Ткань Ишанкара - Тори Бергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ученика нельзя взять наполовину, Магда. Я не разделяю мнение Сэла о том, что если она нас не устроит, мы сдадим ее Хранителю и умоем руки.
– Почему ты уверен, что она обязательно тебя не устроит? Ты ничего о ней не знаешь!
’Т Хоофт оторвал лист от цветка, стоящего рядом в вазе, повертел его в пальцах и бросил на стол.
– Я знаю о ней достаточно. Я считал заклятия с Горановой двери. Рассказать?
– Рассказывай.
– Девочка – монстр, нравится тебе это или нет. Она прошла сквозь мою ловушку, которую я ставил у Горана специально на Сэла и прочих некромантов, и ее даже не зацепило. Для Сэла мой комплекс был бы, фигурально выражаясь, смертельным, а девочка прошла сквозь него без последствий. Ты представляешь, какая у нее сила? Мне уже страшно. Странно, что и Горан пропустил этот факт мимо, а это значит, что у нее есть харизма.
– Пока ничего страшного я не вижу, – заявила Магда. – Что плохого в харизме? Девочка хорошо контролирует свою силу, а твой комплекс, который, я уверена, был бы фатальным и для нее, просто не среагировал на нее, как на некроманта, потому что ты не программировал наличие некромантессы.
– Возможно и так. Об этом я не подумал.
– Что еще ты увидел?
– Сэл знал, что Горан не любит некросов, и намеренно подставил девочку. Горан связал ее своей иллюзией и пригвоздил серебряным копьем к стене, потому что испугался, как никогда в жизни, а Сэл запретил ему ей помогать. Она вынуждена была освобождаться сама, и выжила, как я понимаю. То, что представляет собой дверь сейчас, дело ее магии.
– И что тебя не устраивает?
– Я за золотую середину, Магда. Мне не нравится, когда что-то имеет впереди слово «слишком». Девочка монстр.
– Тебя заклинило на этом слове?
– Видимо, да, – неохотно согласился ’т Хоофт.
– Ты не веришь Горану?
– Горан ощущает вину. Если бы девочка не оказалась некромантессой, она бы ушла. Может, сейчас он и хочет ее защитить, но я не верю, что в будущем он не будет ее использовать.
– Вот видишь, ты уже испытываешь относительно нее какие-то чувства, – отметила Магда. – А что до использования… Ректор всегда использует Некроманта, такая у вас судьба.
– Мужчин и женщин используют по-разному, и ты должна понимать разницу.
– Женщинам всегда было хуже. Это ваш, мужской, мир. Мы вынуждены приспосабливаться!
– К этому не приспособишься. Она не посмеет ослушаться приказа, если он будет ей дан, а Горан в качестве Ректора будет гораздо жестче сэра Котцы, и еще неизвестно, вспомнит ли он через двадцать лет, что эта девочка была ему дороже Ишанкара, ведь согласно Закону все должно быть как раз наоборот.
– Йен, – ласково сказала Магда. – Ты сам понимаешь, что говоришь? Она тебе никто, а ты уже пытаешься ее защищать.
– Потому что у меня нормальные представления о человеческих ценностях. Я не хочу брать Ученицу, которая мало того, что будет самым страшным оружием в магическом мире, так наш уважаемый Ректор еще и будет использовать ее против ее воли.
– Ты пессимист? Никогда не замечала.
– Я реалист, – вздохнул ’т Хоофт.
– Тогда ты должен понимать, что кроме тебя никто не сможет эту реальность изменить.
– Мою реальность менять не надо.
Магда сжала губы в тонкую полоску, скрестила руки на груди и сказала:
– Йен хет Хоофт, я сейчас пойду в кухню, возьму самую большую и тяжелую ложку и стукну тебя по лбу!
– Страшная кара, – засмеялся маг.
Магдалена улыбнулась, выждала немного и все же спросила:
– Твой ответ все еще нет?
– Все еще нет.
– Думай, Йен. Даю тебе ночь. Завтра я выброшу эту чертову дверь. А теперь пойдем пить чай, пирожки уже остыли.
