В подполье можно встретить только крыс… - Петр Григоренко

Стал бы!… Если бы не вмешалось… советское правосудие!

Марченко арестовали и судили в первый раз по статье Уголовного кодекса, античеловеческая сущность которой была столь очевидной, что Верховный Совет Туркменской ССР вынужден был не только отменить ее, но и освободить всех осужденных по этой статье и снять с них судимость.

Следовательно, Марченко в тот первый свой суд никакого преступления не совершал и прекрасно понимал это. Необоснованное осуждение тяжело ударило по его чувствительной психике. Затем лагерь с его противоестественными условиями, и разовая обида перерастает в устойчивое желание покинуть страну, где с ним обошлись столь бездушно. Не зная, что уже подписан документ о его освобождении, он бежит из лагеря, короткое время работает вблизи от границы и предпринимает попытку перейти ее. Его арестовывают и он снова в руках советского правосудия.

Известно, что уголовное преследование за попытку нелегального перехода границы находится в вопиющем противоречии с общепризнанными нормами Всеобщей декларации прав человека и других подписанных нашей страной международно-правовых документов. Но Марченко этого в то время не знал. И если бы его судили за нелегальный переход границы, он бы наверняка признал себя виновным и любой приговор воспринял бы как справедливый. Из лагеря он вышел бы обескрыленным, утратившим иллюзии человеком, обзавелся бы семьей и жил бы в мелких заботах, как живут многие миллионы обывателей. Но ему предъявили обвинение в измене родине, т.е. в преступлении, коего он не совершал.

Что двигало подельником Марченко Буровским, когда он давал лживые показания, известно. В книге «Мои показания» автор описывает свою встречу с Буровским на этапе. Последний, упав перед Марченко на колени, рыдая, просил простить его и не рассказывать «зэкам» о его показаниях. Он знал, что грозило ему, если бы его подлый поступок открылся. Объясняя причину своих лживых показаний, он клялся, будто следователь пригрозил ему, что если он не даст нужных показаний на Марченко, то такая возможность будет предоставлена тому, и он не будет таким дураком, как Буровский. Следователь якобы сказал: «Один из вас должен быть осужден за измену родине. И будет осужден! Вот и выбирай, пока тебе дают выбирать!» Марченко никому в то время не рассказал. Он обозвал Буровского «подонком» и посоветовал «не мозолить глаза».

Итак, Буровский ясен. А вот чем руководствовался следователь, возводя такую напраслину на 20-летнего парня, сказать трудно. Вполне возможно, что у него был недовыполнен план по раскрытию преступлений в измене Родине. А, может, здесь сыграли роль личные антипатии? Все это пока неизвестно. Но абсолютно ясно, чем руководствовался суд, вынося явно неправосудный приговор. Суд просто не хотел «выносить сор из избы», понимая, что это вызовет недовольство такого могущественного органа, как КГБ. Но парень все же невиновен. И суд это прекрасно понимает. Понимает и находит «соломоново решение»: покрывает своим неправосудным приговором преступление следственного органа. При этом Марченко, учитывая «смягчающие обстоятельства», дается наказание «меньше минимального срока». Но Марченко не понял этой «гуманности» суда. Не понял не только потому, что назначенное ему «гуманное» наказание вдвое превышает максимальный срок, предусмотренный «за нелегальный переход границы». Надо знать Марченко. Его чувствительную душу потряс не срок, а очевидная для всех несправедливость. И перед ним встал вопрос – почему?!

Он начинает искать ответ. Ищет его в трудах классиков марксизма-ленинизма, в литературе, в общении с людьми, в среду которых попал в мордовских политических лагерях. Марксизм-ленинизм он осваивает просто варварским методом: берет полное собрание сочинений Ленина и изучает том за томом. Пусть каждый, кто прочтет это, вообразит сей воистину «сизифов труд». Человеку, политически почти неграмотному, пришлось вести раскопки в тех 55-ти томах, куда спрятали подлинного Ленина. Но он освоил это наследие. И не только его. Таким же методом работал он и над собранием сочинений Маркса и Энгельса.

