День «N». Неправда Виктора Суворова - Андрей Бугаев

Но что же немцы? Я смотрю на репродукцию старой трофейной фотографии. Легкий танк с клепаными корпусом и башней. Съежившийся от холода, наполовину высунувшийся из люка танкист. Задранный к небу тонкий пушечный ствол. Под широкими гусеницами — бревна. А кругом снег, снег… Подпись гласит:

«38-тонный танк… весил 9 тонн… Двигатель «38-тонного» был настолько слаб, что зимой танк приходилось ставить на бревна. Иначе гусеницы примерзали к земле, и «грозная» боевая машина не могла сдвинуться с места»[261].

Как нетрудно догадаться, речь идет о трофейном чехословацком «38(t)». Но на снимке-то совсем другой танк, «35(t)». Об этом свидетельствует ходовая часть с опорными верхними катками и характерная конфигурация дульного тормоза.

Вы спросите: а в чем разница? Да в том, что «38(t)» был одним из лучших легких танков в мире, и в Вермахте таких машин на 1 июля 1941 года было 763, а «35(t)», система сжатого воздуха для сервоприводов которого действительно не выдерживала мороза, всего лишь 189[262].

Чтобы не выглядеть в дальнейших рассуждениях голословным, привожу тактико-технические характеристики некоторых наших и немецких танков.

Итак, после оккупации Чехословакии в марте 1938 года немцы в качестве трофеев получили 219 «LT-35» и до 150 «LT-38», принятых на вооружение соответственно под марками 35(t) и 38(t). И если вооружение «35-го», несмотря на его надежность и легкость в управлении, не соответствовало требованиям времени, то «38(t)» оказался настолько неплох, что производство этой модели «уже в оккупированной Чехословакии для нужд Вермахта продолжалось до лета 1942 г[263] А затем до конца войны на базе этого удачного танка выпускались различного типа самоходные артустановки.

…С ноября 1940 г. толщину лобовой брони довели до 50 мм. Немцы увеличили экипаж с трех до четырех человек, введя в его состав заряжающего, облегчив тем самым работу командира»[264]. В отличие от французских машин, трофейные чехословацкие танки Вермахту подошли. То, что к началу войны они составляли четверть танкового парка противника, — факт, но это были совсем неплохие для своего времени образцы.

«Т-ІІІ» и в особенности «Т-IV» были добротными, популярными в войсках машинами. Основным и, надо признаться, сильным противником. В бою танк против танка они уступали лишь «Т-34» и «КВ». Причем противостоять последнему действительно было почти невозможно. Известны случаи, когда броня «Клима Ворошилова» выдерживала несколько десятков (!) прямых попаданий. При встречах же с «тридцатьчетверками» немецкие танкисты старались как можно быстрее сблизиться, чтобы увеличить эффективность огня своих короткоствольных пушек и хоть в какой-то степени уравнять шансы. Умело применял противник и танковые засады. А там, где бои принимали особо ожесточенный характер, чашу весов в пользу врага решительно склоняли господствующие в воздухе самолеты Люфтваффе.

Я вовсе не утверждаю, что все у противника было идеально. «Т-І» и «Т-ІІ», например, оказались настолько слабо вооруженными и бронированными, что использовать их в первой линии, то есть в бою, танковые командиры в июне 1941 года уже не решались.

Хочу все же подчеркнуть, говорить о слабости бронетанковых войск Вермахта, утверждать, что «Германия вступила во Вторую мировую войну, имея смешное количество плохих танков»[265], по меньшей мере наивно. Такого не бывает, чтобы все было либо хорошо, либо очень плохо. В особенности это касается танкостроения. Были у нас взлеты и падения, не избежали их и немцы. В. Суворов справедливо подметил основной конструктивный недостаток практически всех танков Вермахта: двигатель располагался в кормовой части, а ведущие катки — спереди[266]. Мы же в свою очередь в ущерб вооружению и бронированию «зациклились» на колесно-гусеничном танке.

К началу войны бронетанковые войска РККА располагали лучшими в мире машинами, но… без средств связи и командирских башенок. Как свидетельствует участник танкового сражения в районе Дубно Герой Советского Союза Г. Пенежко, командирам для управления подразделением приходилось, наполовину высунувшись из люка, а зачастую став позади башни, пользоваться флажками. Вынуждены они были подставляться под пули еще и вследствие недостаточного бокового обзора. Вновь приходилось приподнимать крышку люка и высовываться из башни. Подобное управление в бою не могло не привести к тому, что команду или направление атаки воспринимали лишь ближайшие экипажи.

