Сага о Белом Свете. Порнократия - Евгений Черносвитов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«У тебя какое-то обостренная память… А я вот чувствую себя таежником, звероловом… Война – в прошлом!» «Jedem das Seine» (каждому свое) – сказал Николай Константинович.
«Нет, правильнее будет: „Suum cuique“ (всякому его). А, точнее – „τὸ τὰ αὑτοῦ πράττειν καὶ μὴ πολυπραγμονεῖν δικαιοσύνη ἐστί, to ta autou prattein kai me polypragmonein dikaiosyne esti“ – „Правосудие узнается по тому, что оно присуждает каждому своё.“)»
«Знаю! Любимая фраза Цицерона! Сам часто студентам повторяю! Но, для меня – „Jedem das Seine“!»
«Ладно! Бройся, – как говорит мой лучший тигролов Геннадий Шевелев. Посмотрим, чем нас кормить будут сегодня! Есть страшно хотса! – сказал бы Гена! Он – человек грамотный, но ороч, некоторые слова ему не даются!»
«Мне кажется, что можем остаться без „завтрака“. Мельком взглянул на Люб, как-то очень тихо сидят, с опущенными лицами, прижавшись, друг к другу, словно беда какая-то!»
«Была бы беда – подняли бы нас с постелей!.. Давай, бройся, я подожду!»…
…«Прежде, чем рассядемся за столом, прошу всех собраться около нас с Любой, а ты, Сережа, подойди ко мне! Хочу, на правах хозяйки этого дома и матери этого мужчины, чтобы вы все слышали, что он будет громко читать, и смотрели бы на его лицо… И тогда, когда он будет читать, и тогда, когда…»
«Когда я подойду к нему!» – перебила большую Любу маленькая Люба.
«Что стряслось?» – интеллигентно спросил Володя? «Стряслось – это не то слово, – буркнул Сережа, читая телеграмму…»
Прочитав, окинул всех, послушно стоявших возле бабы Любы, взглядом исподлобья, и сказал, словно подслушал разговор Николая Константиновича и Всеволода Петровича:
«Jedem das Seine. Или, в первоисточнике – Suum cuique!» После этого тяжело вздохнул, встряхнулся, и начал читать телеграмму весьма бодрым голосом. Окончив чтение, вновь окинул всех взглядом исподлобья… Стала нависать тяжелая пауза, но, сначала Володя, а потом Саша ее заполнили, словно сговорившись! Володя подошел к другу, и, положив ему левую руку на правое плечо, бодро сказал:
«А, ведь, точно в телеграмме – «…желаю удачи в волчьей охоте!» И, сразу, убрав руку и встав в позу боксера, приготовившегося отбить удар противника, добавил:
«Маугли!»… А Саша, вдруг подбоченившись, пропела звонким, чистым голосом:
«Верила, верила, верила… верила, верила я! Верила, верила, верила, что не разлюбишь меня!»
Пропела хорошо. Просто отлично! Да никто ее, судя по лицам присутствующих, и отсутствием аплодисментов, не слушал! Она, ничуть не смущаясь, вскинула бровками, и, молча, встала рядом с Володей и Катей…
…Опять, словно грозовая туча, нависала пауза… Но ее, на сей раз, разрушила Люба. Она, раздвигая стоящих на ее пути людей, как ледокол льдины, пошла к Сергею. Подошла, положила ему руки на плечи, и тихо спросила (но всем показалось, что очень громко и страстно!):
«Вы берете меня в жены, Сергей Васильевич Хорошко?» Сережа, широко улыбаясь (как опять показалось всем – неожиданно и дерзко!), сказал:
«Беру, родная!» Схватил ее за пояс, как в первый раз, когда увидел, поднял над головой, и начал кружить… Никто не стал ждать, когда Сергей опустит Любу на пол. Все рванули к столу и загремели сначала стульями, а потом ложками, вилками, ножами, тарелками и стаканами… Начался ПИР!!!
«Когда я ем, я глух, и нем!» – Вот это точно подходило к сегодняшнему поглощению пищи, столь разными, по судьбам, характерам и жизненным перспективам людьми, и столь близкими по духу человеками, что иначе и не придумаешь! «Глух» и «нем»… Никто, ведь, не задумывается ни над этой поговоркой, ни над словами, ее составляющими! И поэтому поговорку, отражающую некие глубинные нити, связывающие людей, которые вместе едят, бесшабашно превратили в отговорку! Разве люди, которых неизвестные тропы жизни свели здесь и сейчас вместе за столом, несмотря на то, что они действительно не разговаривают друг с другом, лишь коротко обмениваются фразами, типа – «опять солонка пустая!» Или – «У кого два ножа – где мой?» Разве они «глухи» друг для друга? И, разве они все вместе, как древнегреческий Хор, не комментируют то, что только произошло, и произошло весьма неожиданно, на их глазах? Да, и эта трапеза, она, разве такая же обыденная, как те дни, которые безвозвратно канули в Лету? Нет! Это обсуждаемое за пределами ненужных слов Историческое Событие! А то, что это событие – Историческое, – чувствует каждый, из присутствующих! Возникла на глазах в одно мгновение Новая семья! Новое Родство… Возможно, новый Род! А, это, по уделу человеческому, новая Загадка! Вот, где проблема: по какой речке плыть? Если философски (а как иначе?), то, что предпочтительнее – Наука Логики или Эстетическое суждение?
