Льды возвращаются - Александр Казанцев

— Хотя бы мне! — со смехом прервала Амелию девушка. — А я надела бы ее на какой-нибудь бал, чтобы вызвать сенсацию. И обо мне говорили бы, как о вас.

Шутя и смеясь, собеседницы вместе с другими нарядными женщинами прошли в просторный салон из стекла и алюминия. Они забрались на высокие табуреты у стойки и потребовали горячительных напитков, употребление которых среди дам считалось модным.

— Я хочу с вами дружить, — сказала молодая леди Амелии. — Мужчины — это загадка. Я мечтаю, чтобы вы поделились со мной всем, что вы о них знаете.

— А вы совсем ничего о них не знаете? — осторожно осведомилась Амелия, чувствуя, что у нее чуть кружится голова после крепкого коктейля.

— Ну… кое-что, — пожала девушка плечами. — Вот, например, о чем они совещаются…

— Очень любопытно, — насторожилась Амелия, думая о муже и о той выгоде, которую он извлечет для газет, присутствуя на совещании магнатов.

— Боже мой! Чудовищная, травоядная скука. Они говорят, скажем, об Африке, о сырье, которое уходит из-под ног, о том, можно ли сохранить капитализм в одной стране… Станет чуть веселее, если кто-нибудь расхрабрится заговорить о взрыве ядерной бомбы, которым следовало бы приостановить распространение коммунизма… особенно в Африке. Будут сетовать на европейское предательство. Съели американские миллиарды и отвернулись… Вспомнят о вредной бесполезности выстроенных когда-то наших баз… И закончат все-таки снова взрывом бомбы, которую надо бросить в решительную минуту в нужном месте. В международном воздухе — снова холод, миледи.

Амелия невольно скосила глаза в огромный, похожий на магазинную витрину иллюминатор. Из-за горизонта торчали столбики небоскребов. Молодая леди заметила ее взгляд и рассмеялась:

— О’кэй! Но в том-то и дело, что бомбу надо так сбросить, чтобы не получить ответную. Тут нужны особая ловкость, тактика ринга, опыт рэкетиров, елейность проповедника и отвага самоубийцы.

Амелия всплеснула руками. Ее собеседница, выбросив соломинку, залпом осушила бокал бьющей в голову жидкости.

— От этого я только трезвее говорю, — указала она глазами на бокал, — словом, им требуется человек с верной рукой, газетной совестью и бульдожьей хваткой. Вы знаете, я думаю, что под саблей Моргана сидит сейчас сам «Ричард львиное сердце». Он хоть и не показывался на палубе, но я его, как живого, представляю там… такой благообразный, холеный и рыхлый.

— Если бы не ваше богатство, — осторожно заметила Амелия, — вы бы сделали карьеру в газете моего мужа.

— Иногда мне хочется, чтобы я не была богата, — задумчиво произнесла девушка. — И порой противно пить эту влажную мразь из-за того только, что это модно… Зовите меня просто Лиз. А о мужчинах я почти все знаю… Я только хотела подружиться с вами и говорю лишнее. Может быть, вы не такая, как все… Вы были несчастны?

— Да… очень, — неожиданно для себя созналась Амелия.

— А вы хотели бы жить снова? Вы поступали бы по-иному?

— Не знаю, — совсем смутилась Амелия.

— И я не знаю… Только мне всегда хочется поступать не так, как поступаю. Зачем мне выходить замуж за Рипплайна? Зачем?

Только сейчас Амелия догадалась, что эта молодая леди — невеста Ральфа, наследница одной из моргановских ветвей.

— Мне кажется, что мы с вами переговорили о многом, об очень многом, — задумчиво сказала Лиз, — или я просто думала здесь при вас… Может быть, я буду такой же, как все, и стану обманывать Ральфа… или попрошу сбросить ядерную бомбу в Африке… или взорву ее вместе с собой и еще с кем-нибудь поважнее. Я не знаю…

Амелия поняла, что времена переменились, сейчас эксцентричность, пожалуй, иная, чем в ее юные дни. А может быть, это и не эксцентричность, а что-нибудь глубже, серьезнее… Она уже боялась обо ей новой знакомой.

Лиз стало скучно или на нее подействовал выпитый коктейль, она пригорюнилась.

— О чем вы думаете? — спросила из вежливости Амелия.

— О чем? — усмехнулась мисс Морган. — О том, какого негодяя они выберут, чтобы делать все его руками?

— Что делать?

— Ах, вы ведь знаете, вас же похищали гангстеры… Только тут надо — целую Африку… Приемы одни и те же… Масштабы другие. Вместо угрожающих писем с орфографическими ошибками — дипломатические ноты с историческими ошибками, вместо стрельбы в воздух — испытательные взрывы, вместо разрывных пуль — «священное оружие справедливости» — оружие меньшинства, которым якобы можно сдержать любое большинство — ядерная сверхбомба. Боже! Когда же пройдет наконец на нее мода и будут носить косы, туники и ездить в колесницах?…

На палубе появились мужчины. Оживившиеся дамы, спешно пудрясь, поспешили выйти к ним.

Мисс Лиз Морган осталась за стойкой.

Амелия нашла мистера Джорджа Никсона. Он стоял у перил и суженными глазами смотрел на восток. Лицо его было бледно, губы плотно сжаты.

— Опять морская болезнь? Это ужасно! — посочувствовала Амелия.

— Нет, дорогая! Все как рукой сняло, — бодро ответил мистер Никсон.

— Вы сделали хороший бизнес?

— Пожалуй!

— Напишете что-нибудь интересное для газет?

— Ни строчки, дорогая! Ни строчки!

— Что же произошло?

— Снова холод, дорогая. Начинается решительный раунд.

— Вам придется драться?

— Еще как! В холодную пору надо помочь «Ричарду львиное сердце». Придется стать… — он оглянулся по сторонам, они были одни, — государственным секретарем, моя милая.

Амелия ахнула:

— Кому?

— Мне, милочка! О! Я кое-что понимаю в нокауте, особенно если он касается кого-нибудь черного.

Амелия смотрела на супруга расширенными глазами, в ушах ее звучал голос Лиз.

А вверху, на мачтах, щелкали парусные автоматы, скрипели блоки. Ветер надувал выпуклые паруса. Красавица яхта разворачивалась, готовая ринуться к африканским берегам.

Океан мирно дышал, поднимая на своей груди и яхту, и воздух вокруг, и небо над ней.

ЧАСТЬ 2. АТОМНЫЕ ПАРУСА

Глава первая

В ПЕКЛО!

Дух захватывало… Нет! Какой там захватывало! Духу вообще не оставалось места в бренном, сдавленном скоростью теле, сердце захолонуло… — если оно и продолжало биться, то удары его уже в счет не шли, рот хватал воздух, как после ныряния, и никак не мог набрать его в легкие…

Бешеный самолет летел над землей.

Если бы удалось закрыть глаза! Но они смотрели, расширенные от ужаса, от напряжения, от неестественности того, что видели.

Я взлетал вверх, вдавленный в кресло, я падал, повисал в воздухе, теряя вес, с замершим стоном на губах…