Украденный Христос - Дж. Лэнкфорд

Феликс закрыл термостат, снял перчатки и сел за стол, думая, как его угораздило упустить из виду такой важный момент и не озаботиться поисками матери заранее. Кому, как не ему, следовало знать, что Аделина откажется? Теперь его внимание было обращено на церковь. Они с Франческой заказали службу в церкви Святого Томаса Мора. Феликс знал нескольких молодых прихожанок оттуда, или, скорее, они знали его. Одна из них могла подойти, правда, он даже не помнил ее имени. Впрочем, начни он посещать все мессы и прочие церковные мероприятия, кто-нибудь да отыщется – не одна, так другая. А нет – придется озадачить поиском суррогатной матери своего адвоката.

С другой стороны, если донорская ДНК неважно сохранилась, ее «починка» займет не одну неделю, при полном отсутствии гарантий. Без приемлемой ДНК говорить о прочем бессмысленно.

Феликс выдвинул средний ящик и нашел там дневник, чувствуя какой-то подвох. Он посмотрел на блокнот, потом на свой пенал, справочники, каталоги и телефон, смутно понимая, что что-то не так. Может, он переутомился? Может, сказалась смена временных поясов?

Феликс подошел к раковине и налил воды в графин, вспоминая один случай из детства. Когда ему было девять, его сбила машина и он несколько дней пролежал без сознания, а очнулся с ощущением того, что тянет через соломинку воду. Потом он узнал, что мать, сидевшая у его кровати, пыталась заставить его пить, считая воду лекарством от всех болезней.

Спустя несколько минут Феликс вернулся к столу с полным желудком воды, верой в целостность ДНК и намерением приняться за дело.

Сначала он запланировал посещение лаборатории искусственного оплодотворения – получить там списанные яйцеклетки; однако при нехватке времени этот этап можно пропустить. Сейчас Феликс не видел нужды практиковаться. «При наличии хорошей ДНК создать жизнеспособный эмбрион – не проблема»,– подумал он и позвонил в церковь, чтобы узнать расписание, а затем полистал каталоги и выбрал необходимое для дальнейшей работы оборудование. В компании, которая обустраивала его лабораторию и медицинский кабинет отца, обещали заняться его рабочим местом в Клиффс-Лэндинге, как только он даст сигнал. Затем Феликс договорился со своим адвокатом о получении нужных справок и разрешений. На все ушло меньше получаса. До мессы в четверть первого оставался час. В половине шестого должна состояться еще одна, но Феликс намеревался посетить обе.

Он натянул хирургическую маску, готовясь приступить к отделению целых клеток крови от фрагментов с использованием метода фракционирования, подразумевающего разделение частиц разной плотности и объема. Достаточный градиент достигался в течение сорока пяти минут. Еще можно было успеть к полуденной службе.

И тут в дверь опять постучали. Феликс подошел к домофону с твердым намерением вывесить табличку с надписью «Не беспокоить».

– Кто там?

– Это опять я, сэр.

– Мэгги, я занят. Если дело терпит, поговорим позже.

– Прошу вас, доктор, впустите меня.

– Неужели нельзя подождать?

– Пожалуйста!

Феликс рывком распахнул дверь. В передней стояла Мэгги, беспокойно глядя на него и переминаясь с ноги на ногу. На руках у нее были перчатки, как если бы она готовилась к уборке. Феликс опустил маску.

– Ради всего святого, Мэгги! Я ведь просил меня не дергать! Что случилось?

Она сжала ладонь в ладони.

– Я…

– Что? Говори быстрее.

Она зажмурилась. Ее неожиданно пробрала дрожь.

– Я знаю, что вы задумали.

– Что?

– Я знаю,– повторила она шепотом.– Вы хотите клонировать Иисуса.

Феликс втащил ее в лабораторию, жалея, что вовремя не уволил.

– С чего, интересно, ты это взяла?

Мэгги, тяжело дыша, схватилась за сердце.

– Я слишком любопытная. Ничего не могу с собой поделать.

– Любопытная?

Только тут он сообразил, что было не так на столе. Вчера ночью он оставил дневник снаружи, а не в ящике стола. Значит, его трогали. Феликс хлопнул себя по щеке и простонал:

– Мэгги, Мэгги, не надо! Умоляю!

– Не бойтесь, доктор Росси,– сказала она.– Кроме нас троих, больше никто не знает. Только вы, я и Аделина. Она, может, и отказалась помочь, но рассказывать никому не будет. А я, если понадобится, буду хранить тайну до конца своих дней – и на этом свете, и на том.

– Ты все не так поняла.

Она зашептала скороговоркой, словно не слышала его:

– А газетчик… подумаешь, газетчик! Что он может, кроме как осрамиться? Ведь такие вещи просто так не печатают – поди докажи. А доказать ему ровным счетом нечем. Главное – не давайте ему повода. С Сэмом я сама разберусь. Пусть не лезет не в свое дело.

