Тринадцатая Ева - Антон Леонтьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего не нужно, – заявила она, – я делаю это не ради вознаграждения, а ради Евгении Александровны! Потому что она прекрасная, добрая, справедливая хозяйка и отличный человек, которых сегодня практически не встретишь. И я не хочу, чтобы с ней приключилась беда!
Чегодаев покраснел и неуклюже извинился. Марина Аристарховна, поджав губы, с укоризной смотрела на него. Похоже, он едва все не испортил…
– Так почему же вы решили, что вашей хозяйке угрожает опасность? – спросила секретарша. – Расскажите обо всем по порядку!
Нина Егоровна вздохнула и произнесла:
– Я работаю, вернее, работала в семействе Юнгштедт больше семи лет. Знала и первую супругу Германа Мстиславовича, Регину Юрьевну… Особа она была, прямо скажем, специфическая, и характер у нее был не сахар…
Она помолчала и продолжила:
– Конечно, это хозяйское дело – с кем разводиться и кого брать в жены. Но Евгения Александровна понравилась мне с первого взгляда. Всегда была приветлива, всегда старалась помочь. Регина Юрьевна только постоянно выговаривала, кричала, в особенности если перед этим хлебнула лишнего, даже руку поднимала. А представить себе такое с Евгенией Александровной было абсолютно невозможно!
Было заметно, что она ценила свою хозяйку, и доктор Чегодаев подумал, что его Ева такая и есть – всеми любимая, ценимая, ко всем добрая и приветливая…
– Отношения между хозяином и хозяйкой тоже изменились. Потому что с Региной Юрьевной Герман Мстиславович постоянно ссорился, особенно в последнее время перед разводом. Речь, как я поняла, шла о больших деньгах. А с Евгенией Александровной они любили друг друга… Во всяком случае…
Она замялась, и Марина быстро вставила:
– Что вы имеете в виду?
Гостья вздохнула и сказала:
– Понимаете, я не хочу сплетничать, но… Ведь мы, обслуживающий персонал, тоже многое подмечаем. И делаем выводы. Так вот, иногда у меня складывалось упорное ощущение, что Евгения Александровна мужа своего любит, а вот он… А вот он ее – нет!
Доктор напрягся и, подавшись вперед, произнес сиплым голосом:
– Что вы хотите этим сказать?
– Ну, понимаете, со стороны это была гармоничная пара. Но я-то замечала, какие взгляды Герман Мстиславович бросает на Евгению Александровну… Как будто… Как будто он ее ненавидел! Но старался это тщательно скрыть!
Дмитрий Иннокентьевич в волнении потер руки. Вот оно, свидетельство того, что он в своих предположениях не ошибался! Юнгштедт был опасен, чрезвычайно опасен!
– А потом начались эти происшествия… Понимаете, с Региной Юрьевной они ссорились, да так, что мы все становились этому невольными свидетелями. Голос у Регины Юрьевны, в особенности после того, как она примет лишнего, был очень визгливый, по всему особняку разносился. Да и вещи она любила швырять оземь, как-то даже целый фарфоровый сервиз методично перебила. А здесь все было иначе…
Доктор Чегодаев слушал со все возрастающим ужасом. И если о чем и сожалел, так это о том, что не намылил Юнгштедту шею, когда имелась прекрасная возможность сделать это в мужской уборной.
– Как-то я обратила внимание на то, что Евгения Александровна, несмотря на теплую погоду, надела кофточку с длинными рукавами. И при этом эти рукава постоянно пальцами теребит и на себя тянет. Ну, знаете, так обычно люди делают, которые что-то скрыть хотят. Например, следы побоев или синяки…
– Он что, на нее руку поднимал? – не выдержал доктор. И Нина Егоровна ответила:
– Я только один раз стала свидетельницей, как в оранжерее Герман Мстиславович хозяйку сильно за руку схватил. Да так, что у нее лицо перекосилось и из глаз хлынули слезы. И что-то ей в лицо прошептал, а вид у него был такой… такой…
Она запнулась и тихо добавила:
– Такой, знаете ли, ненормальный!
– Ненормальный? – спросила изумленно Марина Аристарховна. – Но ведь он производит впечатление человека сдержанного, абсолютно нормального!
– В этом-то и дело! – сказала Нина Егоровна. – На самом деле он может вести себя очень импульсивно. И причинять боль… Помню, как он первой хозяйке, Регине Юрьевне, как-то начал выкручивать палец, да так, что сломал его! Или толкнул ее, да с такой силой, что она о столик ударилась и сильно порезалась. Пришлось даже швы накладывать…
Садист! Самый настоящий садист! Вот кем был этот тихий, смирный, такой бесцветный Герман Мстиславович Юнгштедт!
