Розалина снимает сливки - Алексис Холл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это звучало вычурно. Как будто какому-то измученному помощнику сказали, что пирог с лимонным безе слишком предсказуем, – а Розалина и впрямь почти его предсказала, пока погружалась в глубины «Скромных пирогов Уилфреда Хани», готовясь ко второй неделе, – и поэтому в рецепт добавили несколько апельсинов и заявили, что это совсем другое блюдо.
Грейс Форсайт радостно захлопала в ладоши.
– У вас всего девяносто минут, так что готовьтесь. Ваше время начинается на счет «три». Три, дорогие.
«Подготовьте основу», – начинался рецепт, словно с афоризма.
Это было просто. Розалина сотни раз готовила основу для бисквита. Она положила пачку масла на сковороду, чтобы оно растаяло, и…
Прошлым вечером она поцеловала Алена.
Нет. Ей не об этом сейчас нужно было думать. Она высыпала пачку крекеров в мешок для выпечки и взяла в руки скалку…
Прошлым вечером она поцеловала Алена.
Черт, нет. Она не такая. Только не после того, как настраивала себя на то, что в конкурсе покажет всю силу Палмеров. Неважно, что Ален целовал ее в лунном свете, она провалила первую неделю, и будь она проклята, если проиграет снова. Пришло время выделиться из толпы. Показать судьям, из чего она сделана. Разорвать этих пекарей на куски.
Ладно. Это чересчур.
Может, лучше сосредоточиться на приготовлении вкусного пирога?
Она раздробила печенье.
* * *
– Как думаешь, – спросила Анвита за обедом с полным ртом залежавшегося сэндвич-ролла, – с Гарри все в порядке?
Розалина не понимала, к чему она ведет.
– В каком смысле «в порядке»?
– Он ни с кем не разговаривает. Я, конечно, люблю брутальных молчунов, но он какой-то слишком брутальный и слишком молчаливый.
– Не-е, он разговорчивый, – отозвался Рики. – Болеет за «Шпоры», но нельзя же его за это винить.
– Знаешь, – Анвита разочарованно на него посмотрела, – я думала, это миф, что мужчины могут разговаривать только о футболе.
– Я виделся с ним всего дважды. О чем еще мне с ним говорить? О своих чувствах?
– О выпечке? – предложила Розалина. – Вы ведь оба участвуете в кулинарном шоу.
Рики пожал плечами.
– И нам до смерти надоело это обсуждать.
– Короче. – Анвита развернулась к Розалине, как пушка на военном корабле. – Ты должна пойти и попросить его сесть к нам.
Она вытаращила глаза.
– А почему я? Я даже не знаю, как получается офсайд.
– Ну, он говорил с тобой на прошлой неделе. Добровольно. И больше десяти секунд.
Да, но в основном это были попытки остановить казавшийся бесконечным поток чая.
– Это из-за того, что ты в самом деле беспокоишься о нем? Или потому что он тебе нравится?
– А ты меня в этом винишь? – Анвита бросила тоскливый взгляд через плечо на место, где сидел Гарри. – Он такой грустный и… и… мускулистый.
– Вряд ли он грустит. По-моему, просто ест сэндвич.
– Честно говоря, – отозвался Рики, – я ел эти сэндвич-роллы, и мне от них становилось грустно.
– Знаешь, – это был самый твердый голос Розалины, который, признаться, не был особенно твердым, – мне не совсем удобно просить мужчину присоединиться к нам, чтобы ты могла любоваться им с более удобного расстояния.
Анвита выглядела потрясенной.
– Это нечестно. Я хочу, чтобы ты попросила его присоединиться к нам, чтобы мы обе могли любоваться им с более удобного расстояния.
– Я не заинтересована в том, чтобы пялиться на Гарри, – настаивала Розалина. Это была не совсем правда.
– Если бы мы с ним говорили о ком-то из вас, – у Рики было выражение лица «не знаю, сексизм ли это», которое иногда появляется у мужчин, когда им приходится говорить о гендере, – то это было бы нехорошо.
Расправив плечи, Анвита поправила очки – на этой неделе это были розовые «кошачьи глазки».
– А что, можешь смотреть на меня в любое время. На самом деле я даже требую. Пялься на меня.
– Моя мама дала бы за это подзатыльник.
– А моя мама, – возразила Анвита, – сказала бы, что я делаю важное постфеминистское заявление и осознаю свою сексуальность. Поэтому важно, чтобы мы с Розалиной могли говорить о том, какой Гарри сочный жеребец.
Негромкие препирательства нежно умиляли Розалину, но это привлекло ее внимание.
– Ладно, два момента. Во-первых, «сочный жеребец» звучит откровенно мерзко. Как будто это губка, которую ветеринар использует для искусственного осеменения лошадей. И, во-вторых, вряд ли Гарри из тех мужчин, которых стоит поощрять. Потому что наверняка его мама не стала бы давать ему подзатыльник за то, что он на тебя пялится.
Последовало молчание.
– Неужели он настолько плохо с тобою себя вел? – поинтересовалась Анвита.
– Не… не совсем. Но когда изо рта парня то и дело вылетает «милая», «чика», «девочка», понимаешь, что это за тип.
– И почему с красавчиками всегда такая проблема? – Анвита тяжело вздохнула.
– Потому что они красавчики и им не надо стараться.
– Эй, – возразил Рики. – Я красавчик, и я стараюсь.
Розалина к тому времени уже чувствовала себя несколько виноватой. Она не хотела делать из Гарри урода. Просто… человека с определенным прошлым и определенным набором ценностей. А учитывая, сколько слухов здесь ходило, она рисковала нечаянно пустить слух, что он – извращенец, и тогда никто не станет с ним разговаривать до конца сезона.
– Я… я, наверно, к нему несправедлива. Уверена, что Гарри – милый парень. Пойду спрошу, не хочет ли он пересесть к нам.
Во время короткой прогулки по газону Розалина воспользовалась возможностью присмотреться к другим участникам конкурса – честно говоря, она присматривалась к Алену. Она заметила его на скамейке рядом с Джози, видимо, в разгар оживленной беседы. Что было прекрасно. Это, безусловно, было прекрасно. Она не претендовала на его время или внимание, да и не стремилась с ним заговорить.
Но почему он сам этого не сделал? Не подошел. Не поздоровался. Не сделал ничего.
Да, ей не хватало практики. Но ведь у нее все равно получилось… хорошо? Ведь хорошо?
А еще плохо показывать чувства невовремя. На ТВ-шоу были другие конкурсанты и персонал. Они очень разозлятся, если увидят, что между ними что-то есть. Если между ними действительно что-то было.
Может быть, между ними был только поцелуй.
Или Ален был тактичен и старался не создавать поводов для сплетен.
Или губы Розалины случайно дали понять, что она хочет, чтобы он отвалил и никогда больше с ней не разговаривал.
