Завоеватели - Елена Хаецкая

В углу возле елки сидел на полу Хилле и ел засохшие оладьи невероятно грязными руками, время от времени обтирая их об одежду. Изредка он задумчиво озирал окрестности большими карими глазами, похожими на глаза оленя. Батюшка-Барин был с ног до головы заляпан жиром.

За столом Синяка заметил капитана «Черного Волка». Бракель приветственно замычал с набитым ртом и замахал своей племяннице большим ножом, на который был насажен внушительный кусок жареного мяса.

На миг все голоса перекрыл чистый звук трубы. Мелодия, простая и веселая, запорхала по залу. Синяке показалось, что челюсти пирующих начали двигаться в такт. Он нашел глазами музыканта — тот стоял за спиной у Бьярни. Это был горожанин лет пятидесяти, одетый в потасканную, но еще крепкую куртку, обшитую шнурами. Волосы у него начинали седеть.

Музыкант опустил трубу, взял со стола два куска мяса и начал жадно есть, давясь и захлебываясь слюной. Второй кусок он торопливо сунул в нагрудный карман, вздрогнув при этом всем телом — мясо было горячее. Бьярни обернулся, на миг прервав беседу, и вы рвал еду у музыканта из рук. Тот жалобно посмотрел на капитана, однако ни слова не сказал.

— Тебя зачем позвали? — вопросил Бьярни. — Чтоб ты жрал? Играй, давай, ты!..

Рот музыканта плаксиво перекосился, однако он послушно поднял трубу.

Желтоволосая Амда приметила на краю стола местных девиц разнузданного вида и обменялась с ними быстрыми неприязненными взглядами. Затем она пристроилась возле своего дяди и с аппетитом принялась за еду.

Синяка пнул Хилле в бок. Батюшка-Барин подавился блином и возмущенно выругался, вытирая локтем рот.

— Пойдем вниз, поможешь пиво дотащить, — сказал Синяка. — Я там видел бочонок.

— А ведь верно, — сказал Батюшка, вставая.

Бочонок пива вызвал новый взрыв восторга. Синяка стал героем следующих пяти минут.

— Каков! — с отеческой гордостью изрек Бьярни и указал на него рукой.

Синяка подошел к желтоволосой девушке.

— Дай мне, пожалуйста, нож.

Она склонила голову набок, и Синяка только сейчас как следует разглядел ее при ярком свете. Глаза у нее были серые, а широкоскулое лицо усыпано бледными веснушками.

— Возьми, — сказала девушка.

Синяка уселся верхом на бочонок и двумя резкими ударами пробил в нем дыру. Пиво плеснуло на пол, когда Синяка наклонил бочонок.

— Подставляйте кружки! — крикнул Синяка.

Первым возле него оказался Хилле.

— Эта девка — сущая чертовка, — сказал Батюшка, облизываясь. — Ты хоть знаешь, простота, кто она?

— Почему чертовка? — удивился Синяка. — Она хорошенькая.

— Хорошенькая стерва, — уточнил Хилле. — Это Амда, племянница Бракеля. Бракель обнаружил ее на «Черном Волке» через неделю после отплытия. Поначалу хотел утопить, да ребята отговорили. — Хилле энергично почесался и прильнул к пиву.

Когда Синяка возвращал Амде нож, Бракель уставился на паренька мутным взором. Какое-то время старый Завоеватель, видимо, пытался установить, не темнеет ли у него от пьянства в глазах, но потом вспомнил, что видел Синяку еще раньше и с облегчением сказ ал, громко икнув посреди фразы:

— Опять здесь эта… образина.

Амда про себя отметила, что «образиной» юноша отнюдь не является: черты лица у него были тонкие, а синие глаза — бесстрашные и ясные.

После небольшого перерыва трубач заиграл снова, то и дело давая «петуха». Амда легко вскочила на стол, смахнув подолом длинного платья кувшин с вином. Вино потекло Бракелю на колени, но он этого не заметил.

Синяка взял девушку за талию и снял со стола. Теперь, когда они стояли рядом, она увидела, что Синяка выше ростом, чем казался. Она едва доставала ему до подбородка.

Улыбаясь во весь рот, она положила руки ему на плечи, и они начали отплясывать посреди комнаты. Несколько Завоевателей присоединились к ним, прихватив из-за стола местных потаскушек.

Желтые блестящие косы Амды извивались у нее на спине, как живые. Они были очень длинные, и каждая затянута шнуром с медными пластинами и кольцами, свисавшими с косы гирляндой. Два медных полумесяца качались у ее висков. Талия девушки под ладонями Синяки была теплая и гибкая.

Вскоре им пришлось прекратить танец и прижаться к стене. Главенствующее место в комнате занял Норг, который, разогнав всех по углам, самозабвенно исполнял какую-то воинственную пляску собственного изобретения.

Синяка и Амда переглянулись и прыснули.

— А он славный, — заявила Амда.

У нее не хватало одного зуба, и оттого улыбка становилась особенно трогательной. Как будто она была совсем маленькой девочкой, у которой только-только стали меняться зубы.

— Кто спорит, конечно, славный, — согласился Синяка и вспомнил почему-то Унн.

Неожиданно музыка смолкла. Все взгляды обратились в сторону музыканта. Синяка даже подумал было, что бедняга потерял сознание от голода и переутомления. Однако он увидел, что возле музыканта стоит Хильзен. Слегка присев под ладонью Завоевателя, сдавив шей его плечо, музыкант тупо смотрел в одну точку.

Хильзен обвел глазами собравшихся. Потом убрал руку с плеча музыканта, и тот, словно бы оживая после мучительных минут оцепенения, заиграл что-то неторопливое и нежное.

Норг, стоя в центре комнаты, вытирал пот и озирался по сторонам, как будто только что очнулся и не совсем понимал, где находится.

Хильзен неторопливо прошел через всю комнату и остановился возле Амды. Девушка посмотрела на него сквозь опущенные ресницы и подняла руку ему на плечо.

Когда танец закончился, Хильзен поцеловал ее в губы и ушел — продолжать поединок. До конца пирушки к Амде никто больше не осмеливался подойти, за исключением Иннета, который, наконец, выбрался из-под стола и предложил даме пива. Норг посмотрел на Инне та как на самоубийцу.

Синяка принялся пить. Хилле усердно спаивал его, с интересом наблюдая за тем, как его собутыльник постепенно теряет человеческий облик.

Несколько Завоевателей с «Черного Волка» хором ругали Ахен и тосковали по родине. Тоска выражалась в том, что они по очереди перечисляли поселения, стоящие на реке Желтые Камни. Пропустивший даже самый незначительный поселок карался принудительным рас питием штрафной чарки.

Амда взяла свое пиво и тихо ушла в маленькую темную кладовку, отгороженную от большой комнаты стеной. В кладовке было непроглядно. Амда была так зла, что не хотела видеть людей вообще.

Бьярни допил последнюю кружку и вдруг захохотал, указывая толстым пальцем на елку.

— Ты что, спятил? — спросил Тоддин. — Ты уже видел это…

— Да не это, — отмахнулся Бьярни. — Под елкой… Вон сидит, на полу…