Иероглиф - Токарева Елена О.

– Зачем? Зачем мне туда? Мне там будет страшно.

– Суровые испытания полезны для души и закаляют тело. Это Конфуций.

…Путь, по которому меня пустили, был очень долгий, и он вел неизвестно куда. Я почувствовала себя посередине темного леса. Не вижу, откуда пришла, не ведаю, куда бреду.

Очнулась я от резкого телефонного звонка. Звонил Сципион. Он сказал, что ему срочно надо увидеться со мной.

– У меня урок, – ответила я.

– Как закончите, дуй прямо сюда, в мой офис.

Я распрощалась с Дуном, села в автомобиль и поехала в офис. Ехать было ровно десять минут. А идти – минут пять. Но я предпочитала ездить.

В офисе у Сципиона, кажется, объявили аврал. Все мальчики с бритыми затылками бегали, рассовывая по бумагорезательным машинкам какие-то бумаги. Костик руководил процессом.

– Что происходит? – спросила я хозяйским тоном.

В кресле развалился Ливеншталь, как любимый хозяйский пес. Он безмятежно улыбался. На мой вопрос он ответил кратко:

– Сципион зассал. – И добавил: – Гы-гы.

– В смысле?

– На него наехали какие-то третьестепенные силовики, и он почему-то отнесся к этому как к выдающемуся событию.

– А как надо? – услышала я из кабинета рык своей «няни». – Как надо? Ждать, когда они приедут и арестуют компьютеры?

– Никуда они не приедут… ничего они не арестуют… – лениво и себе под нос сказал Ливеншталь. – Пиписька у них еще не выросла сюда ездить…

– Ой, какой ты у нас крутой! – огрызнулся Сципион и скрылся в своем кабинете, забыв про меня.

– Что все-таки произошло? – поинтересовалась я у скучающего в кресле Славика.

– Да ничего. Помнишь того мамонтенка, который хотел женить сына?

– Ну, да… в общих чертах.

– Вот все из-за этого китайца. Он сунул Сципиону какую-то прослушку и попросил опубликовать.

– Заткнитесь все! – рявкнул из кабинета Сципион. – Если ничего не понимаете, заткнитесь! Вы же тупые и не смыслите ничего. Сейчас сюда ввалятся десять туземных ментов и будут меня пытать, где взял прослушку.

Через некоторое время послышалось:

– Юлия, зайди!

Сципион сидел буквально осыпанный обрезками бумаг, задумчиво ковыряя в большом квадратном носу.

– Твой отец был не так прост, как хотел казаться. Он любил прикинуться простачком со своей улыбкой Гагарина. А сам хотел всех обхитрить. Ты знаешь, что твоему отцу оппозиция не давала ничего нового строить в историческом центре Старого города. Едва он договаривался с какими-нибудь немцами-французами на тему инвестиций в строительство, как тут же из темных углов, затянутых паутиной, вылезали сумасшедшие коммунистические бабки и начинали орать под окнами мэрии, что не допустють! Красная оппозиция постоянно твердила, что твой отец разрушает наше славное революционное прошлое. Они бегали по городу с флагами. Сочиняли басни про твоего папашу. В результате все здания разрушились, канализация воняет. Город тонет в нечистотах. И он задумал наказать Старый город, построив рядом новый, мощный, красивый, перспективный Чайнатаун под прикрытием политического проекта. Как Петр Первый. Все очень просто. Он хотел быть как Петр Первый. И создал такой слегка шизанутый политический проект мирового уровня. В него вломили средства серьезные западные политики. Понимаешь?

На всякий случай я кивнула. Тем более что это совпадало с тем, что мне рассказывал Дун. Выходило, что таинственный Чайнатаун создал мой отец с какой-то своей целью, которую мне предстоит разгадать и которой надо воспользоваться.

– И что? – спросила я механически.

– И ничего. Ты же не знаешь, как мы его вывозили отсюда. Чтобы кратко: в белой каталке, в состоянии медицинского сна.

– Папа получил что-то за этот проект? – робко спросила я.

– Инфаркт…

– А кому принадлежит этот город? – опять спросила я, опустив голову и не глядя на Сципиона.

– Ну, угадай с трех раз, кому он принадлежит?

– Ну, я не знаю… – застеснялась я.

