Три недели с леди Икс - Элоиза Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А зря. Пьяная ты куда интереснее… Кстати, что ты знаешь про настоящий голод?
Индия не ответила. Чуть спустя она пробормотала смущенно:
– Мне надо лечь… Повозки с мебелью начнут прибывать завтра в шесть утра. Я пообещала торговцам двадцать процентов к стоимости каждого предмета, который я куплю…
– Тысяча чертей! – Торн залпом осушил свой бокал.
– Кстати, тебе – по этикету – следовало бы подняться, как только я встала из-за стола! – Индия оторвалась от стола и медленно направилась к дверям, стараясь не шататься. – Учиться никогда не поздно, Дотри. Лала вполне заслуживает, чтобы ты стоял в ее присутствии…
И едва не подпрыгнула – каким-то непостижимым образом Торн достиг двери раньше, чем она…
– Я не Дотри! – Его огромная ладонь сомкнулась вокруг запястья Индии.
– Нет. Ты просто ублюдок, – вежливым тоном сказала Индия и хихикнула. – Честно сознаюсь, никому и никогда не говорила этого слова… вообще прежде его не произносила!
Он развернул ее к себе лицом, но упрямые руки Индии инстинктивно взметнулись и уперлись ему в грудь.
– Я Торн, а не мистер Дотри! Ты в состоянии это запомнить? – Он слегка потряс ее, словно яблоню со спелыми плодами.
– Но даже многие семейные пары не называют друг друга именами, данными при крещении…
– Меня крестили не Торном, а Тобиасом!
Сейчас он выглядел настолько угрожающе, что Индия поняла: даже будучи мальчишкой, он легко мог лишить жизни деспота-хозяина…
– Имя «Тобиас» для тебя не годится, – сказала она, слегка отстраняясь, чтобы заглянуть ему в лицо.
Уголки его губ слегка приподнялись.
– Согласен.
– Тобиас всегда пьет на завтрак горячее какао, с возрастом лысеет… и, полагаю, носит фланелевые подштанники, которые я нахожу омерзительными. Ты ведь не носишь фланелевых кальсон?
Торн снова будто окаменел.
– Ты знаешь толк в мужских подштанниках?
– Ах, оставь, бога ради! – Индия вырвалась из его рук, потому что понимала: еще секунда – и она прильнет щекой к его груди. – Просто я точно знаю, сколько ткани требуется для шитья стандартных мужских подштанников. Правда, если мужчина пузат, то я никогда не могу сказать этого заранее – портной должен снять мерку. Но, должна сознаться, мне не нравится фланель…
– Тогда ты рада будешь узнать, что я не ношу фланелевых кальсон!
– Мне это безразлично, – сочла нужным сказать Индия и вкрадчиво прибавила: – Мистер Дотри…
– Индия…
– Что?
– Ты моя на эти три недели. В переписке и за дружеским столом я – Торн. Но не на людях…
Взгляды их скрестились.
– Хорошо… Торн, – с раздражением произнесла Индия. – После этого обмена прозвищами мне кажется, что мы с вами брат и сестра. Может, мне поцеловать вас перед сном?
Выражение глаз Торна неуловимо переменилось, и Индия тотчас слегка протрезвела.
– Отказываться я не стану.
Его руки скользнули по ее спине.
– Вы… предлагаете мне стать вашей любовницей?
Секунду помолчав, Торн ответил:
– Нет. Просто я гадаю: целовали ли тебя когда-нибудь?
– Разумеется, целовали!
Склонившись, Торн коснулся губами ее губ. Индии было любопытно, чертовски любопытно, что же будет дальше. И вдруг все кончилось…
– Что ж, было очень мило, – сказала она, чувствуя некоторое разочарование. А чего она, собственно, ждала? Подумаешь, поцелуй. Безделица. До сего дня ее целовали трое. Теперь уже четверо, если считать Дотри. И ни один из этих поцелуйчиков не показался ей интересным.
Торн притянул ее ближе, что обеспокоило девушку.
– Но мне… мне пора в спальню! – запротестовала она.
– Скажи честно, захотелось ли тебе выйти за меня замуж после того, как я поцеловал тебя? – вдруг спросил он.
– Нет… хотя это было приятно, разумеется. Полагаю, Лала будет в восторге от ваших поцелуев… если ты станешь так же целовать ее…
– Пока я не женат, – со значением произнес он. – И даже не помолвлен. В противном случае я не стал бы тебя целовать.
– Отлично! – быстро ответила Индия, забывая вдруг, что стоит в кольце его рук. – А знаешь, однажды я видела, как мистер Брайдуэлл Купер целует жену викария…
– Смелый выбор. Полагаю, этот джентльмен перецеловал множество женщин, помимо собственной жены…
– И ты намерен следовать его примеру?
Почему-то его ответ казался ей очень важным. Может быть, потому, что Лала такая милая, такая недалекая… и обвести такую вокруг пальца ничего не стоит…
– Никоим образом. – Торн помрачнел.
