Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 31. Ефим Смолин - Несущий Слово

Доктор. Да вот оно.

Пациент. Это? Так тут за 90 долларов.

Доктор. А вы посмотрите на плакате, а потом у себя — масштаб сто к одному…

Пациент. Чего это такой дешевый анализ, даже обидно. Посуда для него дороже стоит… Я вчера виски дорогой пил, сейчас это все сюда войдет, и все за 90 центов?

Доктор. Ну хоть что-то у нас должно быть дешево!

Пациент. Да, платная медицина, не платная — все равно тебе нахамят, оскорбят…

Доктор. Чем я вас оскорбил?

Пациент. Посмотрел бы я на вас, если бы вам это оценили в 90 центов! Нам не о чем разговаривать! Все, я уезжаю! Каталку мне, каталку!

Антипохмелин

Мне просто интересно, есть тут женщины, у которых мужья пьяные домой приходят? Поднимите руки… Так, так… А у остальных что? Напиваются, но не доходят? Ну, третьего ж не дано… В общем, сестры по разуму, к вам ко всем обращаюсь я! Скажу на собственном опыте — средство есть! Жалко только, что это открытие скромно прошло, можно сказать, незамеченным. Обидно…

Нет, ну действительно! День радио, когда Попов первую телеграмму без проводов послал, — отмечают.

День космонавтики, когда Гагарин впервые из космоса привет всем жителям Земли послал, — отмечают.

А третье июня? Когда впервые в истории нашей супружеской жизни Федя меня послал? Да, впервые пришел домой пьяный и послал…

Ой, ну вообще никакой явился!.. Я как раз, помню, только из ванны вышла, губку в руках держу. Он ее взял, помял так, говорит: «Ой, какие булочки мягкие!..» И стал маслом намазывать. Потом откусил и послал… Ну, я в слезы, конечно.

И он тогда говорит: «Ладно, не хотел тебе раньше времени… но придется…»

Пошел в коридор, приходит в шлеме, как у летчика-истребителя… «Я, Маш, — говорит, — работаю испытателем. У нас международный экипаж…»

«Ой, — спрашиваю, — что ж ты еще испытываешь, кроме моего терпения?»

«Я, — говорит, — Маша, испытываю на себе влияние водки на организм человека…»

«А шлем-то зачем?» — спрашиваю.

«А у нас, — говорит, — ребята как нажрутся, базарить начинают, могут кирпичом по кумполу заехать…»

Конечно, я ему не поверила. Утром потихонечку за ним пошла.

Смотрю — написано: «ЛабоЛатория». И табличка так криво висит, и буквы на ней сначала нормальные, а потом все меньше, меньше и ниже, ниже… Видно, тот, кто писал, тоже влияние водки на себе испытывал…

В дверь заглядываю — мама моя! Лабораторию сделали в виде подъезда, где обычно алкаши собираются, видимо, чтоб обстановка на них не давила, чтоб все естественно было. Думаю, им какой-нибудь психолог посоветовал.

И все так натурально в этом подъезде! Не скажешь, что искусственный! Надписи на стенах, окурки на полу, даже запах… видимо, это тоже психолог… Не хотел от эксперимента отрываться и тут прямо…

И на ступеньках искусственной лестницы, перед искусственным лифтом трое сидят. Федька мой и еще двое. Все в шлемах, датчики к ним прилеплены, провода к приборам тянутся, в руках стаканы, водки море перед ними, колбаска порезана.

Думаю: «Что же это за международный экипаж? Двое русских и третий, лицо кавказской национальности…» Но с ними, видать, четвертый был. Его как раз мимо пронесли на носилках в черном мешке люди в белых халатах. И один из них, видимо. Отавный конструктор, говорит: «Спи спокойно, наш товарищ… Мы никогда не забудем, что только благодаря тебе смогли доказать — что для русского хорошо, для немца — смерть! Прощай, Ганс!»

А потом хватает микрофон и кричит: «Но это нас не остановит! Внимание! Проверяем степень готовности! Первый!»

И мой Федька стакан выпивает и говорит: «Первый готов!..»

«Второй?»

«Второй готов!»

И видно, причем невооруженным глазом, без всяких приборов, что оба готовы, и первый и второй: лыка не вяжут. А третий, грузин этот, выпил столько же — и ни в одном глазу..

Я сначала особо внимания не обратила, ну, думаю, просто кавказец, они там с детства вино хлещут, тренированный просто.

Тут Федька и второй уже базарить начали, приставать к третьему: а, мол, чернопопый, понаехало вас тут!..

Я думала, что этот третий сейчас за нож схватится, а он только таблетку какую-то в рот бросил и говорит им абсолютно трезвым голосом: «Что гаваришь, слушай! Дальтоник, да?» Потом встает, снимает штаны, поворачивается к ним задом и говорит: «Какой черный? Сматри какой попка — белий-белий…»

Вечером, когда Федьку домой принесли и аккуратно положили в прихожей, я говорю: «Ты бы хоть мне этих нервных таблеток д ля спокойствия с работы принес, которыми грузин закусывал, с тобой же никакой психики не хватит».

Он говорит: «Да это не от нервов, это ж «Антипохмелин», мы его и испытываем. Мы со вторым парнем в контрольной группе, только пьем, а третий — еще «Антипохмелином» закусывает. Ой, ну таблетки! И снимают агрессию во время выпивки, глупости не болтаешь, и еще он много чего делает. Вот, к примеру, если выпить с «Антипохмелином», а потом ребенка зачать, родится не даун, а самый нормальный малыш…»

Я говорю: «Да, жалко, что твой папа с тобой поспешил, не дождался «Антипохмелина», может, и у него бы нормальный родился! Потому что только сыночек-даун мог добровольно записаться в контрольную группу! Завтра же иди к своим алкашам и скажи, что будешь третьим!..»

И со следующего дня Федю как подменили! Другой человек! Экономия страшная! Вот он с «Антипохмелином» рюмку выпьет и неделю балдеет. И больше ему не надо. Даже если из принципа нальет себе вторую, ему внутри из организма «Антипохмелин» говорит: «Все, Федя, хорош…»

Соленых огурцов мне теперь до весны хватает — никто по ночам в холодильник не лезет, рассол не выпивает. Ему вообще похмеляться не хочется.

В гости теперь зовут — ходить не успеваем. Ну раз мы такие культурные, каждому хочется на нас посмотреть…

Да я сама на него другими глазами смотрю! Тут где-то в гостях мы с ним выпили, по таблетке — хлоп-хлоп! Смотрю на него — ну как подменили! Узнать моего Федьку нельзя! Как-то выше ростом, лысина заросла, красавец! Я его целую и говорю: «Федь, да ты просто теперь другой человек!» А он тоже меня целует и говорит: «Я и есть другой, меня Колей зовут…»

Это я, видать, с дуру таблетки перепутала, вместо «Антипохмелина» анальгин проглотила, ну и после водки все как в тумане, конечно…

Вижу только — Федя подскакивает со сжатыми кулаками — я от ужаса глаза закрыла, — а он