Олигарх 3 - Михаил Шерр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я то же ощушаю себя не в своей тарелки, голова какая-то не моя и часто напоминает о своем наличие в организме желудочно-кишечный тракт. Хорошо что в основном только тошнотой, есть совершенно не хочется как и спать.
Крестный с офицерами и боцманом иногда с улыбкой посматривают на меня, но без иронии, а чаще даже одобряюще.
Они как и вся команда очень собранны и всё делают молча и поразительно тихо и быстро.
Крестный почти ничего мне сейчас не объясняет, хотя он и сказал, что это еще не шторма, но ему явно сейчас не до разговоров со мной.
Самое удивительное, что мы еще не потеряли друг друга и пока все равно идем вместе, периодически теряя друг друга. Но каким-то образом потом опять находим.
На тот случай если мы потеряем друг друга, решено самостоятельно идти в чилийский Талькауано, где рассчитываем пополнить запасы угля.
Что такое настоящий шторм, я понял когда мы проходили проливом Дрейка мимо мыса Горн. «Ермака» мы потеряли давно, примерно суток через двое после прохождения Фолклендов, остается только надеяться, что им удастся успешно пройти эту сложнейшую часть нашего маршрута.
Я знал, что пролив открыл Френсис Дрейк во второй половине 16-ого века, а первым его реально прошел голландец Виллем Схаутен в начале следующего века. Также я знал, что особой популярностью у моряков он не пользуется и на собственной шкуре понял почему.
Пройдя две с половиной тысячи миль или четыре тысячи километров мы вышли в Тихом океане на широту Фолклендов. Конечно есть счастливчики кто видел южную оконечность Южной Америки, проходя мимо неё по спокойному океану. Но мы такими не были и от этой знаменитой географической точки старались держаться подальше, во избежания очень близкого и на все сто трагического знакомства с ней.
Две с половиной тысячи миль мы шли чуть больше семнадцати суток, со средней скоростью около шести миль в час и крестный сказал, что это замечательный результат. «Плановый» показатель у нас тринадцать суток, а сумма всех проигрышей и выигрышей всего минус двое суток от плана перехода от Усть-Луги. Просто фантастический результат.
Мне сложно понять как можно плыть в шторм в кромешной тьме, а как это делают парусные суда вообще не понятно. Тут оказывается от мыса Горн до каких-то островов в океане всего то сто километров. Как тут капитаны ориентируются — загадка.
«Дежнев» и его команда молодцы, пассажиры, как и я, имеют почти все бледный вид, но живы и по большому счеты здоровы. Кое где правда нужна очень хорошая уборка, но это дело поправимое.
Дальше дело пошло веселее и пройдя пятнадцать с половиной тысяч миль от родных берегов, мы бросили якорь в чилийском портуТалькауано.
Это замечательнейшее событие произошло двадцать первого августа, мы в Чили пришли точно по графику, чуть ли не час в час.
Я к своему стыду от перехода через пролив Дрейка только только очухался, можно сказать, уже на подходе к чилийскому берегу. Вернее даже сказать, когда я увидел стоящего на якоре «Ермака».
Наши товарищи опередили нас почти на двенадцать часов. Они тоже удачно прошли пролив Дрейка, но в отличие от нас у них в крови хорошо поиграл адреналин, им довелось увидеть величие мыса Горн во время шторма, они прошли мимо него буквально в паре миль.
Капитан Артемов такого опыта не имел и сказал, что это были не самые приятные минуты его жизни.
Но пока все трудности позади и мало того, здесь есть уголь и «Ермак» уже грузится и мы тоже через пять часов начали погрузку.
Пароходы местным в диковинку, но погрузка угля у них налажена и мы через сутки выходим в море. Куда и кому они отгружают уголь, мы так и не поняли, два парусных углевоза под чилийскими флагами ситуацию не прояснили, а платить лишние деньги за не совсем нужную пока информацию не обязательно. Итак за уголек и скорость погрузки пришлось за платить немало.
Всякие графики и расчеты проводил я и неожиданно к своему стыду во время стоянки в Чили до меня доходит, что мною допушена огромная ошибка.
Я в своих расчетах использовал оказывается не морскую милю, а международную, сухопутную, которая в 21-ом веке применяется в пересчетах скорости автотранспорта.