Переведем на простой язык силлогизм. Если, все стали свидетелями рождения новой семьи, То… это логично? По логике происходящих здесь и сейчас вещей. Или – это просто прекрасно, что двое молодых людей, влюбившихся друг в друга с первого взгляда, успевшие проверить и подтвердить свою любовь, по благоприятному стечению обстоятельств, которые суть вне контекста здесь происходящего, ибо никакого отношения к нему не имеют. Ведь, Валерия, жена Сергея, с годовалой дочкой на руках и беременная на последнем месяце, уходит от Сергея навсегда по своим причинам и мотивам. А, не потому, что Сергей с первого взгляда влюбился в племянницу своего учителя и друга! И не потому, что Люба также с первого взгляда ответила ему взаимностью, и с отчаянным риском проверив себя и их обоих, еще больше убедилась в своей любви к Сергею! Возможно, наука логики и есть теория эстетического суждения? Тогда, о вкусах надо спорить! И спорить до того, пока не найдется достаточное логическое основание для единственно верного эстетического суждения! Проверить только, что сказанное можно, перечитав «Науку Логики» Георга Вильгельма Фридриха Гегеля и «Критику теории эстетического суждения» Иммануила Канта.
…После обильного поедания вкуснейшей и разнообразной пищи, все перешли в кабинет пить ликер и курить сигары. Николай Константинович открыл вторую банку ликера. Только было, он хотел задать вопрос, встав из кожаного огромного кресла ХIХ-го века, привезенного, наряду с другими антикварными вещами сюда из таможни, как конфискат, и, подойдя к громадному стеллажу из дуба и пробкового дерева. Стеллаж вплотную был забит книгами на всех языках мира, трех веков издания. И, раздвигая две толстущие, в кожаном переплете с медными застежками книги, вынул сжатую между ними стопку обыкновенных листков, вырванных из современного блокнота, начал:
«А, скажите – как мне знатоки, чем отличаются друг от друга: 1) ликер из целебных трав и ягод, 2) бальзам из этих же трав и ягод, 3) эликсир из этих же трав и ягод? Ну, к примеру, из полыни, женьшеня, лимонника, крапивы, малины, шелковицы, одуванчика, мяты, мелиссы, калины, боярышника, аралии маньчжурской и т. д. Чем я вас пою, друзья мои, в качестве ликера…» На этом его вежливо перервал Володя:
«Извините, коллега, но у меня есть для всех очень важное сообщение!»
Николай Константинович, зловеще улыбаясь, даже прикусил язык, так торжественно обратился к нему Володя, а стопка листков из блокнота заметно задрожала в его руке… Не дожидаясь реплики Фруентова, Володя твердым шагом подошел к Саше, опустился на правое колено, и сказал, не обращая внимания на то, что она в это время потягивала ликер, в другой руке у нее слегка курилась «гавайская» сигара: «Александра Владимировна Голубина (видимо, подсмотрел ее отчество и фамилию в билете)! Я, Владимир Николаевич Дурново, профессор, из древнего и славного русского рода графов Дурново, прошу Вашей руки и Вашего сердца: выходите за меня замуж!» Японская чашечка из тончайшего фарфора выпала из руки Саши и с шумом разбилась на мелкие осколки, а сигара упала на ее бедро, и сразу запахло горящей материей… Володя, не вставая с колена, быстро снял сигару с бедра избранницы и прислонился к начавшей гореть материи ртом, гася губами возгорание. Саша мгновенно взяла себя в руки, с весьма обыденным голосом спросила:
«А ты разведен? Да, три месяца назад по обоюдному мирному согласию сторон! У меня четырех комнатная квартира в „Лебеде“, две машины – „Жигули“ и „Волга“, библиотека немного поменьше, чем в этой комнате, из чистой бронзы в полный рост скульптура „Мефистофеля“ Арно Брекера, известного скульптора Третьего Рейха. Сам подарил, с вырубленным автографом на чугунном постаменте… „Великий творец!“ – сказал Николай Константинович, и сейчас живет и работает…»
«А, откуда у тебя… такой подарок? Арно – друг семьи моей первой жены, баронессы фон Крюгер… Нет, это не свадебный подарок. Это расплата за лечение: я как-то реанимировал его и лечил…»
Сережа удивленно смотрел на своего друга. Дважды удивленно… В библиотеке было тихо, только комар жужжал, выбирая, на кого сесть… Саша тоже встала на колени, и рукой осторожно собирала осколки чашечки. Володя так и стоял на одном колене и ждал… Вдруг тишину нарушил громкий и звонкий голос:
