Наследие. Трилогия (ЛП) - Нора Кейта Джемисин

Когда я видел подобный скипетр в последний раз, это была более взрослая версия игрушки с полки Шахар. К ней был прикреплен острый ножичек, которым так удобно было резать мою кожу на полоски. Помнится, от такого надругательства над детской игрушкой мои раны горели, словно их солью посыпали…

Я вновь посмотрел на Шахар. Белокурая Шахар, наследница Шахар, будущая правительница Шахар Арамери. Среди детей Арамери все-таки находились такие, кто нипочем не воспользовался бы скипетром, но я был уверен, что Шахар такой душевной мягкостью не обладала. Хотя бы раз она этим жезлом наверняка воспользовалась, причем с превеликим удовольствием. И скорее всего, ее первой жертвой стал Дека. Исцелил ли ее болезненный крик брата от стремления причинять боль? У Арамери, скорее, было в обычае терзать своих самых любимых и с упоением вспоминать об их муках.

Я призадумался: а не убить ли ее?

Я долго взвешивал все за и против.

Потом повернулся и шагнул сквозь стену в соседнюю комнату.

Как я и ожидал, покои у них были смежные. Так обычно размещали близнецов Арамери. Их комнаты располагались рядом, и спальни соединялись дверью: чтобы дети, по желанию, могли спать врозь или вместе. Благодаря таким дверям многие двойняшки Арамери переставали быть двойняшками – оставался только один. Сильнейшему из двоих было так легко прокрасться в спальню более слабого брата или сестры в ночной темноте, пока спали все мамки и няньки…

В комнате у Деки было темнее, чем у Шахар: она располагалась с той стороны дворца, куда не попадал лунный свет. Я посмотрел в окно и сообразил, что солнечного света этой комнате тоже доставалось меньше: снаружи виднелись гигантские сучья Мирового Древа, тянущиеся в ночную даль. Ветви и несчетные листья частично заслоняли вид, и солнце проникало сюда разве что размытыми пятнами. По итемпанским меркам такой свет полноценным уже не считался.

Я заметил и другие признаки несколько приниженного положения мальчика: на полках меньше игрушек, на постели меньше подушек. Я подошел к кровати и стал задумчиво смотреть на него. Он лежал на боку, свернувшись калачиком, и даже во сне выглядел спокойным и аккуратным. Нянька заплела его длинные черные волосы в несколько кос – наверное, в неуклюжей попытке заставить их виться хотя бы немножко. Я нагнулся и провел пальцем по тугим прядям одной из косичек…

– Может, мне тебя наследником сделать? – прошептал я.

Он не проснулся, так что ответа я не получил.

Отойдя от него, я с удивлением обнаружил, что ни одна из игрушек на полках не несла на себе послевкусия любви. Я понял, что к чему, лишь приблизившись к небольшому шкафчику с книгами: вот где любовью все так и дышало! Не менее дюжины свитков и книг носили явственный отпечаток детских восторгов. Я провел пальцами по корешкам, вбирая магию смертных. Здесь были карты далеких стран, истории открытий и приключений, тайны смертного царства… В жизни Дека вряд ли много со всем этим сталкивался, будучи с рождения заперт здесь, во дворце. Так что для него содержимое этих книг наверняка мало отличалось от мифов и сказок.

Я закрыл глаза и поднес пальцы к губам. Втянул запах – и вздохнул. Нет уж, ребенка с подобной душой я не мог сделать наследником. Это все равно что своей рукой его уничтожить…

Я двинулся дальше.

Сквозь стены, под полом кладовки, через торчащий сук Древа, практически заполнивший собой одно из сокровенных замкнутых пространств, и вот я в покоях нынешнего главы семьи Арамери.

Здесь одна спальня превосходила размерами всю совокупность комнат, выделенных ребятишкам. Посредине располагалась большая квадратная кровать, установленная на просторном круглом ковре, скроенном из пушистой белой шкуры какого-то существа: я даже не смог припомнить, доводилось ли мне охотиться на таких. Вообще-то, если сравнивать с привычками иных известных мне глав семьи, обстановка тут едва ли не аскетичная. Ни тебе расшитых жемчугом покрывал, ни черного дерева из лесов Дарра, ни кентийской резьбы, ни «облачной» ткани из Шати-Нарехи. Кроме кровати, здесь было очень немного мебели, да и та распихана по углам, чтобы не мешала. Эта женщина не терпела помех на своем пути – во всех смыслах.

Она вполне соответствовала обстановке своей опочивальни. Правительница лежала на боку, свернувшись почти как ее сын, но на том сходство и кончалось. Светлые волосы, остриженные на удивление коротко, обрамляли угловатое лицо, и я нашел, что одно вполне сочетается с другим, вот только у амнийцев такое не было принято. Она была хороша своеобразной льдисто-бледной красотой и даже во сне выглядела суровой. А еще она оказалась моложе, чем я ожидал: навскидку под сорок, вряд ли больше. То есть Шахар достигнет совершеннолетия, когда ее мать будет еще относительно молода. Быть может, она прочила в истинные наследники своих внуков от Шахар?

Стало быть, исход состязания не был настолько предрешен, как мне сперва показалось.

Я задумчиво огляделся. Дети говорили, у них нет отца. Это означает, что у правительницы нет законного мужа. Интересно, она и в любовниках себе отказывала? Я наклонился, вбирая ее запах, даже рот приоткрыл, чтобы не упустить ни малейших оттенков вкуса. И… Да, конечно, вот он. Запах другого человека глубоко пропитал ее кожу и волосы, проник даже в тюфяк. Это был запах единственного возлюбленного, посещавшего ее достаточно долго – месяцы, если не годы. Стало быть, у нас тут любовь?.. Что ж, ничего особо неслыханного. Я пообещал себе перерыть сверху донизу весь дворец, но всенепременно выяснить, кому принадлежит запах.

Я обошел и другие комнаты правительницы, но они так ничего мне о ней и не поведали. Я увидел основательную библиотеку (не содержащую, впрочем, ничего особенно интересного), домашнюю молельню с алтарем Итемпаса, крохотный садик (ухоженный просто до отвращения – наверняка заботами обученного садовника), общедоступную гостиную и личную гостиную. Лишь ванная продемонстрировала некоторые признаки экстравагантности: вместо обычной ванны здесь имелся целый бассейн, достаточно обширный и глубокий для плавания, с отдельными примыкающими помещениями для переодевания и мытья. Отхожее место размещалось в отдельном уголке, за хрустальной панелью, и, присмотревшись, я рассмеялся. На сиденье были начертаны сигилы, призывающие мягкость и тепло. Я не устоял перед искушением и немедленно заменил их сигилами жесткости и кусачего холода. Надеюсь, я смогу оказаться поблизости и насладиться ее воплем, когда она это обнаружит.

Я как раз завершал свои исследования, когда небо на востоке начало понемногу светлеть: приближался рассвет. Со вздохом оставил я покои правительницы Арамери и вернулся к Лестнице в никуда, где и улегся в самом низу – ждать.