Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посреди этой блестящей круговерти мистик Александр чувствует себя в своей стихии. Доля легкомыслия дает отдых от возвышенных мыслей. Шутливая болтовня подстегивает энергию для свершения великих дел. Разумеется, в России он не был так падок на светские увеселения. Он из той породы мужчин, которые степенны дома и ветрены за его стенами. Пристрастие к такого рода экзотике одновременно и удовлетворяет тягу к беспутству, и ее оправдывает. Он настоял на приезде в Вену императрицы Елизаветы, но все свое внимание отдает другим дамам. Каждое утро он протирает лицо кусочком льда, чтобы освежить кожу. Он присутствует на всех приемах, порхает по всем гостиным, увивается за всеми хорошенькими женщинами. <…> Впрочем, ветер любовного безумия гуляет надо всем конгрессом. <…>
Даже рассудительная императрица Елизавета чувствует, что и у нее голова идет кругом. Давно покинутая царем, в Вене она вновь встречает своего давнего поклонника, князя Адама Чарторыйского. Годы оставили свой след на челе государыни, но ее обожатель охвачен тем же волнением, что и во время их встреч в годы юности. <…> Императрица в письме к матери жалуется, что ее положение вынуждает ее «принести в жертву официальному положению счастье всей своей жизни, расставаясь с человеком, в котором в течение лучших четырнадцати лет жизни она привыкла видеть свое второе «Я».
Так на берегах Дуная вновь разгорается любовь между императрицей и князем Чарторижским, оборвавшаяся в 1807 году во время романа Елизаветы с корнетом Охотниковым. Он «простил от всего сердца» ее неверность, она вновь видит в нем «счастье всей жизни». Конечно, в этой взаимной страсти, сдерживаемой велением долга, много романтического. Взаимное влечение двух душ обостряется невозможностью физического обладания. Они скрывают, каких страданий им стоит отказ от того, чего оба страстно желают… Позволено предположить, что Елизавета в конце концов дала своему вздыхателю увлечь себя и царю донесли об этом. Сам постоянно обманывая жену, он все более сурово обращается с ней на людях. Как если бы он вымещал на ней какую-то застарелую обиду. Донесения австрийской полиции сообщают об оскорбительном отношении Александра к супруге: «Сообщение барона Хагера, министра полиции, 2 января 1815 года. Вот что рассказывают у Этьена Зичи: 1. В прошлую пятницу Александр заставил свою несчастную супругу присутствовать на балу у княгини Багратион. Императрица неохотно повиновалась, но канапе, на которое она села, было в таком плохом состоянии, что развалилось под ней. 2. В субботу на семейном обеде у Александра он невероятно грубо обошелся с императрицей, со своим братом, великим герцогом Баденским, и сестрой, баварской королевой. Говорят, что императрица не вернется в Россию, а уедет к брату в Карлсруэ».
Другой рапорт полиции от 5 февраля 1815 года: «Императрица России… супружество которой столь несчастливо, никогда не обедает ни с императором, ни с его сестрами, великими княгинями… Предполагают, что она не вернется в Петербург. Если так действительно произойдет, это произведет глубокое впечатление в столице, где императрица очень популярна и любима».
Чуть позже новое донесение в том же духе: «На последнем балу у княгини Багратион при появлении императрицы раздались возгласы: «Как она прекрасна! Бесспорно, эта женщина – настоящее чудо!» Александр, задетый за живое, так как заподозрил выпад в свой адрес, произносит, повысив голос: «А я этого не нахожу! У меня другое мнение».
Елизавета безропотно переносит унижения и даже оправдывает холодность мужа. «Из чувства справедливости я должна признать, что император любезен со мной, – пишет она 2 февраля 1815 года матери, – он сам предложил мне чаще обедать у него и даже вдвоем с ним, когда я буду одна. Нужно судить исходя из характера человека, особенно такого человека, как император». <…>
Но все эти галантные и политические треволнения не могут отвлечь союзников от не дающей им покоя мысли – о запертом на своем острове Наполеоне. Принц де Линь острит: «Наполеон играет в Робинзона Крузо», а Талейран не перестает требовать, чтобы корсиканца удалили от берегов Средиземного моря. Он предлагает другое место заключения – Азорские острова, «в пятистах лье от всякой земли». Веллингтон, прибывший в Вену, поддерживает его. Но Меттерних предпочитает не спешить с депортацией низвергнутого императора и дождаться, пока тот сам каким-нибудь опрометчивым поступком не даст для этого повода. Царь категорически возражает против переселения бывшего врага в новое место заключения. Причины великодушия Александра две: во-первых, он догадывается, благодаря донесениям шпионов обоего пола, что Англия, Австрия и Франция подписали недавно договор, направленный против России и Пруссии; во-вторых, он только что узнал от Талейрана, что Людовик XVIII отклонил возможность брака между герцогом Беррийским и великой княжной Анной. <…> «По какому праву, – негодует он, – отбирают у этого человека остров Эльба, предоставленный ему в соответствии с договором всего год назад?»
Споры о будущем Наполеона неожиданно прерваны новостью, поразившей конгресс точно гром среди ясного неба: в ночь с 6 на 7 марта 1815 года Меттерних получает сообщение, что экс-император Франции тайно отплыл с острова Эльба в неизвестном направлении. В восемь часов утра Меттерних устремляется к императору Францу, а тот, до смерти перепуганный, приказывает ему бежать к императору России и королю Пруссии. Впервые после трех месяцев дипломатических размолвок Меттерних является к царю. Александр, узнав новость, без колебаний заявляет, что готов взяться за оружие. Перед лицом общей опасности вчерашние раздоры отступают и соперники вновь становятся союзниками. Потом царь, проявив беспримерное великодушие, говорит Меттерниху: «Покончим с нашей личной распрей. Мы оба христиане, а наша вера учит всепрощению. Обнимем друг друга и предадим забвению прошлые обиды». И прижимает австрийского канцлера к своей груди.
Через час участники конгресса собираются и обсуждают ситуацию. Александра мучает чувство вины: не он ли всегда утверждал, что нет никакого риска оставлять Наполеона на его острове? Ведь пленник нарушил слово, данное ему, Александру! Он и злится на него, и восхищается им: какова дерзость!.. Каждый из них надеется, что, едва ступив на землю Франции, Наполеон будет арестован без единого выстрела. Но могут ли Бурбоны рассчитывать на поддержку французского народа? Некоторые министры в этом сомневаются. События следующих дней подтверждают их правоту. Наполеон, высадившись в бухте Жуан, стремительно приближается к Парижу, и города с энтузиазмом открывают перед ним ворота, крестьяне восторженно приветствуют его, а солдаты отказываются в него стрелять.
