Красным по белому - Артур Дойл

Это было далеко не так: оно скорее усилило его. Охотник, упрямый и неподатливый по натуре, был так одержим навязчивой мыслью о мести, что не мог уже думать больше ни о чем другом.

Однако, кроме всего прочего, он обладал практическим умом. Он вскоре понял, что даже его железный организм не выдержит постоянных испытаний, которым он себя подвергал. Жизнь под открытым небом и отсутствие здоровой пищи подорвали его силы. Но если он умрет в горах, как собака, как же быть с местью? А его, конечно, ждет именно такая смерть, если он будет жить по-прежнему. Он знал, что это будет на руку его врагам, поэтому неохотно вернулся в Неваду, к своим рудникам, чтобы восстановить здоровье и накопить денег, а потом снова добиваться своей цели.

Он намеревался прожить в Неваде не больше года, но всякие непредвиденные обстоятельства задержали его на пять лет. Но, несмотря на долгий срок, он так же остро чувствовал свое горе и так же жаждал мести, как в ту памятную ночь, когда он стоял у могилы Джона Ферье. Он вернулся в Солт-Лейк-Сити, изменив свой облик и назвавшись другим именем. Он не дорожил своей жизнью — лишь бы удалось свершить справедливое возмездие. В городе его ждали плохие вести. Несколько месяцев назад среди избранного народа произошел раскол: младшие члены церкви взбунтовались против власти старейшин. В результате некоторая часть недовольных отказалась от мормонской веры и покинула Юту. Среди них были Дреббер и Стэнджерсон; куда они уехали, никто не знал. Говорили, будто Дребберу удалось выручить за свое имущество много денег и он уехал богачом, а его товарищ Стэнджерсон был сравнительно беден. Однако никто не мог подсказать, где их следует разыскивать.

Многие даже самые мстительные люди, столкнувшись с таким препятствием, перестали бы думать о возмездии, но Джефферсон Хоуп не колебался ни минуты. Денег у него было немного, но он кое-как сводил концы с концами, хватаясь за любую возможность подработать, и ездил из города в город, разыскивая своих врагов. Год проходил за годом, черные волосы Хоупа засеребрились сединой, а он, как ищейка, все рыскал по городам, сосредоточившись на той единственной цели, которой он посвятил свою жизнь. И наконец его упорство было вознаграждено. Проходя по улице, он бросил всего лишь один взгляд на мелькнувшее в окне лицо, но этот взгляд сказал ему, что люди, за которыми он гонится столько лет, находятся здесь, в Кливленде, штат Огайо. Он вернулся в свое жалкое жилище с готовым планом мести. Случилось, однако, так, что Дреббер, выглянувший в окно, заметил бродягу на улице и прочел в его глазах свой смертный приговор. Вместе со Стэнджерсоном, который стал его личным секретарем, он кинулся к мировому судье и заявил, что их из ревности преследует старый соперник и им угрожает опасность. В тот же вечер Джефферсон Хоуп был арестован, и, так как не нашлось никого, кто бы взял его на поруки, он просидел в тюрьме несколько недель. Выйдя на свободу, Хоуп обнаружил, что дом Дреббера пуст — он со своим секретарем уехал в Европу.

Мститель снова потерял их следы, и снова ненависть заставила его продолжать погоню. Но для этого необходимы были деньги, и он опять стал работать, стараясь сберечь каждый доллар для предстоящей поездки. Наконец скопив достаточно, чтобы не умереть от голода, он уехал в Европу и опять начал скитаться по городам, не гнушаясь никакой работой и выслеживая своих врагов. Догнать их, однако, не удавалось. Когда он добрался до Петербурга, Дреббер и Стэнджерсон уже уехали в Париж; он поспешил туда и узнал, что они только что отбыли в Копенгаген. В столицу Дании он тоже опоздал — они отправились в Лондон, где он наконец-то их настиг.

О том, что там произошло, лучше всего узнать из показаний старого охотника, записанных в дневнике доктора Уотсона, которому мы и так уже многим обязаны.

Глава VI

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАПИСОК ДОКТОРА ДЖОНА УОТСОНА

По-видимому, яростное сопротивление нашего пленника вовсе не означало, что он пылает ненавистью к нам, ибо, поняв бесполезность борьбы, он неожиданно улыбнулся и выразил надежду, что никого не зашиб во время этой свалки.

— Вы, наверное, повезете меня в участок, — обратился он к Шерлоку Холмсу. — Мой кеб стоит внизу. Если вы развяжете мне ноги, я сойду сам. А то нести меня будет нe так-то легко: я потяжелел с прежних времен.

Грегсон и Лестрейд переглянулись, очевидно считая, что это довольно рискованно, но Шерлок Холмс, поверив пленнику на слово, тотчас же развязал полотенце, которым были скручены его щиколотки. Тот встал и прошелся по комнате, чтобы размять ноги. Помню, глядя на него, я подумал, что мне редко приходилось видеть человека столь могучего сложения, а выражение решимости и энергии на его смуглом, опаленном солнцем лице придавало его облику еще большую внушительность.

