Невозвращенцы - Михаил Черных

Впрочем, не забывались и практические тренировки. На этот раз их сложность возросла. Теперь требовалось чувствовать не мощные, как уже понял Ярослав, потоки, по какой-то причине циркулировавшие по котловине, а более тонкие. Радослав приносил с собой, или водил дитя по музеям и хранилищам, указывал на различные вещи, а Ярослав должен был почувствовать ее.

Предметы были совершенно разных форм и назначений: мечи, ножи, одежда, фрагменты доспехов, амулеты, гривны и кольца, даже ложки! Если хорошие предметы ощущались им надсознательно как «теплые», трудно подобрать аналог других чувств, то плохие чувствовались как «холодные». Причем чем выше росла чувствительность Ярослава в «догляде через правь», тем больше оттенков он мог различать. Предметы теперь бывали не просто «теплые», но еще и «светлые, мягкие, сладкие», а также «горькие, злые, темные».

Кстати, человек не одаренный богами особой чувствительностью, тоже мог чувствовать, но происходило это неосознанно. Ведь иногда в разговорах даже самого что ни на есть дремучего атеиста и материалиста мелькают фразы, принадлежащие по определению мистическому восприятию мира. Что-то вроде «это хорошее место, мне нравиться», или «там просто место нехорошее какое-то». Вот только чувствовались так места, которые действительно очень и очень хорошие, либо очень и очень плохие. Тонкости недоступны.

Высший уровень чувствительности, которому учили и тренировали Ярослава, различать оттенки и интенсивности этих самых «теплых-холодных» цветов. Ведь очень и очень редко бывают вещи (и люди) полностью плохие, или полностью хорошие. Обычно — серединка на половинку. Вот эти серединки и половинки и нужно было четко ловить и классифицировать.

Была здесь некая заковырка, одна из общих сложностей в обучении. По понятным причинам, волхвам было легко разложить по полочкам положительную составляющую, а вот разобраться в отрицательной, в злой, им было очень трудно. Зато Ярослав научился тут немного мухлевать. Положительную оценку он делал своими чувствами, а отрицательную, через своего черного затворника. Он оказался на редкость сведущ во всякой дряни.

Где-то — на второй год такой учебы Ярославу в голову пришел вопрос, который по идее должен был бы появиться гораздо раньше. Дне этак на третьем.

— Я еще, в принципе, могу предположить и понять, откуда берется сила или энергия, ну… в котловине. Но откуда она берется в предметах?

— Верный вопрос, дитя. Да что ль так долго ты до него доходил?

— Ну не задумывался я.

— А вот теперь что думаешь?

— Не знаю. Знал бы, не спрашивал!

— Не знаешь… Не задумывался… Ну так слушай. Каждый раз, когда мы прикасаемся к предмету, мы оставляем ему часть своей силы, что есть в каждом человеке. В зависимости от того, каков этот человек был, то и впитывается…

— Но это же бред! Это противоречит всему… — перебил Ярослав Радослава.

— Ой ли противоречит это твоим познаниям о мире? — С усмешкой волхв в свою очередь перебил Ярослава. — Разве подвинув его, мы не передаем ему, как ты это называешь, «энергию»? Разве просто прикоснувшись к нему мы не оставляем на нем отпечаток своей ладони, разве не нагреваем его своим теплом? Скажешь не так это?

— Ну… Так.

— Знать, можешь ты принять и то, что мы оставляем на нем отпечаток не только в Яви, но и в Прави?

— Ну… В принципе, да. Но что из этого?

— Из этого, как ты выражаешься следует очень много. Мы не только привыкаем к вещам, вещи привыкают к нам также. Почему ты думаешь, люди приходя к кузнецу наварить на старый, еще дедовский нож новую кромку в замен сточенной, а не покупают новый? Только из жадности? Нет. Этот нож так долго служит их семье, что привыкает к именно этим людям. Он никогда «сам не порежет» своего неосторожного хозяина, никогда не соскочит, будет меньше тупиться…

— Но это уж совсем ерунда. Люди никогда не увлекались какими-либо особыми или старыми вещами, предпочитая им новинку. Хотя… — задумался Ярослав, — А произведения искусства сюда тоже входят?

— Сюда входит все. Ткань, одежда, то, что ты называешь произведением искусства, намоленные святыни, оружие, инструменты, дом, мебель, земля на которой работаешь ты и твои предки, даже пища, сделанная живыми руками, что говориться «с душой» намного лучше и вкуснее. И если наступят такие времена, когда, как ты говоришь, все делаться будет без участия человека, даже тогда, забыв обо всем, подсознательно люди будут тянуться к таким немертвым вещам. Скажешь это не так в твоем мире?