Немцы же, не встретившие в Европе настоящего сопротивления, вступили в войну с Советским Союзом без настоящей танковой пушки, лишь во второй половине 41-го стали они спешно заменять короткоствольное 75-миллиметровое орудие на длинноствольное. Зато какая была у них оптика!

Мы после первых трагических месяцев выпускали куда больше танков, но, следует признать, боевая техника противника оказалась надежнее[267].

Что касается развернувшегося в ходе войны соревнования за первенство в создании лучшей модели, то оно проходило с переменным успехом. На столь поразивший их «КВ» немцы ответили созданием «Тигра», который «на протяжении почти полутора лет… был сильнейшим в мире»[268], и «Пантеры». «ИС-2» Вермахт противопоставил «Королевский тигр». Но все эти машины пошли в бой куда позже, когда схватка двух титанов достигла наивысшего накала, и противники, в надежде склонить чашу весов на свою сторону, попеременно бросали на нее все новые образцы военной техники.

Тогда же, в середине июня 1941 года, качество лучших образцов советских боевых машин, вне всякого сомнения, было выше. Но., иметь лучшее оружие еще не значит суметь им лучше воспользоваться…

Теперь о численности. В. Суворов говорит о 24 000 советских танков. Но, во-первых, их было чуть более двадцати трех тысяч, а во-вторых, в приграничных округах в двадцати механизированных корпусах армий прикрытия и окружного подчинения находилось 10150 танков. Многие тысячи боевых машин были разбросаны на огромном пространстве от Дальнего Востока до Закавказья. Танки армий второго эшелона сумели вступить в приграничное сражение в лучшем случае на его завершающем этапе,' когда от большинства мехкорпусов, принявших на себя первый страшный удар, остались одни лишь номера. Из этих 10 150 танков насчитывалось: «КВ» — 508, «Т-34» — 967, до шестисот «Т-28», несколько десятков «Т-35», не менее пяти тысяч танков «БТ» различных модификаций, немало легких «Т-26» и значительное число боевых машин других марок[269].

В свою очередь,

«для нападения на Советский Союз немецкое командование сосредоточило в 17 танковых дивизиях около 3350 танков и штурмовых артустановок, в том числе 1698 легких: около 180 «Т-І», 746 «Т-И» и 772 «38(t)». Средних танков было 1404: 965 «Т-ІІІ» и 439 «Т-IV»[270]. Остальные — 250 штурмовых орудий»[271].

Так что говорить о семикратном[272] преимуществе в танках не приходится. В лучшем случае, в приграничных сражениях соотношение было 3:1.

И еще одна «аксиома», предложенная Суворовым: «На 21 июня 1941 года у Сталина 24 000 танков.

Вопрос выпускнику трехмесячных курсов младших лейтенантов: какое преимущество должен иметь наступающий? Ответ: трехкратное.

Правильно. Следовательно, для нападения на Сталина Гитлер должен был иметь 72 000 танков.

…У наступающего Гитлера 3350 танков, следовательно, обороняющемуся Сталину для равновесия надо было иметь 1127 танков.

У Сталина танков было в 21 раз больше, чем это необходимо для обороны»[273]. Далее автор развивает свою мысль. Сталин, оказывается, потому и прозевал удар Вермахта, что видел всю «неготовность» Гитлера к войне, знал, что не обладал последний трехкратным превосходством в танках, а без этого якобы

«нападение превращается в авантюру»[274].

Позволю себе с этим не согласиться. Во-первых, Вермахт использовал такие методы ведения войны, которые до определенного этапа позволяли ему добиваться быстрых тактических успехов^ Массирование сил и средств на направлении главных ударов позволяло немцам создавать и более чем трехкратное превосходство, но не вообще по фронту, а лишь там, где требовалось. Вермахт образца 1941 года способен был выполнять масштабные задачи. Танковые группы с легкостью прорвали нашу оборону на флангах Западного фронта, и… наше преимущество в танках перестало иметь значение. Зажатые в котле мехкорпуса подвергались непрерывному воздействию артиллерии и авиации, а прорвать в контратаках немецкие заслоны на дорогах мы еще не умели. На Юго-Западном фронте, где об окружении главных сил и речи поначалу не было, решающую роль сыграли двухлетний опыт войны и авиация противника.