— Если случайно место начальника полиции сейчас не занято, то лучше вас никого не найти, — сказал он, с нескрываемым восхищением глядя на моего сожителя. — Как вы меня выследили — просто уму непостижимо!

— Вам тоже следовало бы поехать со мной, — сказал Холмс, повернувшись к сыщикам.

— Я могу быть за кучера, — предложил Лестрейд.

— Отлично, а Грегсон сядет с нами в кеб. И вы тоже, доктор. Вы ведь интересуетесь этим делом, так давайте поедем все вместе.

Я охотно согласился, и мы спустились вниз. Наш пленник не делал никаких попыток к бегству: он спокойно сел в принадлежавший ему кеб, а мы последовали за ним. Взобравшись на козлы, Лестрейд стегнул лошадь и очень быстро доставил нас в участок. Нас ввели в небольшую комнатку, где полицейский инспектор, бледный и вялый, выполнявший свои обязанности механически и со скучающим видом, записал имя арестованного и его жертв.

— Арестованный будет допрошен судьями в течение недели, — сказал инспектор. — Джефферсон Хоуп, хотите ли вы что-либо заявить до суда? Предупреждаю: все, что вы скажете, может быть обращено против вас.

— Я многое могу сказать, — медленно произнес наш пленник. — Я хочу рассказать этим джентльменам всё.

— Может, расскажете на суде? — спросил инспектор.

— А до суда я, наверное, и не доживу. Не бойтесь, я не собираюсь кончать самоубийством. Вы ведь доктор? — спросил он, устремив на меня свои горячие черные глаза.

— Да, — подтвердил я.

— Ну, так положите сюда вашу руку, — усмехнулся Хоуп, указывая скованными руками на свою грудь.

Я так и сделал и тотчас же ощутил под рукой сильные, неровные толчки. Грудная клетка его вздрагивала и тряслась, как хрупкое здание, в котором работает огромная машина. В наступившей тишине я расслышал в его груди глухие хрипы.

— Да ведь у вас аневризма аорты! — воскликнул я.

— Так точно, — безмятежно отозвался Хоуп. — На прошлой неделе я был у доктора: он сказал, что через несколько дней она лопнет. Дело к тому идет уже много лет. Это у меня оттого, что в горах Соленого озера я долго жил под открытым небом и питался как попало. Я сделал что хотел, и мне теперь безразлично, когда я умру. Только прежде мне нужно рассказать, как это всё случилось. Не хочу, чтобы меня считали обыкновенным головорезом.

Инспектор и оба сыщика торопливо посовещались, не нарушат ли они правила, позволив ему говорить.

— Как вы считаете, доктор, положение его действительно опасно? — обратился ко мне инспектор.

— Да, безусловно, — ответил я.

— В таком случае, наш долг в интересах правосудия снять с него показания, — решил инспектор. — Можете говорить, Джефферсон Хоуп, но еще раз предупреждаю: ваши показания будут занесены в протокол.

— С вашего позволения я сяду, — сказал арестованный, опускаясь на стул. — От этой аневризмы я быстро устаю, да к тому же полчаса назад мы здорово отколошматили друг друга. Я стою на краю могилы и лгать вам не собираюсь. Все, что я вам скажу, — чистая правда, а как вы к ней отнесетесь — меня уже не интересует.

Джефферсон Хоуп откинулся на спинку стула и начал свою удивительную историю. Рассказывал он подробно, очень спокойным тоном, будто речь шла о чем-то самом обыденном. За точность приведенного ниже рассказа я ручаюсь, так как мне удалось раздобыть записную книжку Лестрейда, а он записывал все слово в слово.

— Вам не так уж важно знать, почему я ненавидел этих людей, — начал Джефферсон Хоуп, — достаточно сказать, что они были причиной смерти двух человеческих существ — отца и дочери — и поплатились за это жизнью. С тех пор как они совершили это преступление, прошло столько времени, что мне уже не удалось бы привлечь их к суду. Но я знал, что они — убийцы, и решил, что сам буду их судьей, присяжными и палачом. На моем месте вы поступили бы точно так же, если только вы настоящие мужчины.

Девушка, которую они сгубили, двадцать лет назад должна была стать моей женой. Ее силком выдали замуж за этого Дреббера, и она умерла от горя. Я снял обручальное кольцо с пальца покойницы и поклялся, что в предсмертную минуту он будет видеть это кольцо и, умирая, будет думать лишь о преступлении, за которое наказан. Я не расставался с этим кольцом и преследовал Дреббера и его сообщника на двух континентах, пока не настиг обоих. Они надеялись взять меня измором, но не тут-то было. Если я умру завтра, что очень вероятно, то умру с сознанием, что мое дело сделано, и сделано как следует. Я отправил их на тот свет собственной рукой. Мне больше нечего желать и не на что надеяться.