Роман в письмах. В 2 томах. Том 1. 1939-1942 - Иван Сергеевич Шмелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В субботу я опять был у послепасхальной всенощной, было легче мне, я мог молиться, и все — о тебе, весь с тобой. И опять радостно-благостно слушал гимн Богоматери, в конце службы перед Ее Образом Знамения… — как же прекрасно это! И в этом смешались для меня нежность светлая к тебе, моя с тобой связанность душ и сердец наших, моя неотрывность от тебя — и благодарение Ей… — образ-подобие Которой — в тебе вижу! Вчера, закрывая к ночи спускные ширмочки за окнами, вдруг увидал новый месяц — и мысль — он справа! — и мысль, осиявшая вдруг — это старинное наше — «пожелай самого желанного!», — и я… — «Оле — здоровой быть!» — вот, вырвалось из сердца это желаннейшее из желанного — ты, только ты, всегда — Ты, моя прекрасная! И ты мне ответила — письмо твое сегодня, — о, желанное, от Желанной! Ты слышишь — я — _п_о_ю_ тебя… я не могу иначе, я весь наполнен, я чувствую приливающую силу, я хочу для тебя жить, для тебя писать… писать лучшее, лу-чше, чем доселе… — единственно только для тебя.
Олюша, помни, надо набраться сил. Принимай «селюкрин», достань, если можешь, витаминное «Нестровит», лаборатории Роша, м. б. найдется в Голландии, выпиши из главного аптекарского склада. Если я найду возможность, я тебе пошлю с кем-нибудь: это — как чудесные конфеты, как шоколад с молоком. Даст хорошее самочувствие. И питайся, питайся, и — больше, больше — лежать, лежать! Ты должна быть — «коровка в лугах», бабочка в цветах, пчелка в розовой чашечке, мотылек мой многоцветный. А твой мотылек-цикламен уже опалил края крылышек… но еще розовый, еще живет. Я сохраню его. — Кажется, в конце мая — мой литературный вечер. Береги себя, не простуживайся… — прошу тебя, прими антигриппал! Что ты упрямишься! Эту зиму я никак не болел гриппом, кажется — впервые. Я берегусь… для радостной встречи с тобой. Пусть бы увидеть только… — и это какое счастье! Т_е_б_я, _т_ы_ — _в_с_я_ _м_о_я! Будь покойна, я весь, слава Богу, здоров, — чтобы не сглазить! — я сильней, я бодрей, я — _в_е_р_ю. И знаешь — я тянусь к Церкви, к Божьему… я хочу его, я хочу быть достойней, чище… — и это — через тебя, от тебя. Ты меня творишь, Оля. Ты меня лаской мягчишь, лелеешь мою душу, наполняешь ее богатством. В ней отмыкаются какие-то местечки, я полон мыслей, картин, планов… — надо лишь больше воли — взяться — и все излить… — да, в «Пути Небесные»! Во-имя твое, моя невеста, моя лучезарная, светлая, священная для меня _Ж_е_н_а. Пусть только страстно желанная… пусть… — но ты воистину для меня — _м_о_я. Пусть в сердце, в думах, во всем во мне… — пусть, — и это мне радость несказанная.
Помогай же себе обновляться и сильнеть, всячески сильнеть, — внушай себе, гони сомнения, верь, что будешь цвести, будешь счастливой, — хлынет потоком радость в тебя, — увидишь! И — творческая радость! Бу-дешь! Зови ее — придет, послушная, к моей упрямке-мнитке. Ах ты, орхидейная… я от тебя в восторге, только Оля могла так… радовать бедную девчушку… чудесно, чудеска-нежка! О, твои бы глаза увидеть, когда дарила… — бледнушка, прозрачная восковка, русская орхидейка, не жадная, не хищница-плотоядка, а ру-сская, душистая, цветущая… ночная орхидейка… вся ароматная, вся — весенняя-зеленая… «троицкая». Снежинка, пушинка… Олюнка… пальчики дай, тонкие, слабенькие… как их целую, как глажу, как нежно держу, гляжу… вижу, как набегает кровью, наливается жизнью… моя воскресающая веснянка! Оля моя, как я приникаю нежно, не дыша, боясь оскорбить дыханьем… мою нетленную.
Рад, что И. А. отозвался. Поищу в его письмах о «Путях»684, напишу. И у одного из твоих гиацинтов — сиреневого — была «детка»! Все думаю о твоем сне — Куликово поле. Как чудесно! Ты _э_т_о_ сделаешь, я это получу! И бу-дет _т_в_о_е, только, ни от кого не приму, ты сделаешь — или не будет! Ты сделаешь — и именно так, как _п_р_о_в_и_д_е_л_а. Это тебе — послано. Для — _н_а_с. Для всех. Это связывает навсегда — нас. Хочу, хочу, хочу! Тебя, твоего, от тебя, из тебя! с тобой, — и ни с кем, ни от кого. Ты мне — _в_с_е, _в_с_я, ты живешь во мне, ты даешь жизнь, течешь в крови к сердцу и там — творишь. Я _д_л_я_ _т_е_б_я — написал «Куликово поле». Ты оденешь его в крестильную рубашечку, мамочка моя, его. Ты его рождала, подарила мне, — дитя мое-твое. Я дерзнул… я коснулся чистейшего, нашел в своем прахе свет, силу — попытку лишь коснуться, выразить мучившее так долго, поведанное мне случайно, явившееся мне на могилке моей первой Оли — для Второй, последней, все завершающей, все превосходящей. Нет, ты не «дерзка», ты — полномочна, ты — назначена для сего. Ты чудесно восполняешь мое, меня, во мне… — ты — творишь. Художник милый, художник нежный, чуткий, полный любви, мне необычной, сказочной, смутно жданной, столько искомой, томившей столько и — обретенной! Оля, ты прими кротко «послушание»: это благодать на тебе, это _д_а_н_о_ тебе. Ты вся отомкнёшься, все источники загремят в тебе, все священные огни возжгутся твоим сердцем, тобой, творческим в тебе — для многих. И Лик Пречистой найдешь и воплотишь… — о, если бы, с тобой, моя золотая птичка, моя пчелка, моя Царевна чистая… с тобой..! — увидеть Святое, облобызать все камни святых воспоминаний — были земной-небесной… оплакать радостно, слить слезы наши вместе… с _т_е_м_и… _т_а_м, под старыми маслинами…685 наполнить души светом, таким Светом..! И потом… — древнее увидеть — мечта! — пирамиды… Нил… пустыню… где зародилась мысль о Воскресении, о Бессмертии… таинственный Египет, прибежище Ее, изгнанницы… с Младенцем… — в