– Весьма достойный ответ! – Индия одарила его самой ослепительной улыбкой из своего арсенала, потом привстала на цыпочки и скользнула губами по его губам, проделав то, что недавно сделал он сам. – С удовольствием заведу дружбу с мужчиной. Это так интересно! – И поскольку голова ее еще кружилась от выпитого вина, она добавила: – И я рада, что ты меня поцеловал. Это так мило с твоей стороны…
Видимо, она сделала что-то не то – Торн, еще сильнее помрачнев, вдруг привлек ее к себе.
– Если я друг тебе, Индия, то не могу позволить тебе считать это поцелуем.
– Но почему? – растерялась Индия.
Вместо ответа он склонился к ней и…
…Этот поцелуй был иным. Индия чувствовала себя словно во сне, глаза Торна были закрыты, и она всласть могла любоваться его густыми ресницами. И вдруг его язык скользнул меж ее губ…
Индия и предположить не могла, что поцелуй может быть таким… интимным. Язык его был у нее во рту – так, словно Торн втайне от всех прочих говорил с ней… словно они вели безмолвную беседу! Индия затрепетала, но Торн лишь теснее прижал ее к себе.
Индия поняла вдруг, что ей безумно нравится целоваться. Как это забавно, подумала она, борясь с головокружением. Это очень… очень… это так необы…
– Черт возьми! – прорычал Торн, отшатываясь.
– Что такое? – Индия вновь лучезарно улыбнулась Торну. – Мне нравится. Это так мило…
– Мило?
Улыбка Индии разом угасла.
– Тебе не понравилось?
– Индия… – Он умолк. – Нет.
– Но почему?
Торн глядел ей прямо в глаза, и она поняла вдруг: сейчас он предельно честен.
– Ты плохо целуешься, Индия. Откровенно говоря, просто ужасно…
Сердце ее бешено забилось, а руки, обнимавшие Торна за шею, разжались.
– О-о-о…
Это следует запомнить и ни в коем случае не целовать будущего жениха, после того как тот сделает ей предложение…
– Индия…
Но Ксенобия больше ничего не позволила ему сказать. Наверняка он сейчас предложит дать ей несколько уроков – или сморозит еще какую-нибудь глупость, какую способны выдумать лишь мужчины. Она выскользнула из кольца его рук и вознамерилась уйти. Ее все еще слегка покачивало – от вина или…
– Благодарю, что сказали мне правду, Торн. Искренне сожалею, что я…
Больше она не успела вымолвить ни словечка – Торн вновь заключил ее в объятия. Большая ладонь легла на ее ягодицы – на то место, которого ни один мужчина до сих пор не касался…
– Я еще не закончил! – прорычал ей в ухо Торн.
…Его язык вновь у нее во рту. Его желание она ощущала всеми потаенными глубинами своего тела, и кожа ее словно загорелась. Свободной рукой Торн прихватил ее волосы и откинул ее голову назад…
Из горла Индии вырвался слабый стон и, уже ни о чем не думая, она склонила голову набок и робко попробовала его на вкус языком… Когда она проделала это, Торн застонал и крепче стиснул Индию в объятиях. Этот поцелуй…
…Этот поцелуй творил невероятное. С ней… с ее плотью… Его могучее мускулистое тело прижималось к ее телу, мягкому и податливому. Ее словно обдало жаром, она снова глухо застонала и прильнула к нему изо всех сил… это было более чем… более чем интересно. Это было…
Торн глухо выбранился и отпрянул от нее. Индию трясло как в лихорадке.
– Наверное, я очень пьяна, – пробормотала она.
А Торн устремил на нее свои серые чарующие глаза.
– Проклятие!
– И вам спокойной ночи, – отвечала Индия. И прибавила: – Ничего этого не было, мистер Дотри.
– Мистер Дотри? – рявкнул Торн.
Сердце Индии бешено колотилось, ноги подкашивались. Она прокашлялась.
– Хорошо. Торн. В любом случае подобного более не повторится.
Она умудрилась дойти до дверей, почти не шатаясь, и подняться наверх, где ничком рухнула на постель.
Проснувшись утром, Индия некоторое время лежала, размышляя. Интересно, она все еще ужасно целуется или Торну удалось ее хоть чему-то научить? Но, спустившись к завтраку, она узнала, что Торн уехал на рассвете, не оставив даже записки, – и решила, что это говорит само за себя.
Индия была глубоко уязвлена. Может, еще и потому, что, вспоминая все происшедшее, понимала: повторись все это, она повела бы себя точно так же. Но за годы своей работы Ксенобия усвоила: нет людей, все делающих одинаково хорошо. Подумаешь, не умеет она целоваться – и что с того? Наконец она решила выбросить всю эту историю из головы – куда-нибудь на задворки памяти, где покоились и ее детские воспоминания, и все то, что лучше не ворошить…