Феликс покачал головой.

– Мэгги, что-то я тебя не пойму. Зачем ты ходила ко мне в лабораторию, читала дневник? Зачем ты пришла сейчас?

Она шагнула навстречу. В ее глазах блеснули слезы. «Если еще одна женщина решит при мне расплакаться – сойду с ума»,– подумал Феликс.

– Я – та, кого вы ищете.

– Что?

– Позвольте мне. Я не струшу.

Феликс застыл с раскрытым ртом, воззрившись на Мэгги так, словно видел ее впервые. «Кожа очень темная,– отметил он про себя,– цвета жженой сиены, короткие волосы. Черты лица довольно заурядные, по крайней мере по европейским канонам. Фигура типичная для африканки – сухощавые руки, тонкие икры, широкие бедра и приличные ягодицы» . Единственное, что обращало на себя внимание, были ее карие глаза, в которых светилась мольба.

– Если я чем-то и дал повод так думать, это еще не значит…– начал было н, но ее взгляд заставил его умолкнуть.

Она читала дневник, а значит, раскусит любую ложь. Когда Мэгги скрестила руки на груди, он спросил себя, сколько ей лет, и тут же отмел нелепую мысль.

– Вы думаете, Бог тупой или вроде того? – продолжила она, судорожно глотая воздух.– Думаете, у Него не хватило ума, раз Он позволил мне влезть в это, зная, какая я?

Феликс покосился на дверь, мечтая чудесным образом оказаться по ту сторону, однако пути к отступлению не было.

– Ну и кого же я ищу, Мэгги?

– Меня.

Он сжал пальцами подбородок и закрыл глаза.

– Я вам нужна, потому что мне плевать, что будет дальше. Плевать, если вы напортачите и заразите меня чем-нибудь. Плевать, что будут о нас говорить. Я подпишу любые бумажки, какие вы мне…

– Прекрати! Прекрати немедленно!

– Почему? Потому, что я черная?

Мэгги подошла к столу и взяла один из его дневников. Все его записи, открытия, дикие предположения лежали в этом столе. Самые смелые мечты и сокровенные страхи – год за годом, страница за страницей. Если она читала их, ей должно быть известно то, чего не знала даже Франческа.

– « Внешность матери практически не имеет значения ». Вы написали это сами, собственной рукой.

Из ее глаз хлынули слезы, и Феликс расчувствовался. Перед ним была женщина, молящая о ребенке,– в точности как Аделина вчерашней ночью.

– Никто не обидится, если у него будут такие же негодные волосы, как у меня. Если главное для него – здоровье, материнская любовь, забота и сознательность,– у меня они есть, доктор Росси.

– Мэгги, послушай, я… я ничего такого не планирую, я просто… просто…

– Прошу прощения, но вы опять врете, доктор.

Феликс рассмеялся, хотя и с печалью на сердце.

– Ты понятия не имеешь, о чем просишь. Даже если б я сделал, как ты говоришь, никто не поверит…

– Что Иисуса носит цветная? Никто из вашего круга, хотите сказать. У моего с этим не будет проблем, учитывая нашу веру в то, что так могло выйти и в первый раз. Я просто пытаюсь думать, как Он, доктор Росси. Кого бы выбрал сам Иисус? Аделина – девушка хорошая, красивая, спору нет. Но неужели Спаситель избрал бы ее? Она ведь богачка. Кроме вас, ничто во всем мире ее не заботит. А Его мать, Мария, была совсем не такой. Не стал бы Господь искать кого-то вроде нее? Женщину из народа изгоев, какими были в то время евреи. Сейчас они, в общем, не бедствуют, зато нас, черных, шпыняют по всей стране изо дня в день.

– Ну, если верить Библии, Дева Мария была из колена Давидова, и никто ее особенно не «шпынял».

– Это не из Луки ли, первой главы, тридцать второго стиха? Так то лишь догадка. А в сорок седьмом и пятьдесят втором она сама говорит: «.. .и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел Он на смирение Рабы Своей… что низложил сильных с престолов и вознес смиренных». Это и обо мне, доктор Росси!

Слушая Мэгги, он вдруг представил себе всех ее «бывших», всплывающих из ниоткуда с просьбами о деньгах, и тотчас устыдился своих мыслей.

Мэгги пустила в ход последний довод:

– Сейчас у вас все равно никого нету. Ни единой души. Видя, что он замолчал, Мэгги тихонько подошла к нему и стянула с рук перчатки. Феликсу ее жест показался символическим – Мэгги всегда надевала их, чтобы защититься от какого-нибудь опасного вещества во время уборки лаборатории. Глядя ему в глаза, девушка взяла его за руку и прижалась к ладони щекой.