Монастырь и тюрьма. Места заключения в Западной Европе и в России от Средневековья до модерна - Коллектив авторов -- История
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ил. 1. Государственная курсаксонская тюрьма-цухтгауз в Вальдхайме (основана в 1716 году)
Кроме того, на внутреннюю организацию учреждений сильно повлияли принципы эффективного финансового управления. Правда, не везде царил порядок; в источниках постоянно встречаются и жалобы на «хаотические условия»231. Как раз это, однако, указывает на то, что беспорядок не считался нормальным состоянием. Скорее, во многих местах можно обнаружить стремление реализовать практику ведения домашнего хозяйства, соответствующую собственным требованиям, с помощью подробных распоряжений, инструкций по обслуживанию персонала или постоянно принимаемых административных распоряжений. Это включало в себя создание административного штаба, который часто включал значительно больше сотрудников, которые заботились об административных или экономических процессах, чем о надзоре. Например, в курсаксонских цухтгаузах за администрацию отвечали управдомы, секретарь дома, бухгалтер и актуарий. Закупщики, пекари, мясники и пивовары заботились о предоставлении продовольственного пропитания, «отцы дома» и «матери дома» организовывали их распределение. Семейный врач и домашний хирург заботились о соблюдении гигиены и организовывали уход за больными. Духовная работа и преподавание были возложены на домашних проповедников и школьных учителей. Для непосредственного надзора за заключенными, обычно размещенными в коллективных спальнях, в саксонских заведениях, насчитывающих до 600 жителей, были только от двух до четырех надзирателей232.
В конце концов, многие подданные тоже воспринимали заведения как «дома» и требовали хорошего руководства ими. Например, в Лейпциге в 1724 году Софи Фишманн, которая содержалась в городском цухтгаузе, называемом «Георгиевским домом», жаловалась на плохую еду и жестокое обращение надзирателей. Ее вывод: в заведении «здесь и там был беспорядок», потому что отец и мать дома пренебрегали возложенными на них обязанностями233. В Майнце беспорядок в учреждениях заставил городского смотрителя заявить, что «в мире не было ни одного цухтгауза, а он видел многие, в котором было бы такое плохое домашнее хозяйство, как здесь»234. Такие оценки из уст простых людей подтверждают общий вывод: модель «дома» была не только принципом, навязанным «сверху», но и поддерживалась в качестве социальной нормативной базы широкими слоями общества. Это распространялось и на среду самых бедных, где такие ценности, как честный труд или поддержание порядка в доме, также разделялись, потому что они обещали участие в общественной жизни и принадлежность к обществу235.
Это также означает, что понимание представления об «одомашнивании» общества лишь как репрессивного проекта властей, искажает реальность. Государственные требования о регулировании часто поступали в военном облачении, но они не только постоянно принимались населением, но и присваивались, трансформировались и использовались для реализации собственных интересов. Подданные интегрировали пенитенциарные учреждения в свою «экономику потребностей», то есть иногда сами просили о приеме, но особенно подавали прошения о размещении родственников, друзей, дворовых, соседей или членов общины, которые были бедными, больными или нуждались иным образом236. Значительное давление, создаваемое «снизу» на «верхи», могло зайти при этом так далеко, что намерения властей оказывались на заднем плане. О цухтгаузе в Вюртембергском Людвигсбурге в 1746 году говорилось, что учреждение превратилось в «госпиталь» из‐за множества больных заключенных. В Гамбурге еще в 1689 году жаловались, что бесчисленные маленькие дети, которых нужно было опекать в цухтгаузе, отвлекают остальных заключенных от работы. А в саксонском Торгау в 1782 году из‐за увеличения просьб о приеме больных людей пришлось снова открыть цухтгауз, первоначально предназначенный лишь как исправительное учреждение, для нуждающихся подданных237.
Еще более весомым аргументом в пользу наделения пенитенциарного учреждения «домашними» функциями со стороны подданных (что терпелось и часто даже поощрялось властями) было принудительное заключение в тюрьму нарушителей спокойствия из семьи или соседства. Неоднократно в источниках встречаются «злодеи дома» – то есть мужья, которые, пьянствуя или играя, растратили доходы домохозяйства, не выполняли свою роль домохозяина, угрожали чести семьи и тем самым ставили под угрозу существование собственного дома238. Так же часто встречаются непослушные дети и подростки, которых поместили в учреждение по просьбе их родителей. Таким образом, подданные делали разрешение частных бытовых конфликтов объектом заботы правителей, поскольку знали, что согласны с ними в определении проступка, на который жалуются.
И они использовали «дома» власти – вполне по их собственным представлениям, – чтобы исправить в них неудачное домашнее воспитание, восстановить потерянный авторитет или обеспечить соблюдение права на пропитание и также, особенно для женщин, восстановить гендерно-специфические пространства для маневра239.
3. «ОБЩИЙ ДОМ»
Таким образом, репрессии и дисциплинирование, с одной стороны, а также защита и забота – с другой, не исключали друг друга. Эти функции не обязательно были востребованы одним и тем же способом – и не обязательно были востребованы теми же социальными акторами. Но в целом они были результатом общей заботы о упорядоченном «доме», что включало передачу в руки властей всех тех, кто не мог или не хотел вписаться в рамки нормальной домашней жизни. Это схождение интересов нашло свое выражение и на финансовом уровне. Так, в Кур-Саксонии доходы от государственных цухтгаузов были, как надеялись и требовали власти, не от труда заключенных, а из других источников, как показывает обзорная таблица 1781–1815 годов: основная часть денег поступала от специально проведенной лотереи (30%), от принудительного сбора всех земельных чиновников (6%), церковных собраний (4%), а также «оплаченного кошта», приходов или семей, которые размещали родственника в одном из приютов. Кроме того, 28% финансировались за счет налогов. Прибыль от мануфактур учреждений, с другой стороны, не была внесена в таблицу – по причине того, что в Вальдхайме, например, годовая прибыль от работы заключенных составляла всего 1700 талеров, что было почти мизерной суммой с учетом расходов, которые составляли 23 170 талеров в год240.
Такие цифры не