А у моряков все иначе, морская миля не километр шестьсот метров, а километр восемьсот пятьдесят и скорость они измеряют в узлах, который равен одной миле.
Как это могло пройти мимо меня и почему меня никто не поправил, совершенно не понятно. Ошибка моя конечно не смертельная, но и не очень приятная. Разница получается где-то процентов пятнадцать и наша расчетная скорость чуть меньше семи узлов. А вот мои десять миль в час это восемь целых шестьдесят шесть сотых узла.
Хорошо что я хотя бы не озвучивал свои расчеты.
Поразмыслив, я в своей ошибке нашел и плюсы. По моим ошибочным расчетам получалось наши пароходы ходят примерно также, как будет ходить первое творение Брюнеля. Но оказывается, что мы ходим медленнее и понятно почему наши капитаны недоумевали, когда я говорил, что надо немного ограничивать скорость.
Я исходил из того, что через несколько лет пароходы начнут ходить с максимально оптимальными скоростями и если мы можем быстрее, значит машины будут работать на пределе. А у нас оказывается есть резерв мощности.
Только все как-то немного не сходилось в моих размышлениях с одним фактом, расстояние то везде показаны в морских милях и при пересчете в километры должно получаться больше чем у меня.
А потом я понял в чем дело. Это последствия моего «высшего» образования, я вспомнил как еще до отъезда в Италию однажды в разговоре употребил километры и чтобы выкрутится сочинил, что университете познакомился с метрической системой мер. А крестный еще во время Критского похода стал называть мне расстояния в километрах, а проверять и пересчитывать мои цифры никакой надобности ему не было. А использовал я сухопутную милю по многолетней привычки, мне столько раз в своем дальнобое приходилось делать эти переводы, что эта процедура у меня происходила автоматически. Недаром говорится, привычка вторая натура.
В судовом журнале все было кстати указано правильно, но это как то прошло мимо меня.
На этом мои мозги и совесть успокоились и я в своей ошибки нашел даже положительный момент, временные ориентиры получились очень даже реальными.
Пока я разбирался в своих ошибках мы вышли в океан и легли на нужный курс, в Калифорнию. До неё нам идти по моим расчетам тридцать два дня. Это будет двадцать второе-двадцать третье сентября и мы фактически из весны попадаем в осень. Свои временные ориентиры я менять не стал, но полученный урок наверное запомню надолго.
Когда мы на всех парах устремились вперед ко мне пришел корабельный инженер Григорий Ефимович Зайцев, на «Геркулесе» он был с первого дня и появился вместе с сотрудниками Модсли, устанавливающими паровые машины.
Он когда-то по глупости отстал от эскадры Синявина, а идти в русскую миссию испугался и решил остаться.
После нескольких месяцев мытарств попал работать с мастерскую Модсли, у него оказались незаурядные технические способности и постепенно стал инженером — самоучкой, а из Григория Зайцева превратился в Грегора Харе.
Однажды Грегор решил посетить наш клуб и услышав там русскую речь, затосковал по России. Постоянной спутницей жизни он не обзавелся и поэтому когда пошли разговоры о хорошем заказе для русского вельможи строящего пароход в Генуи, то вызвался туда поехать.
Осмотревшись, Грегор раскрыл свою тайну крестному и попросил взять его на службу. Официально он так и остался Грегором Харе, английским подданным у меня на службе. Но мы быстро стали его называть Григорием Ефимовичем.
С «Геркулеса» он вместе с крестным перешел на «Дежнева» и почти все время проводил со своими машинами, а сейчас пришел ко мне отчитаться о проделанной работе.
Мы с ним быстро поняли, что если сумеем дотянуть на паровом ходу до Петропавловска, то на обратный путь угля не будет. И он пробовал сжигать в паровом котле дрова, древесный уголь и чистую нефть, несколько бочек которой я случайно увидел в гаванском порту.
Дрова и древесный уголь по моему были единственным выходом из ситуации, нефть конечно хорошо, она есть и на Аляске и в Калифорнии, но её еще там не добывают.
Григорий Иванович вот и пришел доложить о своих выводах, есть ли у нас шансы избежать плавания под парусами.
Инженер пришел ко мне с ворохом бумаг, к порученному делу он отнесся очень ответственно и все
