Гарпии - Иоанна Хмелевская

Доротка с трудом разжала губы.

— Не знаю. Кажется, телевизора не включали.

— Как же так, прогноз всегда надо слушать, кто-то должен проследить за этим, я привыкла знать, что меня ожидает, совсем неинтересная книжка попалась, ну да ладно, сегодня почитаю эту, а на завтра найди мне другую, хотя нет, совсем неинтересная, лучше уж почитать журналы, вон те иллюстрированные, на столике…

— Не найдётся ли у нас в доме какого снотворного? — говорила внизу Меланья. — Она наверняка страдает бессонницей и нас заставит страдать.

— Могла бы страдать немного тише, — скривилась Фелиция. — Нет у нас снотворного, без надобности нам, но теперь придётся купить. Как думаешь, в ночной аптеке найдётся? Сгоняем Доротку…

— Если и найдётся, ей не продадут без рецепта. А тебе все бы гонять…

— Ничего страшного, пусть принцесса зарабатывает наследство.

— Придётся слушать прогнозы погоды по телевидению, — сообщила вернувшаяся Доротка, присаживаясь на диван. — Могу слушать, когда я дома, а вот если меня нет…

— …так пусть сама слушает! — проворчала Меланья.

— Поручим Сильвии, — решила Фелиция. — Она любит…

Очередная барабанная дробь сотрясла дом через шесть минут. За это время Доротка сумела отключиться от болтовни тёток, прочитать три фразы и обнаружить две грубые грамматические ошибки.

— Не пойду! — раздражённо крикнула она, и вдруг изменила решение: — Ладно, пойду, но уже там и останусь.

Быстренько собрав свои бумаги, она помчалась наверх. На сей раз крёстная недовольно заявила, что журнал никуда не годится, и она желает почитать другой, тоже там на столике, нет, этот тоже наверняка неинтересный, не найдётся ли других в доме?

Доротка принесла снизу кипу всевозможных журналов, не обращая внимания на то, что некоторые из них ещё прошлогодние, после чего заняла пост на верхней ступеньке лестницы. От табуретки отказалась, но забрала из Меланьиной комнаты настольную лампу и подушку, подложив её под себя.

И с этой минуты из комнаты, занятой крёстной, не донеслось ни звука. Когда спустя долгое время Меланья отправилась спать, она наткнулась на племянницу, удобно устроившуюся на лестнице и явно довольную жизнью. Доротка даже улыбалась.

— Ты что так развеселилась? — подозрительно поинтересовалась тётка.

Её так и подмывало хоть немного испортить настроение племяннице.

— Прелестная ошибка! — поделилась радостью племянница. — «Он накрыл графа циновкой» вместо «он покрыл его матом». Правда, хорошо? Или вот ещё: «Худое дерево меньше вьётся», а надо «Сухая древесина меньше гнётся», во всем предложении правильно переведено только одно слово «меньше». Ну как тут не развеселиться? Ага, не кажется ли тётушке, что я нашла способ общения с крёстной. Нужно было с самого начала тут сидеть, ей тогда ничего не захочется. И с вашего разрешения, если оставите мне лампу и подушку, я уж тут покончу с циновкой, очень хорошо работается. Не жалко?

Меланья явно собиралась отобрать у девчонки свои вещи, чтобы слишком не радовалась, но услышав «не жалко», решила их оставить. Она всегда хотела казаться щедрой и не мелочной, в противоположность старшей сестре. Да и не нужны ей, на ночь глядя, ни лампа, ни подушка с рабочего кресла, работать она не собиралась. Пожав плечами, она молча проследовала к себе.

При желании Фелиция умела произвести наилучшее впечатление.

— С голоду я не умираю и семью прокормить в состоянии, — заявила она нотариусу, точно отмерив дозу благородной озабоченности. — Однако поскольку на мне лежит ответственность за благосостояние семьи, транжирить деньги просто не имею права, поэтому хозяйство обязана вести рационально, а для этого необходимо, как минимум, располагать полной информацией. Не так давно вы, пан нотариус, сообщили нам, что Ванда Паркер собирается приобрести квартиру, что она располагает средствами и не будет нам в тягость ни в коей мере. Я соответственно настроилась…

Тут Фелиция сделала хорошо рассчитанную паузу. Нотариус в неё угодил, ибо клиентка вопросительно глянула на него.

— И правильно, проше пани, у вас были все основания для этого.

— Вот уже не уверена, правильно ли. Скажите, а не может так случиться, что состоятельность пани Паркер — мнимая, что вас ввели в заблуждение?

Нотариус даже не обиделся. Он веско заявил:

— Конкретный банковский счёт заблуждением быть не может! Уж поверьте, я в этих делах немного понимаю.