Человек, который поднимал руку как на свою первую, так и на вторую жену. И человек, который мог вполне совершить ужасные убийства!
– Причем чем дальше, тем хуже, – продолжила свой рассказ Нина Егоровна. – Ведь Евгения Александровна была такая счастливая после свадьбы… А затем все как-то переменилось…
– И что же случилось? – задала мучивший и самого доктора вопрос Марина. И гостья ответила:
– Понимаете, это не мое дело, но мне ведь тоже было любопытно. И помню, что как-то застала хозяйку в гостиной. Они там с хозяином о чем-то говорили. Причем никаких криков не было, только тихие приглушенные голоса. Но когда я туда зашла, чтобы начать уборку, увидела, что Евгения Александровна сидит в кресле и плачет… А на запястьях у нее… На запястьях у нее такие вздувшиеся багрово-синие пятна! Как будто ее кто-то за руки сильно держал, изо всех сил сжимая…
Доктор вскочил на ноги и прошелся по комнате. Такие пятна на запястьях Евы он и сам видел. Вот ведь мразь этот Юнгштедт! Он давно и целенаправленно измывался над женой. И она все это терпела!
– И мне стало ее так жаль, так жаль… Я подошла к ней, опустилась рядом с креслом и погладила ее по голове. И хозяйка как зарыдает. Даже в плечо мне уткнулась. Но длилось это всего несколько секунд. Потом она, видимо, опомнилась! Поблагодарила, сказала, что не хотела втягивать меня во все это. А потом встала и пошла. Но на пороге обернулась и так странно на меня посмотрела и сказала…
Нина Егоровна вздохнула и прошептала:
– И сказала: «Мой муж очень нехороший человек. Я его боюсь, очень сильно боюсь. Мне кажется, что он убивает людей!»
Доктор вздрогнул – эту самую фразу Ева использовала потом по отношению к себе. Но ведь это было много недель, а то и месяцев спустя после разговора с Ниной Егоровной.
Так почему же Ева была сначала уверена, что это муж убивает людей, а потом вдруг решила, что людей убивает она сама? В том, что Ева невиновна, он не сомневался ни секунды.
Значит, за это время что-то имело место – нечто, из-за чего Ева решила, что убийца – она сама! Ну, конечно, все эти тяжелые сны, видения, потеря памяти, окровавленный нож, то возникающий, то исчезающий…
Ведь что делает коварный муж, решающий избавиться от жены? Он не убивает ее, а, убивая других, делает так, чтобы жена поверила: это она во всем виновата! И жена начинает верить в то, что она элементарно сошла с ума!
Все эти видения, провалы в памяти, кошмарные сны можно устроить при помощи особого медикаментозного коктейля. И внушить жертве, что она регулярно убивает людей и давно слетела с катушек.
А при этом людей убивал и слетел с катушек сам Юнгштедт.
– Вы с ней по этому поводу еще говорили? – задала вопрос Марина, и Нина Егоровна качнула головой:
– Понимаете, я хотела, но не знала, как подступиться. А на следующий день Евгения Александровна была такая веселая, такая окрыленная… Как будто плохое настроение взяли и разом отключили…
Ну, конечно, взяли и разом отключили! Женщина, которую избивает муж и которая – видимо, небезосновательно! – подозревает его в убийствах, вряд ли будет вести себя весело и беспечно. Конечно, можно предположить, что Ева специально так вела себя, дабы не вызвать подозрения у супруга. Однако он ведь все равно над ней измывался!
Вероятнее всего, этот тип, являвшийся помимо всего прочего одним из фармацевтических королей страны и явно имевший доступ к любым лекарствам, в том числе и экспериментальным, пичкал Еву какой-то дрянью. Сначала одной, чтобы у нее улучшилось настроение и она вела себя как любящая жена, потом другой, чтобы ее мучили кошмары. Затем третьей, которая вызывала потерю памяти…
Это был не человек, а самый подлинный дьявол!
– Ну, я и решила не задавать этот вопрос. А потом… Потом как-то я стала свидетелем, что… ну понимаете, мне совершенно неудобно говорить об этом, но… Но я увидела, как Герман Мстиславович что-то подсыпает в свежевыжатый сок, который каждое утро пила Евгения Александровна…
Так и есть! Вот оно, доказательство того, что Юнгштедт манипулирует женой при помощи психотропной гадости.
– Что он подсыпал, яд? – спросила Марина Аристарховна, а Нина Егоровна вздохнула:
– Судя по тому, что хозяйка осталась в живых и не умерла, это был не яд. Понимаете, я случайно зашла в оранжерею в то утро, искала большую лейку, потому что как раз поливала цветы на втором этаже. А большую лейку никак найти не могла, пришлось пользоваться маленькой, а это не так-то удобно, постоянно воду надо набирать… А там – он!
