жевал новую спичку, не выпуская нас из поля зрения. Значит, «клиентов» мы ещё не пропустили. Я взглянула на него, потом — на Отку. У них было одно лицо. Ладно, что мамины приятельницы не обращали на мальчишку никакого внимания.

— Саша, я теперь я вижу, что ребёночек ваш больше на бабулю, на Рину смахивает, — призналась Людмила. — Личико такое круглое, и глазки-вишенки. Ох, Оксаночка, мужественный ты человек! Как ты сейчас рожать решилась? И Саша молодец — ответственности не убоялся. Ей сколько времени?

— Три месяца и двенадцать дней. — Саша явно хотел дать мне передышку.

Отка неожиданно повеселела, заулыбалась. Несмотря на зашитые рукава, она стала терзать локоны Людмилы Аркадьевны.

— Ай, какая сильная девулька! — расхохоталась Людмила. — Сейчас она тётке все волосы выдерет…

— Оксана, ты всё это время у мужа жила? — спросила меня Алка. Мы ведь работали тогда на одном этаже. — А мы не могли на тебя выйти, представляешь? Думали, куда же ты пропала, что с мелкотой случилось? Ведь ни слуху, ни духу почти год… И сейчас, не случись эта встреча, ничего бы не знали.

— Да, у Саши, — промямлила я.

Похоже, мы оба стыдились своего вранья, хоть ничего особенного и не говорили. Саша — красный, как рак — кивнул.

— И с ребятами всё нормально. Олесь и Орест в школу недавно пошли…

— Надо же — уже школьники! — восхитилась носатая Таня. — А я помню, как Рина их в большой такой коляске, на двойню, к Дому подвозила. Она тогда в декрете сидела. Липа тоже учится? Всё такая же милая сестрёнка у тебя?

— Ещё лучше стала!

Я постаралась уйти от ответа насчёт учёбы. Ну, не даётся она Липке — и всё тут! Придётся, наверное, аттестат ей покупать. Всё равно в институт Олимпиада ни за что не пойдёт.

— Оксаночка, если не секрет, как у вас с финансами? — не сдержалась Таня. — Столько детей, а ты в декрете. Наверное, Саша в бизнесе?

— Да, живём помаленьку, — ответил он. — Нам хватает.

Этот ответ удовлетворил женское любопытство, и тему сменили.

— Мы на Николо-Архангельском часто у Рины бываем. Видим — могилка ухоженная. Значит, Оксана в Москве, навещает. Не думали только, что уже муж и ребёнок у тебя есть. На годовщину опять поедем. Поплачем там. И панихиду — обязательно…

Меня даже передёрнуло. Людмила так деловито собиралась поплакать, словно работала по найму. Кроме того, панихида…

— А это зачем? Вы меня спросили? Неужели просто так посидеть у могилы нельзя?

Сдерживаемое раздражение выплеснулось наружу. Мне вдруг стало невыносимо стоять рядом с ними, слушать глупое, фальшивое щебетанье. Небось, за глаза мою маму дурой называли. За то, что осталась тогда с осаждёнными, не прикрылась детьми.

Людмила опешила:

— Почему, Оксаночка? Полагается ведь так, по-христиански помянуть…

— А похоронили её по-христиански? — еле выдавила я. — Нам даже тело не выдали. И Бог это всё допустил…

— Оксана, опомнись! — Алла с Таней мелко задрожали. Лица их пошли пятнами. — Что ты такое несёшь, ненормальная? Бог ведь накажет!

— Наказал уже — дальше некуда!

Мне показалось, что на Конюшковской шумит мощный мотор. Наверное, наконец-то пожаловали «клиенты». Надо от баб срочно избавиться, а то сорвут операцию.

— И вообще, хватит комедию ломать! Что я. не помню, как вы все из Дома тогда сбежали? Лучше бы сразу с Риной остались, чем теперь крокодиловы слёзы лить…

Я вырвала у Людмилы Отку, поспешно уложила в коляску.

— А сейчас кофе носите тем, кто нас расстреливал, мародёрствовал. По маминой крови ступаете, как ни в чём не бывало. И не смейте больше на кладбище ходить — мы сами всё там сделаем. Думали, я в ножки вам кинусь от благодарности? Не дождётесь. Саша, пойдём отсюда! Я тебе потом всё объясню…

Я уже видела, что Божок закурил сигарету и бешено вращает глазами. Я нажала в коляске нужную кнопку, с облегчением вздохнула и повезла Отку в сторону троллейбусного кольца и другого шикарного магазина — «Элза Мода Италиа».

Божок заметил, что я вызвала ту группу, что находилась в засаде совсем рядом. Солнце светило сквозь листву деревьев и будто бы рассыпалось на звёзды. Только сейчас я почувствовала каблуки и завихлялась в разные стороны. Божок выдвинулся к «Мишелю» — он очень хотел видеть задержание. И желание его исполнилось.

Три джипа — «Гранд-Чероки», «Мицубиси-Паджеро» и «Шевроле»— вылетели соответственно со стороны станции метро, от Конюшковской улицы и от Краснопресненской набережной. Где же наши? Неужели сейчас бандиты скроются в подъезде? Конечно, их и там можно взять. Портреты, марки оружия, привычки — всё нам известно.

А Саша где? Он, кажется, перед бабами извинялся за меня. Говорил, что я больная, нервная, и это нужно учитывать. Конечно, Саша своего добился, и вся компания ему заулыбалась. Ну и ладно, пусть Саша будет подальше от этой свалки. Чего доброго, бандиты стрелять начнут…

Только сейчас Октябрина разревелась — наверное, почувствовала неладное. С нескольких точек, как я знала, сюда должны выехать рубоповские собровцы и милицейский спецназ. Лишь бы опять не сорвалось, как я пятницу! Нет, сейчас должно получиться. На часах без пяти четыре. Скоро всё будет ясно. Но я своё дело сделала. Мы с Сашей теперь должны отойти в сторону.

Джипы с хрустом развернулись на асфальте. Дверцы их распахнулись. Оттуда выпрыгнули «качки» в кожанках и слаксах — все одинаковые, стриженые ёжиком. Они образовали живой коридор для прохода боссов. Я поневоле засмотрелась на всё это. Было не страшно — наоборот, очень интересно. Я увидела даже татуировку-тюльпан на руке одного из охранников. И стебелёк у тюльпана — петелькой. Значит, охраннику исполнилось шестнадцать лет уже в местах не столь отдалённых.