— Не сомневаюсь. Я не понимаю, потому и консультируюсь со специалистом. Видите ли, обратиться к вам за разъяснением меня заставили тоже весьма конкретные обстоятельства. Ванда Паркер поселилась в моем доме, и я несу незапланированные расходы. Надеюсь, вы понимаете, я бы по-разному отнеслась к бедной старушке, мечтавшей на склоне лет вернуться на родину, и к состоятельной особе с её капризами и требованиями. Нет, нет, разумеется, и состоятельную я не вышвырну из дому и не стану морить голодом, но вопрос с ненужными и чрезмерными расходами надо как-то тактично решить. А для этого мне надо знать, в состоянии ли она сама оплачивать свои дорогостоящие фанаберии. Бедная старушка вынуждена была бы вести тот же образ жизни, что и мы все. Миллионерше я, конечно, могу покупать излюбленные вина и икру, заказывать такси, но вопрос: кто за все это будет платить? Лично я не в состоянии. До сих пор пани Ванда ни гроша не потратила и даже не интересуется, сколько все это стоит… Что делать, я не знаю, поэтому и обратилась к вам за советом.

И Фелиция опять выжидающе замолчала, и опять нотариус непроизвольно подчинился давлению.

— О бедной старушке и речи быть не может.

— Из этого следует, — оживилась Фелиция и спохватилась. — Тогда не знаю, что и думать. Пани Паркер ведёт себя так, словно денежные проблемы для неё не существуют.

— Из того, что мне известно, для пани Паркер и в самом деле финансовые проблемы никогда в жизни не существовали. Всегда кто-то платил за неё, не она сама. Сначала муж…

— Нет, сначала родители, — перебила клиентка. — Ещё до войны.

— Вы её помните ещё с довоенных лет? — удивился нотариус.

Он не притворялся из вежливости, Фелиции и в самом деле её семидесяти никто не давал.

— Помню с крестин сестры, матери моей племянницы, мне было тогда восемь лет, ребёнок в эти годы многое уже понимает и запоминает. А мои родители знали её прекрасно, и мне часто рассказывали о ней.

— Да, вы правы. Значит, сначала родители, а потом муж. Пан Войцеховский, её доверенное лицо или управляющий её делами в Нью-Йорке вошёл со мной в контакт, полагаю, имею право вам сообщить об этом, поскольку пани Паркер приехала в вашу семью, так вот, пан Войцеховский долгие годы оплачивал все расходы пани Паркер по её доверенности. Она может и не знать, во что обходится её содержание.

— И квартиру может купить?

— Да хоть дворец! — вырвалось у нотариуса.

Фелиция сделала вид, что дворец не произвёл на неё никакого впечатления, а вот мудрость и эрудиция нотариуса — очень сильное. Нотариус, хоть и неглупый человек, был все же польщён.

— Что ж, тем лучше, — сказала клиентка. — Теперь, когда вы мне все так хорошо пояснили, когда я из беседы с вами почерпнула столько полезного, я несколько успокоилась и даже обрела способность рассуждать. Видите ли, Вандзя, то есть пани Паркер сразу же сообщила нам, что её наследницей будет наша племянница. Очень мило с её стороны, но может ли стать наследницей Дорота? Ведь она не приходится родственницей пани Паркер, даже дальней, так что наследство могла бы получить лишь по завещанию.

— Гм… — сказал нотариус. — Гм…

Фелиция вытянула шею.

— Я вас слушаю, пан нотариус…

— В конце концов, факт составления завещания не представляет собой тайны, охраняемой законом…

Не очень-то он разговорчив, этот пан нотариус.

У Фелиции кончилось терпение, она решила этого мямлю подтолкнуть к откровенности.

— Я преисполнилась такого доверия к вам, пан нотариус, что так и быть, признаюсь уж во всем: беспокоюсь за судьбу племянницы, ведь несу за неё ответственность…

Нотариус сразу вспомнил Доротку и её замечание о тётках, до сих пор не признающих её взрослой. Ох, похоже, девушка права.

А Фелиция с озабоченным выражением на морщинистом лице продолжала:

— Девушка работает, зарплата небольшая, на все прихоти пани Паркер ей никак не хватит средств. А по доброте сердечной она уже много потратила на старушку. Как в данном случае поступать мне, её опекунше? Не разрешать платить за крёстную бабушку или разрешить? Предположим, девочка за все станет платить, влезет в долги… А потом, скажем, через несколько лет… ведь Вандзя тоже… все мы смертны… Получит ли девочка наследство? Вот в чем вопрос. Если не получит, как рассчитается с долгами? Пока не поздно, я могла бы принять меры, чтобы девочка не влезала в долги, но, с другой стороны, не хотелось бы по отношению к Вандзе проявить… негостеприимство. Если она привыкла себя не ограничивать, может, пусть так оно и будет? Но я должна твёрдо знать, что дитя не пострадает. Вы меня понимаете?