«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории - Генри Каттнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Журналист нашел уголок без отражающих поверхностей и забился туда, прикрывая лицо ладонью. В другой руке он сжимал плоский прибор.
«Час от часу не легче, – думал он. – Какой мне прок от этого устройства, если Тарн будет приходить каждый день? А может, я просто тронулся умом? Хотелось бы в это верить».
Надо что-то предпринять, не шарахаться же от зеркал до конца жизни. В облике Тарна есть нечто неуловимо, но до жути знакомое – вот что хуже всего. Кельвин отмел дюжину объяснений, от реинкарнации до дежавю, но…
Он снова глянул в щелку между пальцами, на этот раз Тарн держал в руках нечто длинное и цилиндрическое, наводил, как ружейный ствол. Это подстегнуло Кельвина. Надо что-то делать, и немедленно. Он сформулировал задачу – «хочу оказаться отсюда подальше» – и вдавил кнопку в корпус прибора.
И вмиг ему стал абсолютно понятен забытый метод телепортации. Зато утратили ясность все остальные проблемы. Эти запахи… кто-то думает… добавлялись к… и не существовало для этого слова, только шокирующая аудиовизуальная идеация, от которой мутился рассудок. Некто по имени Три Миллиона Девяносто Гвоздик написал новую натуралию. А еще было физическое ощущение, словно Кельвин лижет двадцатичетырехдолларовую марку и наклеивает ее на открытку.
Но самое главное – человек из будущего получил… по крайней мере, должен был получить побудительный импульс к изобретению метода телепортации, и Кельвин, мгновенно возвратясь в свой разум и в свое время, этим методом воспользовался…
Он падал.
Ледяная вода встретила Кельвина неласково. Чудом он удержал прибор для мысленной связи. В ночном небе кувыркались звезды, на темном море кружилась серебряная рябь. Потом в ноздри хлынул крутой рассол. Журналист пожалел о том, что так и не научился плавать.
Опускаясь на дно, вместо крика исторгая воздушные пузырьки, он в отчаянии ухватился за соломинку, которая приняла форму плоской коробочки. Палец сам нашел кнопку. На этот раз не было необходимости сосредотачиваться на проблеме – Кельвин не мог думать ни о чем, кроме собственного спасения.
Психический хаос, фантастические образы – и ответ. Необходимо сконцентрироваться, времени в обрез. Вверх убегали гирлянды пузырьков. Журналист их не видел, но они щекотали лицо. Кругом одна вода – соленая, холодная, страшная. Она давила, как живая враждебная тварь.
Но теперь журналист знал метод, понимал, как тот работает. Он отправил мысль по пути, указанному разумом из будущего. И что-то возникло. Излучение? Кельвин подобрал самое подходящее слово: пусть будет излучение. Оно хлынуло из его мозга и что-то сделало с легочной тканью. Молниеносно адаптировались клетки крови…
Смертельная угроза миновала – он дышал водой.
Но Кельвин понял также, что этот спасительный эффект продлится недолго. Без телепортации не обойтись никак. И он, конечно же, способен вспомнить процедуру. Ведь не далее как минуту назад воспользовался ею для бегства от Тарна.
Но вспомнить не удавалось. Сведения были тщательно стерты из памяти. Ничего не оставалось, как снова нажать на кнопку, и с крайней неохотой Кельвин это сделал.
Он стоял на улице, и с него стекала вода. Пусть улица незнакомая, зато он, несомненно, в своем времени и на родной планете. На его счастье, у телепортации есть ограничения.
Дул холодный ветер. Вокруг ботинок быстро росла лужица.
Он осмотрелся. Заметил вывеску турецкой бани и направился туда, чавкая мокрой обувью и думая о самом простом и насущном.
Судя по всему, Кельвин перенесся в Новый Орлеан. Как-то раз он здесь хорошенько набрался. Мысли ходили кругами, и все они сводились к шотландскому виски. Отличный паллиатив, превосходный тормоз. Надо вернуть контроль над собой. Ему досталась поистине божественная власть, и следует распорядиться ею с толком, прежде чем опять случится нечто неожиданное. Тарн…
Он сидел в гостиничном номере и потягивал виски. Надо рассуждать логически.
Кельвин чихнул.
Разумеется, проблема заключается в том, что у его разума и у разума человека из будущего слишком мало точек соприкосновения. Паче того, телепатическая связь возникает только в критический момент. С таким же успехом можно ежедневно посещать Александрийскую библиотеку, но всякий раз проводить там не более пяти секунд. За это время не успеешь даже приступить к переводу…
Здоровье, слава, богатство. Он снова чихнул. Робот все-таки обманул, здоровья уж точно не прибавляется. Кстати, о роботе. Как он оказался во все это замешан? Сказал, что провалился в эпоху Кельвина из прошлого, но ведь роботы знатные лжецы. Надо рассуждать логически…
Очевидно, в будущем водятся существа сродни тому чудовищу из киноленты про Франкенштейна. Андроиды, роботы и так называемые люди – с умом, разительно отличающимся от современного.
Апчхи! И еще глоток виски.
Робот утверждал, что прибор выйдет из строя, после того как его пользователь получит здоровье, славу и богатство. А это очень плохо. Предположим, Кельвин достигнет своей цели, но тут явится Тарн, и нажатие на кнопку уже не спасет. Какой ужас! Напрашивается очередная стопка.
Трезвость не лучшая помощница в ситуации, которая легко заткнет за пояс белую горячку. Пусть даже существование науки, с которой столкнулся Кельвин, теоретически вполне возможно. Но сегодня этой науки нет, и точка. Апчхи!
От прибора мало пользы, когда ты тонешь или когда тебе угрожает усатый андроид со зловещим цилиндром в семипалых руках. Что, если поставить перед собой правильную задачу и включить устройство в нормальной обстановке?
Надо найти ее, эту задачу…
Тот разум, из будущего… Как же он страшен!
И тут пришло пьяное озарение: а ведь будущее, этот смутный, укутанный тенями мир, влечет к себе!
Кельвин не знал, как устроен этот грядущий мир, но каким-то образом его чувствовал. Знал, что там хорошо, гораздо уютней, гармоничней, чем здесь. Если он станет тем незнакомцем, что живет в будущем, все моментально наладится. Любить надо лучшее[59], подумал он с кривой усмешкой.
Ух ты! Он встряхнул бутылку. Это сколько уже выпито? А самочувствие отменное.
Надо быть логичным.
За окном мигали уличные фонари. Неон выписывал в ночи надписи на гоблинском языке. Все казалось Кельвину чужим, даже собственное тело. Он засмеялся, но тут же остро захотелось чихнуть, и смех прекратился.
«Все, чего я желаю, – это здоровье, богатство и слава. Получу их – и остепенюсь, буду жить счастливо, без забот и хлопот. Больше мне эта