— Так. Но тогда, если дальше продолжать аналогию, то делая что-то, я теряю часть своей души? То есть, чем меньше делаешь, тем больше сохраняешь свою душу?

— А когда пашешь поле или в кузнице стучишь молотом, мышцы напрягаешь, ты становишься слабее? Много тренируясь тебе с каждой новой тренировкой все тяжелее становятся меч и щит? По твоим суждениям получается именно так. Нет! Все совсем наоборот. Вот и с этим так же. Чем больше делаешь, тем лучше и больше у тебя получается. Тем прекраснее и насыщеннее твоей силой выходят у тебя вещи. Тем более, когда ты во что-то вкладываешь свою душу, ты и сам становишься лучше, и округ люди тоже.

— Хм… — задумался Ярослав.

— Но это еще не все, — продолжил Радослав. — Бывают люди, сила духа которых невероятно велика. И если пользоваться уже приведенным примером, про отданное при прикосновении тепло, то если обычный человек чуть нагреет нож, такой, подобно кузнечному горну, одним касанием накалит докрасна. И навсегда. Запечатлевшие такую силу предметы помогают не только своему создателю. Любой другой человек, владеющий ими, может получить отзвук, отсвет той силы. Сильный воин станет чуть сильнее, мудрый — чуть мудрее, и т. д. Поэтому, вещи таких людей всегда были и будут драгоценностями. Поэтому, правители всегда и везде стараются иметь один-два символа власти, передавая его из поколение в поколение, за создателем державы, а не заводя каждый себе новый. Да много еще где, если ты подумаешь внимательно, найдутся примеры этого, зачастую неосознанного понимания.

— Значит, если я к примеру, слабый воин, то обладание 5-10 мечами самых знаменитых воинов древности, сделает меня гораздо сильнее?

— Нет. Коли ты слаб духом, страшись таких вещей.

— Почему?

— Они сметут твой слабый дух, поработят тебя, сделав своим рабом. И потеряешь ты себя, отдавая все силы только на приобретение таких предметов, не сможешь ты больше жить собой, а всего лишь куклой будешь…

— Как-то сомнительно, что какая-то железка или тряпка, может сломать человека. Прямо «кольцо всевластия» получается… — ученик тихо пробормотал под нос, но был услышан.

— Тебе ли, — усмехнулся волхв, — не верить в это? Коль кое-кому даже и песчинки не потребовалось, чтобы сломаться? — Сначала Ярослав не догадался, на что намекает Радослав, но потом, вспомнив тот до сих пор преследующий его в ночных кошмарах ужасный бой за свою свободу воли, понятливо кивнул.

Впрочем, не на все вопросы можно было получить такие подробные и ясные ответы. А на некоторые вопросы, и вовсе никаких ответов Ярослав не получал.

Это молодой волхв заметил совершенно случайно. Просто у него, как у одаренного богами дитя, сложился определенный круг знакомств. И большинство людей в этом круге было как раз из той редкой, редчайшей даже можно сказать, породы мыслителей и просветителей, которые встречаются в истории единицами, зато остаются в ней яркими кометами, на многие века задавая путь развития цивилизации. Был там, например, молодой парнишка, который в свои то годы уже смог доказать, логически и опытным путем, что любое вещество состоит из определенных, очень маленьких частиц. Был удивительный мастер-механик, который собрал рабочую модель парового котла, был людей рудознатец-планетолог, был астроном, самолично собравший для своих заметок телескоп, был отмеченный Перуном военачальник, рисовавший модели боевой техники, были ребята, искренне желающие сделать жизнь в других странах, искоренить рабство например, были просто люди настолько жадные до знаний, что сидя за свитками частенько забывали не то что есть, а даже спать! Вот в один из дней, за трапезой, Ярослав услышал от одного из таких самородков обрывок предложения:

— … Позволит намного увеличить урожаи и труд крестьян полегче будет…

— Ну-ка, ну-ка, о чем это ты? — прожевав заинтересовался Ярослав. И узнал.

А чем больше узнавал, тем больше офигевал. Не все оказывалось гладко в датском королевстве, то бишь в росских княжествах. Вот этот вот парень, к примеру, вывел формулу применения азотистых удобрений, но эти удобрения массово никто в обиход не вводил. Да, все его исследования были тщательно выслушаны, записаны и… положены под сукно. Причем то же самое случалось и со многими другими отраслям народного хозяйства, армии и флота. Если бы не это, то научный потенциал только ближних приятелей Ярослава позволял совершить промышленную революцию. Что уж тогда говорить о Святограде в целом? Но несмотря ни на что поля продолжали пахать на лошадях, и убирать вручную, а не паровыми, к примеру, комбайнами, сражаться стрелами и мечами вместо огнестрельного оружия, и плавать на ладьях, а не на пароходах.