Когда я встретился с Марченко в 1967 году, это был глубоко эрудированный в марксизме-ленинизме человек. Людей со столь глубокой эрудицией я не встречал с тех пор, как было покончено с оппозиционерами «всех мастей». Это был высокообразованный, вдумчивый, сознательный, твердый и мужественный политический боец. Книга, которую он написал и теперь отдавал нам на суд, потрясала не только своей правдивостью, документальностью, но и литературными качествами. В ней виделся настоящий, большой художник. Не скрою, некоторые из нас, впоследствии ставшие его самыми близкими друзьями, остерегали от распространения книги, предупреждали, что ему это может грозить большими бедами. Но он был непоколебим. «Мои друзья находятся еще там, ежедневно ходят под угрозой смерти. Как же я могу молчать! – восклицал он. – Пусть будет, что будет, но молчать я не стану. Это позор, что до сих пор молчали об этом!»

В предисловии к своей книге он написал: «Я хотел бежать за границу. Теперь вижу, что это была ошибка. Для меня и на родине очень много дел!» Свое предисловие он заключает словами: «Оперативник в лагере неоднократно говорил мне: – Вот Вы, Марченко, постоянно всем недовольны. А вы сами что полезного сделали для своей страны? – Отвечая сегодня на этот вопрос, я говорю: – Да, действительно до сегодняшнего дня мало что сделал, но этой книгой я начинаю действительно полезную для моей родины работу».

А вот теперь его снова судили. Судили без оснований. Нет никаких доказательств нарушения этого дикого закона (о паспортном режиме). Нет? У советского суда «доказательства» всегда есть. «Доказательство в том, что Вы работали в Москве» – изрек судья. Закон предусматривает совершенно точно – два милицейских акта о нарушении режима. Судья применяет «логику»: «Вы работаете в Москве. Ваша жена живет в Москве. Вы у нее бываете. Значит Вы живете в Москве. А Вы в ней не прописаны. „Железная логика“. Непонятно только, почему не считаются нарушителями те тысячи жителей Александрова, которые тоже, будучи не прописанными в Москве, работают там. Да и что же им прикажете делать, если в Александрове нет работы, а в Москве нет жилья.

Марченко осудили, определив максимум по статье – два года лагеря строгого режима. Но мы понимали, что двумя годами не ограничатся; его ждет еще лагерный суд. Это мы и попытались довести до международной общественности. И предсказание сбылось. Через два года его снова судили (в лагере) и он получил еще два года лагеря строгого режима. Мы предполагали, что дадут ему десятку. Но этому помешало международное общественное мнение. Широкая и настойчивая кампания в защиту Марченко не только сорвала максимальный приговор лагерного суда, но и помешала провести еще один суд над Марченко в лагере. Чтобы сбить эту кампанию, Марченко «освободили» на короткое время и… поставили под полицейский надзор, а через несколько месяцев осудили «за нарушение этого надзора». Приговор – ссылка в Сибирь. Там против него сразу же втайне начали готовить фальсифицированное дело об участии в хищении золота. Бог не допустил, однако, торжества неправды. Нашлись честные люди, которые сообщили об этой провокации друзьям Анатолия в Москве. По просьбе этих друзей я рассказал об этом в письме Джорджу Мини. Он быстро и решительно реагировал на мое письмо. Заявление Мини вынудило власти прекратить провокацию. В конце 1978 года Анатолий вышел, наконец, на свободу. Вот как растянулись два года, данные ему в 1968 году. Он и его жена Лариса Богораз считают, что Мини они обязаны жизнью Анатолия, т.к. статья о хищении золота предусматривает расстрел. И власти вели дело именно к этому. Сейчас Анатолий снова живет в Александрове, куда забрал и своих родителей из Сибири. Ему предлагали эмиграцию, но он по-прежнему говорит: «У меня много дел на родине».