Поиск: начало. Китеж - Вячеслав Камов

– Сейчас я поеду в университет. На нашу беду сегодня суббота. Я попытаюсь дозвониться до коллег, но... Не факт, в общем. Да и не стоит, пожалуй, слишком распространяться. Помнишь, что было после экспедиции?

– Помню, Саша. Потому и цепляюсь сейчас за эту возможность. Ты подумай, если здесь подсказка, действительно подсказка, – Шмелёв выделил слова интонацией. – что нам это даёт? Это шанс, Саш. Для нас обоих. И чёрт с ней, со славой. Ты просто представь...

– Женя! – в голосе Бехтерева словно металл звякнул, он тоже сменил интонацию. – Ты сам подумай, чего это будет стоить в случае неудачи? Кто из нас больше рискует? Да, карьера твоими стараниями подросла, не спорю. И здесь тебе огромное человеческое спасибо. Но ты не забывай только, что мне, помимо карьеры, нужно имя. Полоумный профессор – да на кой мне такие перспективы? Обесценить все мои работы разом? Одним махом? Да плевать все хотели, в каком МГУ я преподаю, какую науку веду и кого представляю. Ты хоть понимаешь, сколько времени понадобилось, чтобы... Да чтобы даже студенты – студенты, Женя! – ладно, коллеги, так ведь даже эти бестолочи пытались кусать. «Александр Витальевич, а правда?», «Александр Витальевич, а Атлантида?», «Александр Витальевич, а что вы думаете о внеземных цивилизациях?» и тому подобная ересь. У меня нет твоей бетонной шкуры, я не Железный Феликс! Да, я не меньше тебя хочу совершить что-то... Великое. Да, назови это Великим с большой буквы. И я понимаю все преференции, которые даст такое открытие. Но ты сам-то понимаешь риск? От нас даже костей не оставят, если мы вновь ошибёмся. Причём, от меня не оставят, тебе-то твоя научная карьера побоку, ты в одном шаге от политики...

Бехтерев распалялся всё больше и больше, Шмелёв наблюдал за ним с интересом. Не каждый день его товарищ выкидывал подобные пассы. Да и за столько лет Евгений Николаевич Шмелёв отвык выслушивать истерики – порядок в своём ведомстве он наводил железной рукой, тут профессор угадал с характеристикой. Но вот замшелость мышления, помноженная даже на какое-то мещанство товарища, привела его в замешательство. Он не узнавал того, кого иногда даже считал своим другом, не мог понять всех этих низменных стремлений к тёплому месту и спокойной пенсии. Нет, даже не так, он не мог осознать, в какой момент завзятый авантюрист, плевавший на мнение любых авторитетов, вдруг съёжился до забитого и заплёванного предпенсионера. Между тем, Бехтерев не успокаивался.

– А ты подумай, что тебе твоё руководство скажет про очередную нецелёвку? Или с министерских высот уже и на коррупцию плюют? Так то с твоих! Или мне, профессору, доктору наук, в шестьдесят два года к тебе на поклон идти? Женя, помоги, Женя выручи? Мне до самой смерти к тебе бегать, что ли? Спасибо за место, но доколе? И всё из-за одной ошибки? Ты хоть сам осознаёшь?

Профессор успокоился. Возбуждённый тон стих, он как-то весь обмяк, сдулся, втянув голову в плечи. Ещё только всхлипываний не хватало.

– Саша? У тебя всё в порядке? – язвительно-участливо поинтересовался Шмелёв. – Ты, может, запамятовал, какой риск мы раньше брали? И какие высоты? Так ты Югру вспомни, вспомни, кто их письменность в кучу собрал. Заодно вспомни про чудь в четырнадцатом веке. Кто доказал, что они как племя сохранились? Да, этого мало. Да, масштаб не тот. Но ведь чья заслуга? Наша! Наша с тобой! Причём я лишь участник, компаньон, соавтор, я даже на лавры не претендовал! Тебе судьба сама шанс даёт! Я что, по-твоему, риск не могу оценить? Да, засмеют, если ошибёмся. Загнобят, кости перемоют и вспомнят каждую мелочь, каждую ошибку, каждое слово неправильное в твоих работах.

Шмелёв резко наклонился в своём кресле, положив руки на стол и придвинувшись ближе.

– А с другой стороны, Саша, это потенциальное открытие. Великое. Сколько таких в новейшей истории было? У нас с тобой здесь не физика и не медицина. Не электроника с генетикой. Вообще ни разу. У нас такие открытия раз в сто лет. И что теперь? В сторону отойти? Из-за того, что тебе, видите ли, до пенсии досидеть хочется без насмешек идиотов? В твои-то годы? Совсем рехнулся?

Тон Шмелёва окреп в противовес осунувшемуся профессору.

– Саша, подумай не только о себе. Да, мне важна карьера, даже спорить не буду. И у нас с тобой протекция более чем достаточная для продолжения начатого тогда. Насмешки, насмешки... Сам послушай, что ты несёшь? Размяк ты в своих аудиториях. Расслабился, – Бехтерев обиженно поднял глаза на товарища. – Впрочем, это у тебя кризис, как мне думается. Ты засиделся, Саш. Аудитория – дом – дача. Аудитория – дом – дача. И всё. Размяться пора. И выстрелить напоследок. Причём выстрелить чем-то таким, что шансов не оставит никому даже на малейшие... Даже на малейшее проявление сомнений.

Бехтерев обиженно молчал, глядя на табличку.

– Мы сейчас, Саша, на пороге чего-то большого. Я это даже не чувствую, просто знаю, и всё тут. Да, в прошлый раз мы ошиблись. И ни разу это не повод пасовать. Соберись. Возьми себя в руки. Шестьдесят два! А ведёшь себя как... Как институтка на БАМе. Размяк ты. Но это не страшно, я понимаю твои опасения... В чём-то. Отчасти. Посему выслушай меня. Мы друг другу нужны, не забывай, пожалуйста.

Шмелёв откинулся на спинку, устало потёр переносицу и вздохнул. Затем, немилосердно скрипнув тяжеленным на вид креслом из добротной кожи, встал и сделал пару шагов к окну, засунув руки в карманы.

– Я с тобой сейчас поделюсь нашим планом. Вернее, моим, но ты опять устроишь истерику. Поэтому нашим. И не смотри на меня так, ты не детдомовец, у которого котлету отобрали, – Шмелёв снова устало вздохнул. – Мы с тобой друг друга не первый год знаем. Да, было всякое. И уж кому, как не тебе, видеть, насколько больше у нас с тобой побед, чем поражений...

Бехтерев облокотился на стол, обхватив правой рукой подбородок и глядя на товарища исподлобья через очки.

– Я кратко, с твоего позволения, у меня суббота обычный рабочий день, – при этих словах профессор заметно дёрнулся. «Шалят нервы, подрасшатал за годы», подумал Шмелёв, – мне ещё в Сергиев Посад пилить, открывать ярмарку. Поэтому слушай внимательно и запоминай.

Замминистра убавил голос.

– Сейчас ты поедешь в университет. Расшифруешь надпись до конца. Мы оба видим, что табличка подлинная,