Исповедь - Жан-Жак Руссо

34

Так называли Ребеля и Франкера{496}, в юности известных тем, что они всегда вместе ходили играть на скрипке по домам. (Прим. Руссо.)

35

Я совсем не предвидел, что это все-таки будут говорить, несмотря на «Словарь». (Прим. Руссо.)

36

«Служанка-госпожа» (итал.).

37

«В чужом деле каждый любит справедливость» (итал.).

38

Покаяние (лат.).

39

В то время, когда я писал это, у меня еще не было никакого подозрения о великом заговоре Дидро и Гримма, иначе я легко распознал бы, насколько первый злоупотреблял моим доверием, чтобы придать моим произведениям тот жестокий и мрачный характер, которого они больше не имели, когда он перестал меня направлять. Отрывок о философе, который приводит самому себе доказательства, заткнув уши, чтобы не слышать жалоб несчастного, – написан в его духе; он снабдил меня и другими темами, еще более мрачными, которыми я не решился воспользоваться. Но я приписывал его настроение тому состоянию, которое вызвала в нем Венсенская башня и довольно сильную дозу которого можно найти в его «Клервале»; я никогда не думал подозревать в этом злой умысел. (Прим. Руссо.)

40

Вот один из примеров того, как изменяет мне память. Много времени спустя, после того как это было написано, я узнал, беседуя со своей женой о ее старике отце, что совсем не Гольбах, а де Шенонсо, в ту пору один из попечителей богадельни, поместил его туда. Но я совсем позабыл об этом и готов был поклясться, что это сделал Гольбах. (Прим. Руссо.)

41

Под открытым небом (лат.).

42

Такое опасение внушала мне главным образом благоразумная строгость Дюкло; что касается Дидро, то, не знаю почему, во всех моих беседах с ним я становился более насмешливым и язвительным, чем это свойственно моей природе. Это-то как раз и удержало меня от того, чтобы посовещаться с ним о предприятии, в которое я хотел вложить только силу разума, без малейшего признака настроения и пристрастия. О тоне сочинения можно судить по «Общественному договору»{497}, представляющему извлечение оттуда. (Прим. Руссо.)

43

В настоящее время я дивлюсь своей глупости, помешавшей мне заметить, когда я писал эти строки, что досада, с которой гольбаховцы смотрели на мой отъезд в деревню и пребывание там, касалось главным образом старухи Левассер, потому что таким образом ее не было у них под рукой и она не могла руководить ими в их клеветнических выдумках, снабжая их точными указаниями времени и места. Эта мысль, пришедшая мне на ум так поздно, отлично объясняет мне странность их поведения, которое при всяком другом предположении необъяснимо. (Прим. Руссо.)

44

Вернее, вырвать из него старуху, в которой они нуждались для устройства заговора. Удивительно, как за все время этой длительной бури моя глупая доверчивость мешала мне понять, что именно ее, а не меня хотят снова видеть в Париже. (Прим. Руссо.)

45

Вот он, трон Гремящего (лат.).

46

Я узнал потом, что эти слова принадлежат де Сантею{498} и что г-н де Линан украдкой присвоил их себе. (Прим. Руссо.)

47

Только впоследствии я дал Троншену прозвище «жонглер», но это было много позднее – после того как он открыто стал моим врагом и возбудил жестокие преследования против меня в Женеве и других местах. Но я скоро перестал применять даже и это прозвище, когда окончательно стал жертвой гонений. Низкое мщение недостойно моего сердца, и ненависть никогда не находит в нем почвы. (Прим. Руссо.)

48

С тех пор как была написана эта книга, все, что мне удалось различить в окружающей меня тайне, вызывает во мне опасение, что я не знал Дидро. (Прим. Руссо.)

49

С тех пор как это было написано, он совершил этот шаг с самым полным и непостижимым успехом. Мне кажется, это Троншен сообщил ему необходимое мужество и средства. (Прим. Руссо.)

50

Вот чему в простоте своего сердца я верил, еще когда писал «Исповедь». (Прим. Руссо.)

51

Теперь он принадлежит ей по новому договору, который она заключила со мной совсем недавно. (Прим. Руссо.)

52

Когда я писал это, полный своей прежней слепой доверчивости, я не подозревал о подлинной цели и значении его приезда в Париж. (Прим. Руссо.)

53

Крупное поражение{499}, очень огорчившее короля, заставило герцога Люксембургского немедленно вернуться ко двору. (Прим. Руссо.)

54

Я сложил стихи, а славу другой пожинает (лат.).

55

Это письмо вместе с несколькими другими исчезло из Люксембургского дворца, когда мои бумаги находились там на сохранении. (Прим. Руссо.)

56

Прощай и люби меня (лат.).

57

Так он впоследствии присвоил себе «Эмиля». (Прим. Руссо.)

58

Само собой понятно – при его жизни и моей; и, конечно, самая строгая щепетильность не могла бы потребовать большого, – особенно по отношению к человеку, который попирает ее. (Прим. Руссо.)

59

Следует заметить, что прошло почти семь лет с тех пор, как это письмо было мною написано, а я не говорил о нем и не показывал его ни одной живой душе. Так же было и с теми двумя письмами, которые г-н Юм прошлым летом заставил меня написать ему, – до тех пор, пока он не поднял из-за них всем известную шумиху. Все то дурное, что мне приходится говорить о моих врагах, я говорю по секрету, им одним. Если же можно говорить о них хорошее, я говорю это публично и от всего сердца. (Прим. Руссо.)

60

Обратите внимание, как упорно держалось это слепое и глупое доверие после всех оскорблений, которые должны были открыть мне глаза. Оно прекратилось только после моего возвращения в Париж в 1770 году. (Прим. Руссо.)

61

Я писал это в 1769 году. (Прим. Руссо.)

62