Игра крови и пыли (сборник) - Роджер Желязны

— Бьюсь! — вскричал противник, и клинки, сверкнув, соприкоснулись, как языки стальных гадюк.

(Удар парирован... два шага вперед... ложный выпад... еще один... коварный бросок навстречу.)

Попал!

— Удар.

— Отбито.

— Судьи!

— Удар, удар, всерьез.

— Возобновим.

— Стой, выпьем,— закричал король.— Пью за твое здоровье! — Он сделал жест слуге.— Жемчужина твоя! Бокал герою!

— Не время пить,— возразил землянин.— Начнемте. Защищайтесь.

Он вновь погрузился в иллюзию момента, раскручивая память в противоположных направлениях и наполняя ею каждый эпизод. Отскок, блок, выпад.

— Опять удар. Не правда ли?

— Удар. Не отрицаю,— признал противник.

— Сын наш побеждает!

— Я, королева, пью за твой успех.— Леди, сидевшая рядом с королем на троне, подняла кубок.

— Не пей! — прокричал король, а затем, отвернувшись в сторону, со стоном прошептал: — В бокале яд! Ей больше нет спасенья! — Он заскрипел зубами.

Землянин прикусил губу.

— А ну, теперь ударю я,— промолвил вдруг соперник.

Клинок последнего сына Земли упал на каменные плиты пола. Отравленное жало впилось в бок, ослепив на миг его глаза. Дворцовая зала дрогнула, как пламя свечи, пронесенное у окна.

Чуть позже сцена обрела стабильность. Землянин опустился на одно колено. Рванувшись вверх, он вонзил свой локоть в грудь противника, проскользнул под его рукой и выкрутил запястье, сжимавшее рапиру.

Второй клинок зазвенел на плитах пола. Послышались крики:

— Разнять их! Так нельзя!

Он поднял оружие, выпавшее из рук противника.

— Нет, сызнова!

Второй участник поединка схватил рапиру, лежавшую на полу, и с ревом бросился в атаку.

Парировав внезапный выпад, он ловко увернулся и отпрыгнул в сторону. Клинки с лязгом скрестились. Отбив удар, он сделал финт, но его последующий натиск был встречен молниеносной «вертушкой» с проходом под руку. Он успел отклониться, шагнул назад и, улучив момент, нанес укол.

Противник застонал.

Королева упала на колени.

— На помощь королеве! Эй!

— Тот и другой в крови! Ну как, милорд?

— Ну как?

Противник вытянул перед собой дрожащую руку. Ужас исказил его черты. Побелевшие губы зашевелились.

— О справедливое возмездье! Я ловко сети расставлял и угодил в них за свое коварство.

— Что с королевой?

— Обморок простой при виде крови.

— Нет, нет, неправда! Это все питье,— простонала она, и придворные зашумели, услышав слова, которые сорвались с ее уст,— Питье! Отравлена! Питье!

Она упала и затихла.

— Эй, слуги,— прокричал землянин.— Пусть закроют дверь. Средь нас измена. Кто ее виновник?

— Искать недалеко. Ты умерщвлен, и нет тебе спасенья. Всей жизни у тебя на полчаса. Улики пред тобой. Рапира эта отравлена и с голым острием.

Кивнув, он осмотрел наследников Земли. Они хотели уничтожить все, что оставили после себя люди. Но по крайней мере это останется с ними навсегда.

— Тогда ступай, отравленная сталь, по назначенью,— воскликнул он и заколол мужчину на троне.

Землянин поднес отравленный кубок к лицу короля и влил остатки жидкости в его раскрытый от боли рот.

«Вам понадобилась Земля? — шептал он неподвижными губами.— Вы захотели получить ее кости без мяса и кожи? Но люди истатуировали ее тело, и какими бы безобразными ни казались вам наши знаки, вы не в силах соскоблить их с трупа планеты. Вам понадобилась Земля? Пусть будет так!»

Он с трудом сохранял декорации сцены.

— Поделом ему,— гортанно прохрипел его соперник.

Дутик при шпаге закрыл глаза собрату и горестно сморщил лицо.

«Ты тоже того же мнения?» — спросил его внутренний голос.

— Что с ним? — простонал землянин.

В висках застучали молоточки пульса. По рядам придворных пробежали вздохи ужаса и стаккато тревожного шепота. Свет начал меркнуть. Факелы мигнули. Откуда-то сзади послышался скорбный плач. А в сердце и легких разгоралось жгучее пламя.

Стены дворца задрожали. Они то исчезали, то появлялись вновь, и в этих вспышках мрачного чистилища ему казалось, что за кольцом рогатых идолов с пучками нелепых антенн раскинулось бескрайнее пространство льда. Колесо Галактики над головой превратилось в огромную пепельницу, и он знал, что оно будет крутиться вечно, вращаясь и перемалывая его прах, его имя и пустые надежды. С каким удовольствием он заполнил бы эту пепельницу доверху — своими мечтами, расой и нерожденными детьми,— стряхивая в нее тлен рутины и редкие искры действительных свершений. Только выгорая изнутри — выгорая огнем, как он этим вечером,— люди оправдывали абсурдность разума абсурдной красотой. И он знал, что снова обрел рассудок. Он улыбался дутикам, завершая свою жизнь и декорации финальной сцены.

— Гораций, я кончаюсь. Сила яда глушит меня.— Он взглянул на придворного, который поддерживал его и не давал упасть.— Уже меня в живых (из Англии?) известья не застанут, но предрекаю: выбор ваш падет на (Фортинбраса?). За него мой голос.— Он кивнул в сторону двери, на которой красовалось изображение шутовской маски.— Скажи ему, как все произошло. И что к чему. Дальнейшее — молчанье...

Его голова откинулась назад, и он сфокусировал свою волю на следующей части финала.

Горацио-дутик заговорил о разбитом сердце и ангельском пении. А он, за миг до того, как погрузиться в вечное безмолвие, услышал дробь далеких барабанов.

Шут выступил вперед, на ходу меняя свой облик. Мерцая и переливаясь радужными красками, он остановился — теперь уже белоснежный осколок айсберга — и посмотрел на мертвого землянина. Лепестки колокольчиков на его антеннах печально открывались и закрывались. Остальные молча наблюдали за его беспредельной скорбью, понимая, что только пересмешник и шут мог чувствовать Землю по-настоящему. Он знал, что произошло на их глазах, и он знал, что делать дальше.

Смерть последнего из людей наполнила его болью и уважением.

— Уберите трупы,— тихо промолвил он.— Средь поля битвы мыслимы они, а здесь не к месту, как следы резни. Скомандуйте дать залп солдатам.

 Они вынесли землянина на копьях и похоронили его — что не было в обычаях дутиков. И орудия Святилища дали залп в ночное небо — что не было в обычае людей уже многие и многие годы. Шут сделал Землю радостным местом смеха. И дутики обитали на ней, ступая по тернистой стезе своих старших братьев.

 Тот, кто потревожит 

ОСТАНОВИСЬ

ПОДОЖДИ, ПОКА НЕ ОТКРОЮТСЯ ВОРОТА