На вершине мира - Лазарь Бронтман

Водопьянов. У меня несколько иной план. Доводы Ивана Тимофеевича очень хороши и идея замечательная. Но найти на полюсе корабль будет очень трудно. Поэтому лучше расставить по дороге опорные базы. Я предлагаю посадить на 85 градусе самолет Крузе, а на 88 — Головина. Они будут давать нам погоду, а когда мы полетим к полюсу — улетят обратно.

Крузе. Я согласен с Водопьяновым.

Головин. Я тоже.

Молоков. Я против предложения Спирина по другим соображениям. Мы не знаем условий посадки на Северном полюсе. Посылать один корабль слишком рискованно. При посадке он может потерпеть аварию, подломаться, его придется [94] спасать, при том не зная точного места посадки. Очень большой риск. Поэтому я предлагаю лететь сразу всей эскадрой.

Мазурук. Я согласен с Молоковым. Если один из кораблей пострадает при посадке в присутствии остальных, то мы сумеем оказать ему быструю и надежную помощь. Если же он подломается при одиночном полете, то тут развернется грандиозного масштаба экспедиция по спасению экипажа.

Алексеев. Самое существенное нам еще неясно: можно ли садиться на полюсе? Правда, Головин видел много полей, годных для посадки, но Амундсен, например, уверяет в своих трудах, что на полюсе сесть нельзя. Мы должны оставить на прежнем уровне всю нашу настороженность, граничащую с подозрительностью. При посадке самолета, будь то разведчик или тяжелый корабль, основную роль в операции будет играть радиосвязь. Самую надежную радиосвязь с землей может обеспечить только тяжелый корабль. Посему, если посылать кого-нибудь, то следует отправить в путь флагмана.

Спирин. Извиняюсь за повторное выступление. Самолеты Головина и Крузе не обладают надежными радиостанциями. И это основное. Нам ведь не нужны две базы. Нужна одна, но такая, в работе которой мы будем абсолютно уверены. Нам очень важно знать погоду полюса. Вспомните: из Матшара мы вылетали при плохой погоде, но зато знали, что на Рудольфе погода хорошая. Так и тут: мы сможем вылететь с Рудольфа при плохой погоде, если один из кораблей, сидящий на полюсе, доложит нам о ясном солнышке. Остальные три корабля полетят с открытыми глазами. Поэтому [95] послать одну машину менее рискованно, чем лететь сразу всей эскадрой.

Бабушкин. Правильно.

Шевелев. Кого посылать? Самолет Крузе нужно немедленно исключить: радиостанция и ее питание расположены там так, что при сносе шасси радиостанция немедленно гибнет. Радиооборудование самолета Головина также подвергает связь большому сомнению. Абсолютно надежную работу обеспечивает только аппаратура тяжелого корабля.

Шмидт. Установим бесспорные положения. О вылете всей эскадры без какой-то очень основательной разведки не может быть и речи Следовательно, нам нужно иметь опорную постоянную метеостанцию на земле (вернее, на льду) вблизи полюса. Самолет Крузе имеет плохое радиооборудование и, кроме того, необходим здесь на Рудольфе для выполнения оперативных заданий. Самолет Головина нельзя послать дальше 88-й параллели, так как иначе у него не хватит бензина на обратный путь. Тяжелый корабль можно послать на самый полюс. И качество разведки в этом случае будет значительно выше. На тяжелый самолет можно посадить больше квалифицированных работников, дать им лучшее техническое оборудование, обеспечить многомесячным запасом продовольствия, богатым набором инструментов для расчистки аэродрома. Согласны ли товарищи командиры с этими доводами?

После непродолжительного обмена мнениями, совещание приняло предложение Шмидта, Дальше начались споры о том, какой корабль посылать. Каждый хотел лететь первым. Здесь в экспедиции собрались люди, которые не мыслили авиационную работу без известного риска [96] и для которых благородное и мужественное дело авиации стало профессией. Конец спорам положил Шмидт. По его приказу в полет назначался флагманский корабль, а командование операцией Шмидт взял лично на себя. Молоков заикнулся было о том, что нельзя посылать всю головку экспедиции в такой рискованный полет, Шмидт рассмеялся.

— Василий Сергеевич явно преувеличивает, — сказал он. — Здесь остается достаточное количество людей, могущих самостоятельно выполнить любую труднейшую операцию. О какой головке идет речь? Посмотрите, вот сидит Молоков — знаменитейший из знаменитых, знаменитее летчика быть не может на свете: Неужели он не сумеет выполнить задание, если флагман будет на севере? Конечно, сумеет!

На том обсуждение и кончилось.

11 мая на разведку погоды вылетел самолет, на борту которого находились летчик Крузе, штурман Рубинштейн и синоптик Дзердзеевский. Самолет достиг широты 85 градусов 20 минут, затем повернул обратно. Подходя к острову Рудольфа, экипаж обнаружил, что архипелаг закрыт сплошной облачностью. По расчету времени внизу скоро должен был появиться остров Рудольфа. Крузе начал пробивать облачность — самолет обледенел, затем мелькнуло что-то, напоминающее скалу. Пришлось уйти опять за облака. Обледенение прекратилось. Однако положение продолжало оставаться очень напряженным: запасы бензина кончались, а точное местонахождение самолета было неизвестно. Летчик решил сесть на лед, точно определиться, установить связь с Рудольфом и затем продолжать путь. Пилот снова ринулся вниз, [97] самолет снова обледенел, но Крузе продолжал пробивать облака до тех пор, пока не увидел море. Внизу мела пурга, видимость была отвратительной. С огромным трудом летчику удалось найти подходящую льдину и сесть. Посадка прошла благополучно, машина не пострадала На следующий день Рубинштейн на несколько минут поймал солнце в объектив секстанта. Сделав вычисления, штурман определил, что посадка произошла, примерно, в ста километрах к северо-западу от острова Рудольфа. Самолет находился на одной из льдин Ледовитого океана. Высказыванию Амундсена был нанесен первый удар: оказалось, что на льдине центрального Полярного бассейна садиться можно.

Семь дней пробыли товарищи на этой льдине. С первого же дня они установили регулярную радиосвязь с островом и сообщали нам обо всех своих жизненных невзгодах и нуждах. Почти все дни мела пурга. Теплых вещей у них с собой не было, и товарищи мерзли весьма основательно. Перед стартом они забыли захватить примус и остались без горячей пищи. В исключительно нервных тонах Крузе давал оценку качеству аварийного продуктового фонда. Главное место в нем занимал пеммикан — традиционная пища всех полярных исследователей с давних времен. Сей пеммикан представляет очень питательный высококалорийный, но на редкость безвкусный экстракт мяса. Организации, конструировавшие нам аварийный запас, постарались (из самых лучших, видимо, побуждений) дать нам то, что проверено опытом арктических путешествий, не позаботившись, однако, попробовать на вкус это снадобье. Узнав о том, что товарищи нуждаются в теплых вещах, [98] а особенно в бензине, Шевелев приказал немедленно готовить самолет Головина. Первый полет окончился неудачно: Головин не нашел лагеря. Затем на остров нагрянула пурга. Двое суток экипаж провел на аэродроме, карауля просветы небосвода. Лишь 15 мая Головину удалось стартовать. В его обязанности входило сбросить товарищам на льдину на парашютах бензин, продукты, теплые вещи, инструменты и хозяйственные принадлежности. Через 1 час 40 минут полета Головин прошел низко над льдиной Крузе. Последовательно и методично сбросив весь причитающийся груз, экипаж Головина вернулся обратно.