Первый раз за долгое время Горан спал. Он видел сон: он сидел на стуле, лодыжки его были крепко привязаны к ножкам, запястья были туго стянуты веревкой так, что малейшее движение причиняло нестерпимую боль. В глубине дома надрывался звонками телефон, и Горан знал, что ему необходимо ответить, потому что если он не ответит, случится непоправимое. Горан не знал, что именно, но невозможность снять трубку приводила его в отчаянье. Телефон все звонил и звонил, пищал на высоких нотах, как мышь, пойманная мышеловкой за хвост. Горан вспомнил, что ему уже целую вечность никто не звонил… И открыл глаза.
Телефон действительно звонил, Горан в темноте нащупал трубку и поднес ее к уху.
– Какой у нее постэффект? – голос на той стороне звучал бодро и уверенно, словно человек, которому он принадлежал, и вовсе не ложился.
– Не понял, – неразборчиво пробурчал Горан.
– Какой у нее постэффект?
– Сэр ’т Хоофт? – не поверил Горан и включил подсветку на наручных часах. – Сейчас пять утра!
– Спасибо, что сообщил, – поблагодарил ’т Хоофт. – Но я в курсе. Для будущего Ректора Ишанкара ты что-то медленно соображаешь.
– Так ведь пять утра. Я спал.
– Ты уже проснулся, – внушил ему маг. – Так какой у нее постэффект?
– У нее должен быть постэффект?
– Значит, тебе это неизвестно, – задумчиво произнес ’т Хоофт.
– Не хотите у нее сами спросить? – Горан пошел ва-банк, боясь, что совершил страшную ошибку.
Хет Хоофт на том конце замолчал, не ожидая такой атаки.
– Сэр ’т Хоофт? – осторожно позвал Горан.
– Координаты, – потребовал маг.
– Что? – не понял Горан.
– Ее. Координаты. Горан. Скажи мне. Пожалуйста, – раздельно произнес ’т Хоофт.
Горан скрестил пальцы на левой руке и ими же и перекрестился.
Время учеников
Год 38-й ректорства сэра Котцы, лето
Хидамари опаздывала. Она опаздывала всегда, обижаться было бесполезно, и поэтому Тайра назначала время со скидкой на эту ее вредную привычку, но сегодня Хи опаздывала уже минут на сорок. Тайра подумала, что подождет еще немного, а потом пойдет домой, но вставать с бортика фонтана и выбираться из-под прохладных брызг на жаркое июльское солнце ужасно не хотелось, так что приходилось признать, что у Хи еще был шанс застать ее на месте встречи.
Тайра подумала, что не особо расстроится, если Хи не придет. Гораздо больше ее печалило то, что она уже давно не виделась с Гораном.
Жизнь без Горана стала казаться пустой и скучной. Июль подходил к концу, а Тайра уже жалела, что до начала учебного года еще месяц. Все ее дни были заполнены ожиданием: Горан обещал, что придет, как только у него появятся новости, но, наверное, никаких новостей не было.
В целом, если не считать Горана, жизнь текла так же, как и год назад. Июль был солнечным и жарким, мороженое по сравнению с прошлым летом подорожало на треть, качели в парке снова выкрасили в противный зеленый цвет. Правда, ни мороженое, ни качели не стали от этого хуже, но Хидамари не переставала ругать все, на что падал ее взгляд. Тайра пропускала большинство ее слов мимо ушей. Аишу, как бывало каждое лето, на месяц отправили к бабушке в горы, так что приходилось терпеть Хи даже тогда, когда она несла полную чушь про американцев, пришельцев и анимэ. Тайра бесцельно бродила по городу с Хидамари, ни на секунду не переставая думать о Горане, и в какой-то момент поняла, что слова «Горан» и «судьба» стали для нее синонимами.
По ночам ей снился Ишанкар. Она не была еще нигде, кроме скамейки недалеко от главных ворот, но в своих снах хорошо ориентировалась в переплетении садовых дорожек, коридорах со сводчатыми потолками, секциях Библиотеки. Тайра была уверена, что это воспоминания Горана, которые она чудом считала из его памяти, так же, как могла считывать языки из памяти многочисленных иностранных туристов, которые толпами гуляли по скверам и улицам города. Горан любил Ишанкар, он
