Наставление в христианской вере, т.4 - Жан Кальвин

14. Если теперь перейти к рассмотрению их нравов, что мы увидим? Где свет мира, которого требовал Иисус Христос (Мф 5:14)? Где святость, должная служить вечным правилом доброй жизни? Никто сегодня так безудержно не предаётся излишествам, тщеславию, наслаждениям и всевозможному распутству, как клир. Ни в каком другом сословии не найдётся столько умудрённых опытом наставников во всякого рода обмане, мошенничестве, предательстве и вероломстве - наставников в изощрённом и дерзком искусстве злодеяния. Я уже не говорю о гордыне, заносчивости, скупости, хищничестве, жестокости. Не упоминаю о безудержном разврате, которому они предаются на протяжении всей жизни. Всё это безобразие мир терпел долго. Но теперь оно достигло того предела, когда я могу не опасаться слишком сгустить краски. Скажу ещё одну вещь, которую даже они сами не смогут отрицать: из их епископов вряд ли найдётся хотя бы один, а из приходских священников - едва ли один из сотни, кто не подлежал бы отлучению от Церкви или по крайней мере низложению, если судить об их нравах согласно древним канонам. Да только дисциплина, какой она была в древности, давно уже вышла из употребления и почти забыта.

Всё то, что я говорю, кажется невероятным, но это правда. Сегодня все, на кого опирается римский престол, все приспешники папы величаются принятым у них порядком священства. Но порядок этот в том виде, в каком он существует у них, не был воспринят ни от Иисуса Христа, ни от апостолов, ни от святых отцов, ни от древней Церкви.

15. Теперь настал черёд сказать о диаконах и о вверенном их попечению распределении церковного достояния. Но паписты посвящают диаконов отнюдь не для этого. Им поручают службу при жертвеннике, чтение нараспев Евангелия и прочие безделицы. О подаянии, призрении бедных, вообще обо всём том, что составляло суть диаконского служения в прошлом, и речи нет. Сейчас я говорю об их институции, которую они считают истинным каноном. Если же говорить о фактическом положении дел, то диаконское звание вообще означает у них не особый вид служения, а только ступень на пути к священству.

При совершении мессы одно из действий тех, кто занимает место диаконов - а именно, принятие пожертвований перед причастием, - представляет собой издевательскую пародию на древний обычай. В древности верующие перед причастием целовали друг друга, а затем клали подаяние на жертвенник, свидетельствуя тем самым о своей любви - сперва знаком, потом действием. Диакон как попечитель бедных принимал пожертвования, чтобы раздать их нуждающимся. Теперь же из всех этих приношений бедным не достаётся ни гроша, как если бы эти деньги были брошены в море. И потому паписты насмехаются над Церковью, придавая этой лжи образ диаконского служения. Разумеется, такое служение не имеет ничего общего ни с повелениями апостолов, ни с древним обычаем.

Что касается церковного достояния, то они нашли ему другое применение и установили здесь такой порядок, что большего безобразия невозможно представить. Подобно тому как разбойники, перерезав горло несчастным путникам, делят между собой добычу, так и эти честные и благородные люди, спрятав свет Слова Божьего и тем самым как бы перерезав горло Церкви, посчитали всё предназначенное для святых нужд своей добычей, отданной им на разграбление. Поэтому при разделе добычи каждый постарался урвать себе сколько смог.

16. Так весь древний порядок был не только изменён, но полностью извращён. Основная часть дохода досталась епископу и городским священникам, которые обогатились от этого грабежа и превратились в каноников. Раздел сопровождался дракой. Об этом говорит тот факт, что нет такого капитула, который не вёл бы тяжбу против своего епископа. Но как бы то ни было, очевидно одно: из доходов Церкви ни гроша не досталось бедным, которым, согласно прежнему установлению, принадлежит по крайней мере половина. Ибо каноны номинально предназначают им четвёртую часть, а другую четверть отдают епископу для того, чтобы он мог благотворить странникам и прочим нуждающимся. Не будем говорить, что должны делать клирики со своей частью и на какие нужды её употребить.

Обратимся к последней четверти, предназначенной на ремонт храмов и другие чрезвычайные расходы. Как мы видели, в случае необходимости и эти средства обращались на вспомоществование бедным. Теперь я задам вопрос: если бы эти люди имели в сердце хоть искру страха Божьего, смогли бы они жить спокойно, сознавая, что всё, что они едят, пьют и надевают, добыто не просто воровством, но святотатством? Но поскольку суд Божий не слишком страшит их, тогда пусть подумают о том, что люди, которых они пытаются убедить в чудном устроении своей иерархии, не лишены глаз, ушей и здравого смысла. Пусть ответят мне одним словом: равнозначно ли диаконское звание позволению грабить и разбойничать? Если они ответят отрицательно, то вынуждены будут признать: диаконское служение у них отсутствует вовсе, ибо распределение церковного достояния очевидно превратилось в нечестивое и святотатственное расхищение.

