Картежник - Святослав Логинов

— Договорились, — грубовато пошутил Олег. — Ежели дойдет до… ну вы понимаете… то — никакого жребия! Первым сожрем американца. Конечно, он не такой упитанный, как некоторые, но договор есть договор.

Симеон Пресняк ушел в смятении.

Глава 4

ПРОДОЛЖЕНИЕ БАНКЕТА

Если по совести, то нужно было, едва на минуту оставили в покое, блокировать двери, а потом уже заниматься инвентаризацией. Вскоре эта нехитрая истина стала для Олега Казина очевидной. Задним умом мы все крепки, галактические граждане в этом смысле не являются исключением. Едва Казин успел выпроводить одного назойливого гостя, как в дверь снова постучали. Казин поспешно глянул сквозь дверь и увидел, что там со строгим видом стоит Петр Иванович.

Первым побуждением было притвориться спящим, а потом сказать, что, мол, дрыхнул без задних ног, ничего не слыхал, ничего не видал. Однако Олег сообразил, что генерал мог видеть Пресняка, выходившего из его комнаты, а значит, вранье лишь усугубит вину морально-нестойкого механизатора. Лучше уж честно признаться, что выпивал с врагом народа.

Войдя, Петр Иванович первым делом глянул на мешок, стоящий в углу, затем пронзил взором Олега Казина, принюхался и мечтательно произнес:

— «Камю».

— Чево? — спросил Казин.

— Писатель такой есть — Альбер Камю. Очень мне его произведения нравятся.

— Не читал, — как на духу признался доблестный мелиоратор.

— И не надо, не наш это автор. Но пишет высокохудожественно, — генерал перевел проницательный взгляд на Казина и вопросил:

— О чем с Пресняком болтал?

— Да так, о разном… — уклончиво ответствовал Казин.

— А поконкретнее?

— Выспрашивал он, что я с собой везу. Покоя ему мои шмотки не давали.

— И что ты?

— Ничего я ему не сказал! — заторопился Казин, вновь чувствуя себя подследственным. — Я же понимаю, в армии как есть два года оттрубил, присягу давал, а теперь что, буржуям тайны выдавать стану? Ничего ему не сказал, ни единого сведения!

— Какие у тебя в мешке тайны, мне известно, — промолвил Иванов, заставив Олега облиться холодным потом. — Всех твоих тайн: хлеба черного — две буханки, булки — один батон, икры кабачковой — банка, «Завтрака туриста» рыбокрупяного — три банки, леща вяленого — два…

— Один, — поправил Казин.

— Теперь один, — согласился разведчик, бросив взгляд на стол, заваленный чешуей. Затем генеральский взор остановился на муровине, неловко расстеленной посреди комнаты. — А это что за брезент? — грянул начальственный вопрос.

— Товарищ генерал! — жарко зашептал Казин, становясь от усердия на цыпочки. — Разрешите доложить: под видом представителя монополистического капитала на вверенный вам корабль проник людоед! Семен Пресняк пытался споить меня и предлагал, когда кончатся продукты — фарш рыбокрупяной и все остальное, — поочередно лишить жизни членов международной делегации и употребить их в пищу!

Ах, почему тракторист Илюха не слышал этого монолога?! Косноязычному Илюхе такого под угрозой расстрела не выговорить. Он бы понял, что тракторист против крановщика, что утка перед лебедем, и вперед не стал бы спорить, что сильнее, трактор или кран! Даже на матерого контрразведчика генерала Иванова подобное сообщение подействовало.

— Это как это? — спросил генерал ошарашенно.

— Но вас, товарищ генерал, — в озарении несся Казин, — я из-под удара вывел. Первым решено сварить американца… Вообще-то итальянец помясистее будет, но вы понимаете, я действовал, исходя из политических соображений, гастрономические доводы отвергая напрочь!

Петр Иванович невольно втянул начинающее выпирать брюшко и в некотором смущении пробормотал:

— Если уж на то пошло, то самый упитанный среди нас — твой приятель, с которым ты тут пьянствовал.

— Вот и я о том! — подхватил Казин. — Мне с самого начала показалось подозрительным, что он такой… упитанный! Мальчишками мы таких дразнили:

«Жиромясокомбинат, маргариновый завод!» А он, оказывается, вот до чего докатился!

— Г-хм!… — Петр Иванович с трудом продрался сквозь разливы болтовни к остаткам здравого Смысла. — Ты вот что, пошутил, и хватит. Я понимаю, коньячок, то-се… но чтобы больше бесед по Ночам не было. Тем более что продукты транжирить тоже не следует. Давай-ка, покуда суд да дело, инвентаризацию проведем, какие у нас продукты наличествуют. Кстати, вот еще вопрос: приборчики у тебя какие-то замечены были, пара штук. Прежде было решено тебя не тревожить по этому поводу, а сейчас, будь добр, объясни, что это за штуковины?

Мгновение Олег Казин судорожно пытался сообразить, как бортовой климатизатор, прозванный некогда штуковиной, мог попасть на глаза всезнающему генералу, и лишь потом до многострадальной головы дошло, что Иванов назвал универсальным словом малявину и фиговину, которые не были заранее упакованы.

Да что же это такое творится?! Ночью собирался, в родном гараже, свет притушив и окошко занавесив, а они все подсмотрели и теперь ответа требуют!

Болтают про демократию, брешут о свободе, врут насчет неприкосновенности личности! А сами так и зырят, как бы отнять честно заработанное!

— Нет у меня ничего! — огрызнулся Казин. — И никогда не было! Напутали твои соглядатаи. А и было бы, хрена я бы вам отдал! Хватит, отцаревали, кончилось ваше времечко! Теперь у нас частная собственность и конфинденциальность личного сосуществования! Ясно?

— Конфиденциальность, — машинально поправил высокообразованный генерал.

— Во-во! А вы тотальную слежку устраивать? Каждую сраную консервину сосчитали. Эх, начальнички!

— Ну ладно, — грубовато сказал Петр Иванович. — Будет тебе. Тоже пойми, инопланетяне привалили, дело о жизни и смерти идет, понимать надо.

— Я понимаю, — пел свое Казин, — я все насквозь вижу!

— А если видишь, так и еще кое-что увидь, — жестко сказал генерал Иванов.

— Сколько нам лететь — никто не знает, но когда-нибудь прилетим. В смысле — домой вернемся. Так что я бы на твоем месте крепко подумал, прежде чем резкие слова говорить.

Правильно было сказано в одной книжонке про сучец в чужом глазу! Подумал бы многотерпеливый Петр Иванович, прежде чем угрожать, глядишь, добился бы своего, ибо Олег готов был впасть в истерику и сдаться на милость победителя.

Однако контрразведчик нажал чуть сильнее, чем следовало. Недаром сплетничали старухи, будто казинская бабка согрешила некогда с проезжим цыганом, и оттого у Олежки не только кудри смоляные, но и нрав горячий.

— Ах ты, прыщ гнойный! — взревел Казин, вздев мозолистые рабоче-крестьянские кулаки. — Да я тебя!…

Петра Ивановича вынесло из комнатушки как ветром. И хорошо, что не замешкался, а то и в шею получить мог. Давненько не случалось такого с товарищем генерал-полковником.