– Все всегда принадлежит в нашей стране тем, кто находится у власти.

– А у папы нет никаких… как это… акций этого города?

– Ну, если бы он был экономически грамотным человеком, а не политиком, то он оформил бы этот город на себя бумагами.

– А как это?

Сципион сосредоточенно молчал. Возможно, он просто не знал. Потом сказал:

– Наверное, через оформление земли… в аренду на триста лет… через создание акционерного общества. Черт его знает. Но все участники игры считают, что у твоего отца ничего нет, то есть старых документов не существует. И вообще, их никто не видел. Но они есть, Юлия, они существуют. Я получил сведения, что у вас дома спрятаны какие-то бумаги. И найти бумаги можешь только ты.

– До-ома? – сделала я удивленное лицо. – Ты с ума сошел! У нас дома несколько раз делали обыск, и если бы бумаги существовали, то их бы наверняка нашли бы.

– Ищи, Юлия. Ищи. Найдешь – можно будет побороться за кое-что.

Я сразу поняла, что речь идет о тех самых сертификатах, которые я нашла в старой картине. Но изо всех сил делала идиотское лицо. Я понимала, что так лучше всего.

…Когда я вышла из кабинета Сципиона, Ливеншталь встал с кресла, с грацией лабрадора, и вызвался меня проводить.

– Давай поедем куда-нибудь пообедаем? – предложил он.

Господи, какое счастье, что есть этот чудный легкомысленный гусар Ливеншталь! Этот котенок, всегда готовый поиграться! Как я ненавижу озабоченных баблом мужиков! Я люблю деньги. И я люблю денежных тузов. Но не люблю, когда на моих глазах бабло натужно, лопатами, выгребают из сортиров. Ну, сделайте же так, чтобы я этого не видела! Короче, я не хочу видеть бешеные деньги. Мне приятно видеть их укрощенными. Поэтому мне нравится Ливеншталь. Ему на деньги плевать.

И мы поехали с ним в летнюю резиденцию императора. Там один замечательный восточный человек построил традиционную русскую деревню, и в ней замостил уютный ресторан русской кухни. Вокруг ресторана носились тройки с бубенцами, пахло конским навозом, и ямщики молодецким уханьем заводили народ на безумства.

Едва мы с Ливеншталем уселись на летней веранде ресторана, как к нам подоспел хозяин заведения и стал прочувственно жать Ливеншталю руку, хлопать его по плечу и вообще всячески выказывал Славику респект.

Нам тут же принесли комплимент от администрации: бутылку французского шампанского и черную икру с горячим калачом. Скрипач с легкой фальшивинкой выводил душещипательную мелодию. А хозяин сел рядом с ним и попросил себе гитару. Вдвоем они аккомпанировали, и хозяин спел несколько чудесных романсов. Было видно, что Ливеншталь здесь дорогой гость.

Когда владелец заведения отлучился на кухню, Ливеншталь между прочим спросил меня:

– Что тебя Сципион-то накручивал?

– Да, ничего. Учиться заставляет. Говорит, что я не поступлю в университет, если буду с тобой по ресторанам болтаться.

– А… и всего-то?

Было видно, что Ливеншталь ожидал услышать другое.

Где же, где наша законная семейная доля в китайском проекте? Где взятка? Если бы папа взял откат, какой полагалось взять за такой подряд, я не корячилась бы над китайскими иероглифами, чтобы поступить в обслугу Чайна-тауна. Это китайцы колдовали бы возле моей пострадавшей стройной ножки, делали бы мне иглоукалывание и массажи.

Но никто меня не считал наследницей или хозяйкой этого проекта. Никто не спешил предложить мне хотя бы часть того, что мне причиталось как доля от великого ЧТ.

Часть четвертая

Путь воина

1. Расписание на четыре года

«За мамину юбку, что ли, будем держаться до седин?

Нет, сынок, вот ты поспи в противогазе…»

…Ромин отец, Прохор Ильич, не был жесток. И даже не был раздражителен. Он сохранил уравновешенность русского деревенского мужика, степенность и глубокое убеждение, что надо терпеть, и за это обязательно воздастся. Всю жизнь он просыпался в шесть утра и сразу вставал. И всегда хотел на службу. Государство и служба жили в его душе и ежесекундно призывали его совершать большие и малые подвиги, забывая себя.