17. Однако наши противники оправдывают своё поведение, пользуясь таким благовидным предлогом: внешнее великолепие - пристойное и подобающее средство поддержания достоинства Церкви. Некоторые бесстыдники из их шайки осмеливаются заявлять, что, уподобляясь князьям роскошью и пышностью, церковнослужители свидетельствуют тем самым об исполнении пророчеств о грядущей славе Царства Христова. Не зря, говорят они. Бог сказал своей Церкви: «Цари... поднесут ему дань; цари... принесут дары» (Пс 70/71:10). «Восстань, восстань, облекись в силу твою, Сион! Облекись в одежды величия твоего, Иерусалим!.. Из Савы придут, принесут золото и ладан и возвестят славу Господа. Все овцы Кидарские будут собраны к тебе» (Ис 52:1; 60:6-7). Боюсь, что если я стану обстоятельно опровергать это бесстыдство, то покажусь глупцом. Так что не буду понапрасну расточать слова. Однако спрошу: если бы какой-нибудь еврей истолковал эти свидетельства именно в таком смысле, что бы они ему ответили? Несомненно, его бы упрекнули в тупоумии, в том, что он переносит на плотские, мирские вещи сказанное в духовном смысле о духовном же Царстве Иисуса Христа. Ибо мы знаем, что пророки в земных образах представляли небесную славу Божью, которой предназначено воссиять в Церкви. Так, во времена апостолов Церковь менее всего обладала этими внешними благословениями, о которых они толкуют. Однако мы признаём, что именно тогда Царство Иисуса Христа переживало наивысший расцвет.

Что же на самом деле означают эти предсказания пророков? - спросят нас. Отвечаю: их смысл в том, что всё драгоценное, высокое и превосходное должно быть подчинено Богу. Что касается буквально сказанного о царях - о том. что они принесут Иисусу Христу свои скипетры, короны и все свои богатства, - когда полнее всего осуществились эти пророчества? Не тогда ли, когда император Феодосий, сняв с себя пурпурную мантию и все роскошные облачения, явился, как простолюдин, к св. Амвросию для торжественного покаяния? (Кассиодор. Трёхчастная история, IX, XXX (МРL, LХ1Х, 1144 р.).)

Или когда он и другие христианские правители прилагали столько стараний к тому, чтобы сохранить чистоту истинного учения Церкви, уберечь и поддержать праведных учителей? Но ведь в те времена церковнослужители не обладали чрезмерными богатствами. Об этом свидетельствует сентенция, которая содержится в актах Аквилейского собора, проходившего под председательством св. Амвросия. Она гласит, что бедность славна и почётна для служителей Иисуса Христа. Конечно, и в те времена в руках епископов сосредоточивались определённые доходы, на которые они могли жить в роскоши и пышности, если бы в этом полагали истинное украшение Церкви. Но они знали, что нет ничего более противного служению пастыря, чем изысканные яства, роскошные одежды и великолепные дворцы, и потому хранили умеренность и смирение, завещанные Иисусом Христом всем его служителям.

18. Чтобы не задерживаться слишком долго на этом вопросе, повторим ещё раз в заключение, насколько нынешний порядок распределения, вернее, расточения церковного достояния далёк от подлинного диаконского служения, завещанного в Слове Божьем и соблюдавшегося в древней Церкви. Я утверждаю, что средства на украшение храмов расходуются весьма дурно, если превышают меру. А мера определяется природой и существом богослужения и христианских таинств, а также учением и примером апостолов и святых отцов. Но что в наших нынешних храмах отвечает этой мере? Всякая умеренность осуждается. Я не говорю уже о простоте первых времён христианства, но хотя бы о какой-то благопристойной сдержанности. Но нет, нынешнему вкусу могут угодить только излишества и превратные ухищрения. Между тем забота о подлинных, живых храмах такова, что предпочитают дать ста тысячам бедняков умереть с голоду, чем переплавить одну-единственную чашу или разбить один серебряный жезл, дабы помочь людям в нужде. А чтобы не создавалось впечатления, будто я высказываю только своё личное мнение, к тому же чересчур суровое, прошу читателей подумать вот о чём: если бы упомянутые выше святые епископы Экзуперий, Акакий и св. Амвросий воскресли из мёртвых, что бы они сказали? Наверняка они бы осудили расходование богатств Церкви на цели, которые не служат никому в то время, когда неимущие находятся в таком отчаянном положении. Но даже если бы не было ни одного нуждающегося, бессмысленное расточение церковного достояния на пагубные излишества возмутило бы их ещё больше.