Ночная смена - Dok

Я этому олуху говорю, что делать — а он так свысока глянул и заявляет через губу: "Вы жалки!"

Я не утерпел, обвернул его херами и погнал вон из машины. А он, оказывается, еще что учудил — свой автомат пристроил так, что тот провалился в конвейер подачи зарядов. Выдернули в конце концов автомат — а его помяло так, что затвор не передернешь. Вот что точно знаю — идти с такими ходячими авариями в бой — живым не вернешься. Это горе заднеприводное вернется — а все вокруг сдохнут.

Когда с завода выскочили — мне на глаза попался тот, кто мне этого Фетюка сосватал. Оказалось, что у них он тоже всем пыль в глаза пустил — а когда дело дошло до снаряжения магазинов — напихал в магазины для калашей макаровские патроны.

— Ну, вот это вы точно преувеличили!

— Ни на грамм. Автобус кстати — вот он стоит.

Автобус действительно стоит и под ним увеличивается темная лужа.

Сапер тем временем машет нам от двери. Чисто, можно заходить. Внутри темно и запашок совсем неуместный для медпункта — пахнет, черт его дери — ацетоном и мертвечиной. И еще одеколоном или духами — ну совсем как в морге.

Сапер опять таки подсвечивает своей указкой впридачу к нашим фонарям. Выходим из коридорчика в помещение, толком не успеваю что-нибудь заметить кроме какой-то мебели, как сзади меня сильно толкает кто-то. Отлетаю к стене, прямо передо мной возникает куча-мала из нескольких человек.

Николаич не ввязывается в свалку. По его примеру пытаюсь охватить лучом фонаря комнату. Совершенно неожиданно за кучей из возящихся людей вижу — совсем близко от них тянущего руки к куче зомби. Стрелять не могу — зацеплю кого-нибудь из дерущихся, дергаюсь вбок, сталкиваемся с Николаичем.

— Стойте, стойте! Оно на цепи. Не дотянется!

Ребята начинают подниматься с пола. Предпоследним встает Филя, от души навешивает пендаля по ребрам лежащему ничком голому вивисектору.

— Получается так, что надумал соскочить, фрукт.

— Ага. А еще и кого из нас бы тяпнула.

Филя добавляет лежащему по ребрам еще раз.

Теперь мы все смотрим на прикованного к стенке на цепь зомби.

Филя собирается по результату увиденного добавить по ребрам еще разик. Но я его останавливаю. Реанимацию проводить со сломанными ребрами сложно, а теперь я уверен, что буду заниматься реанимацией столько раз, сколько выдержит наш пленник.

Зомби, тупо пытающийся дотянуться до нас руками — девчонка лет одиннадцати. Голая, если не считать драных сетчатых чулок и какой-то латексной фигни из БДСМ атрибутики. Лихо накрашена, но макияж смазан и на мертвом лице жутко смотрится.

А в остальном — обычный, голодный и тупой ходячий мертвец. Только вот в садо-мазо наряде я мертвецов не видал раньше.

Cовсем рядом — буквально за стенкой — начинает знакомо как-то тарабанить движок. Кто-то щелкает выключателем — вспыхивают лампочки, жмурюсь, вспоминая, что вообще-то учили один глаз в темноте прикрывать, на случай внезапной засветки.

— Йопта! — говорит кто-то из наших.

Нихрена это не медпункт. Бред дурацкий, а не медпункт. Да есть операционный стол, кое-какие аппараты, обшарпанное древнее гинекологическое кресло, ага столик с инструментарием — но в зальчике тут же здоровенное ложе, покрытое черными простынями — и задрапировано густо алым блескучим материалом — видно кто-то разматывал прямо из рулона и приколачивал гвоздями к стенке. Получился стиль Мэрилина Мэнсона в провинциальном исполнении.

С улицы заходит Вовка с седоватым сапером — ясно кто генератор врубил.

— Эй, осторожно, там девчонка на цепи.

Вовка равнодушно проскальзывает взглядом по зомбачке, зато сексодром его определенно заинтересовывает. А седоватый сапер — наоборот, словно даже и цепенеет немного.

— Хрреммя… — напоминает о себе Мутабор.

— Получается так, что пора. Принайтовывайте этого к столу.

— Старшой, тут 16 матрасов стопками! — не к месту вклинивается Вовка.

— Потом!

Неохотно оставив распотрошенное лежбище Вовка продолжает осмотр на предмет "что бы нам отсюда свистнуть" — вид у него как у охотничьей собаки.

А мне пора думать — как оно все выполнять. После мертвой девчонки, наверное, ни у кого в нашей группе не возникает сомнений в том, что определенная справедливость в подходе морфа к своему создателю есть.

— Николаич! Тут живые!

— Не отвлекаться! Этого без присмотра не оставлять!

Очень вовремя сказано — потому как уж больно у Вовки голос удивленный. А наш водитель таки довольно тертый калач, его удивить сложно.

В маленькой комнатушке, где еле — еле помещается матрасик — причем вовсе не таких кондиций как те европейские физиологические из которых собрано ложе — еще две девчонки, ну может чуток постарше, чем сидящая на цепи. Но так же одетые, то есть скорее — раздетые. С тем же БДСМ уклоном. Одна — в ужасе забилась в угол, закрыв голову руками, вторая тоже напугалась, но держится лучше.

— Да продлится жизнь вечно! — бойко тарабанит она.

— Это ты к чему?

Девчонка немного теряется и, по-моему, начинает радоваться, но боится это показать.

— Эээ… вы — всеблагие?

— Получается так, что мы тебя не понимаем. Мы из Кронштадта. Вышибали отсюда сегодня каких-то уродов.

— То есть вы — не всеблагие?

— Получается так, что нет. Не всеблагие. А всеблагие — это кто?

— Вау! Круто! — девчонка с размаху кидается обнимать Николаича.

Николаич некоторое время стоит с нелепо разведенными руками — вроде как было хотел ее обнять ответно, да смутился — девчонка-то голая практически.

— Так кто это — всеблагие?

— Да пидоры эти, молельщики.

— А ты кто?

Девчонка криво ухмыляется:

— Я — парное мясо.

— А подружка твоя?

— Гонишь, папик. Какая она мне подружка! Она — старое мясо.

— То есть? И давай по-людски говори.

— Бздец! Маста меня привел — сказал — кто лучше ублажит, тот живет. Я ублажила лучше. Так что сегодня ее — в кормушку. У нее вроде крыша поехала, пока ожидала.

— А на цепи кто?

— Я откуда знаю? Наверно предыдущая.

— А Маста — это кто?

— Хозяин наш местный. Крутяка тут строил, прыщ сифозный. Долбанный фурри тру-териан, гондон моченый!

— Вафлистка дешевая! — доносится голос вивисектора. Видно скотч отлепился.

Дечонка в ответ выдает тираду, скорее подходящую заскорузлому портовому грузчику. Меня особенно удивляет, что ее, по-видимому, искренне оскорбил только эпитет "дешевая"!

— Эй, девочка, ты все-таки с взрослыми говоришь, язычок-то придержи, а?

Дечонка отлипает от Николаича, меряет глазами сказавшего это Серегу и невинным голоском отвечает: