Россия солдатская - Василий Алексеев

— А крепко раньше строили — на века, не то что теперь, — услышал Григорий голос педагога.

Григорий посмотрел на круглые умные глаза и уловил в них то же чувство уважения к истории своего народа, которое так сильно было в нем самом.

На обратном пути всё время встречали стада эвакуируемых коров. Оказалось, что Углич был центром, куда сгоняли скот.

Разделив паек, группа отправилась в городскую столовую и с бою получила обед. Кормили мясом: мясной суп и котлеты. Мясо голодных, а, может быть, павших от голода коров было сухое и безвкусное. Кто-то рассказал, что видел своими глазами, как на главной площади резали корову, упавшую от истощения. В столовой за большими столами сидели серые, оборванные люди и ели, не снимая верхней одежды и шапок. — Вот уже действительно сермяжная Русь! — посмотрел кругом себя Григорий. Даже одетые кое- как в дорогу педагоги казались богачами среди углических рабочих.

После обеда вышли на улицу и устроили совещание. Партиец-командир оказался хорошим парнем.

— Граждане, — обратился он к собравшимся, — нам теперь предстоит длинный путь пешком. Мы сейчас выйдем с вами на шоссе. В 25-ти километрах от Углича есть районный центр; запишите название, там встретимся у райсовета завтра утром, а добирайтесь туда, кто как сможет: кто сумеет сесть на автомобиль, хорошо, не сумеет, пусть идет пешком и где-нибудь заночует, а завтра соберемся у райсовета.

Григорий вгляделся в худое лицо импровизированного командира. Ни малейшего стремления командовать, разыгрывать начальника. Война и ожидание переворота сломили партийную дисциплину, бездушный винтик госаппарата превратился в здравомыслящего русского человека.

Вдоль шоссе громоздились высокие горы снега, ледяной ветер мел порошу, красное солнце, окруженное розовым туманом, глядело из-за белой мглы.

Хоть несколько дней да поживем по-человечески! — радовался Григорий, ежась от холода.

Впереди остановился до верху груженый автомобиль. Из-под брезента высовывались мешки. Григорий подбежал в тот момент, когда краснощекий шофер, одетый в военную форму, уже торговался с двумя бабами, закутанными в шерстяные платки. Бабы давали десяток яиц и пачку махорки, чтоб их довезли как раз до того села, где был назначен следующий сбор группы.

— Возьми, браток, нас: мы мобилизованные, — попросил шофера подбежавший вместе с Григорием учитель.

— А чем платить будешь? — оборвал учителя шофер.

В этот момент бабы сунули шоферу в руки яйца и махорку и полезли в кабинку.

— У меня больше нет места, — грубо сказал шофер, влез следом за бабами и дал газ.

— Мерзавец! — выругался учитель вдогонку автомобилю.

Метрах в ста сзади остановился другой автомобиль и Григорий видел, как в него сразу село человек десять учителей. Через секунду автомобиль полным ходом промчался мимо, обдав Григория снежной пылью.

— Подождем здесь, — предложил Григорий, — не на один, так на другой автомобиль сядем.

— Только бы не замерзнуть! — процедил сквозь зубы учитель, становясь спиной к ветру.

Лицо у него было длинное, большой нос, складки кругом рта и умные, глубоко посаженные глаза.

— Преподавали в школе? — спросил Григорий, подпрыгивая, чтобы не окоченеть.

— Математику, — кивнул учитель, поеживаясь.

На дороге показался автомобиль, полный досок. В кабине сидело три человека и можно было рассчитывать только на место в кузове. Григорий решительно загородил дорогу и поднял руку. Автомобиль остановился, из кабины высунулась борода, торчавшая из- под надвинутого на глаза малахая.

— Нам до В. — крикнул Григорий и полез на доски.

— Садись, — махнула рукавицей борода и захлопнула дверцу.

Григорий и математик легли на доски и загородились спереди вещами. Автомобиль понесся. Ветер выл, жег и пронизывал тело, Григорий почувствовал, что коченеет. Под веревку, закреплявшую доски был подсунут кусок брезента. Рискуя свалиться на дорогу, Григорий высвободил его и с помощью математика накрылся с головой обледенелой, скользкой материей. Оба лежали рядом, крепко ухватившись одной рукой за веревки, другой за края брезента. Было темно и душно, но ветер перестал пронизывать.

— Смотрите, не засните, — прошептал около уха Григория голос математика, — а то свалитесь.

— Каково сейчас на фронте! — сказал Григорий.

— В тылу тоже удовольствия хватает, — проворчал в темноте бас математика. — Картошку не выкопали, скот погубили… — он не кончил и замолчал,

Молчал и Григорий. Тема была слишком острой для первого знакомства. Но в молчании оба почувствовали взаимную симпатию. Если бы до войны можно было так быстро и так близко сходиться с людьми! — думал Григорий, крепко натягивая на плечо и голову край брезента. — Наверняка создали бы организацию, способную начать решительные действия, а сейчас уже поздно, приходится рассчитывать только на поражение.

Постепенно под брезентом становилось теплее, зато ноги, оставшиеся снаружи, нестерпимо мерзли. Автомобиль, замедлил ход, повернул и остановился. Григорий выглянул из укрытия. Шофер в малахае вылез из автомобиля и сказал, пуская изо рта клубы пара:

— Слезай, ребята, приехали.

Григорий спрыгнул на хрусткий снег. Солнце поднялось выше и побелело. Казалось, что оно вмерзло в голубовато-белое небо. Конец улицы терялся в серебряном тумане, из труб шел серый упругий дым. Ветер утих и воздух был гулкий и ломкий.

— Закурить есть? — подошел шофер.

Григорий оторвал кусок газеты и насыпал зелено- желтую махорку. Шофер свернул заскорузлыми толстыми пальцами и затянулся.

— Не знаешь, отец, ночевку здесь найти можно? спросил математик.

— А вы кто такие будете? — посмотрел из-под малахая старик мохнатыми от инея глазами.

— Кто такие? Мобилизованные.

— Мобилизованные — так идите в райсовет, там пас определят, а то я думал…

— Что думал?

— А тут у нас начальство разное… — блеснул из-за инея ресниц озорной взгляд, — из Москвы всё ехало. Правда, те на своих автомобилях.

— Это после пятнадцатого октября? — спросил Григорий.

— Шестнадцатого октября, — кивнул малахай, — казенного добра много награбить сумели: у одного так сливочного масла пять бочек было, икры черной банок десять.

— А много их бежало? — заинтересовался Григорий.

— Прямо машина за машиной. Наша база на Горьковском шоссе, так в деревнях ночью все дома заняты были. Народ думал — конец, вот-вот немец подойдет, ан, до сих пор нету! — малахай выжидательно посмотрел на Григория и математика, надеясь получить сведения о местонахождении немцев, но в этот момент заскрипели шаги и к автомобилю подошел один из ранее уехавших учителей.

— Приехали? — начал он радостно, — а мы тут квартиры уже нашли, идемте скорее греться.

Самовар пыхтел и булькал. Григорий, выбритый и вымытый, сидел за столом с хозяином трехоконного домика и математиком. В желудке чувствовалась прочная сытость от щей и картошки с яичницей. Хозяин и хозяйка встретили мобилизованных радушно. Теперь, за чаем, счетовод местного лесопильного завода, сухощавый, болезненный мужчина лет пятидесяти, делался все откровеннее и откровеннее. Час тому назад, когда счетовод вошел в дом после рабочего дня и увидел двух посторонних в штатском, он сначала осторожно приглядывался к новым людям. Первый лед сломался, когда счетовод узнал, что гости только что мобилизованные, рядовые. Завязалась беседа, делавшаяся все непринужденнее. Теперь он подробно рассказывал о «драпе» московских вождей 16-го октября.

— Вот этак же, как с вами, — говорил, лукаво поблескивая глазами счетовод. — Прихожу домой, смотрю: из-за забора на дворе какой-то воз выглядывает, большой пребольшой, покрыт новым брезентом. Что, думаю, за штука? Вхожу, а за столом гости. Жена около них хлопочет, а на столе… с царского времени такого не видал! Черная икра, балыки, закуски… Сидят пятеро: двое детей конечно, папаша толстый, жена еще его тяжелее и шофер в кожаной куртке. Увидели меня, заволновались и очень вежливо приглашают за стол. Сам оказался директором закрытого распределителя НКВД. В Архангельск едет к родственникам! Прямо, значит, на север рванул. Попили чаю, поговорили, начал ко мне зав подъезжать насчет бензина: не сумел в Москве запастись, всё до него другие расхватили. Волнуется, задабривает. Мы, говорит, за бензин ничего не пожалеем: масло так масло, мясо, так мясо, у нас все есть. Достал я им через знакомого, так когда расплачивались, посмотрел в грузовик. Верите ли, весь продуктами набит! Мяса чуть ли не целая туша, а в нашу кооперацию пойди, так, кроме кофе «Здоровье», ничего на полках не стоит.

Разговор с бухгалтером развивался по тому же плану, как и разговор с бородачом-шофером. От бегства московских партийцев перешли к немцам и проигранной войне. Счетовод почти не скрывал радости по поводу крушения советской власти. Григорию было ясно: все думают об одном: поскорее бы наступала перемена.