Дорогами подводных открытий - Владимир Ажажа

— Горизонт чист! — сообщает он через каждые три-пять минут, прослушивая воду, как врач пациента. Он слышит только чистое дыхание моря — проходящих кораблей поблизости нет, путь свободен.

— По местам стоять к погружению!

И из отсеков мгновенно вернувшимся эхом несется:

— В лодке стоят по местам к погружению!

— Принимать балласт. Боцман, ныряй на глубину сорок метров. Дифферент — десять градусов на нос. Оба мотора — малый вперед!

Слышится шум, напоминающий водопад: цистерны главного балласта заполняются забортной водой. Лодка плавно погружается. Сначала море клокочет у нас над головами, потом стало необычно тихо. Белая стрелка глубиномера быстро ползет вверх: семь метров, десять, пятнадцать, двадцать, тридцать…

Пора в носовой отсек!

Здесь царит полумрак. Чуть светятся фосфоресцирующие шкалы, индикаторные трубки приборов. Погружение продолжается. Словно кузнечики, стрекочут самописцы эхолотов. По бумажной ленте верхнего эхолота, где фиксируется отражение ультразвукового импульса от поверхности моря, ползет «кри вая глубины». Зеленоватые сумерки за стеклами иллюминатора сменяются чернильной темнотой. Олег Соколов потянулся к выключателю.

Но что же там, в этой пронизанной лучами прожекторов потусторонней дали? Чуть зеленоватая, однообразная во всех измерениях, как бы невесомая толща. И в этом неземном эфире парит «Северянка». Мы знаем, что лодка движется, но проходит пять минут, десять, а картина все та же и, увы, подводный мир кажется безжизненным.

И вдруг перламутровым отблеском сверкнул и проплыл к корме первый замеченным нами морской обитатель.

— Морской ангел! — взволнованно восклицает Радаков. — Да, да, морской ангел, — почувствовав наше смущение, повторяет он. — Это крылоногий моллюск, и название он получил за свои «ноги» — плавники, напоминающие крылышки.

А вот еще ангел. Еще. И целая стайка этих небольших, несколько сантиметров в поперечнике, причудливых жителей моря скоплением легких перистых облачков проплывает мимо.

За ангелом цветными парашютиками замелькали медузы, а за ними в лучах светильников засверкали и серебристые стрелки рыбешек. Они вспышками проносятся мимо и исчезают к корме: «Северянка» движется.

— В носу! В корме! — несется из переговорных трубок. — Ложимся на грунт. Осмотреться в отсеках!

Толчок лодки о грунт — легкий, почти неощутимый. Сначала поднятая прикосновением лодки муть не позволяет увидеть что-либо. Через две-три минуты вода проясняется.

Сквозь толщу воды темнеет ил. Водорослей не видно. Отражая лучи бортовых ламп, блестят крупные белые ракушки. Над нами проплывают стайки маленьких рыбок. Одна из них, очевидно привлеченная светом, подплывает к самому стеклу и замирает. Разглядываем друг друга. Рыбка глазастая, большеголовал, с темно-синей спинкой и серебристым раздутым животом. Я поворачиваюсь к Радакову и прошу представить подводную «гостью», но пока он подходит, рыбка скрывается.

В воде множество крошечных беловатых существ, беспрестанно снующих вверх и вниз. Это представители планктона, рачки-черноглазки — один из видов десятиногих рачков, важнейший продукт питания промысловых рыб Баренцева моря. Среди суетных черноглазок степенно проплыла крупная медуза. Белый студенистый блин ее тела оторочен красной каемкой, под ним извиваются длинные бледные щупальца. Она медленно уходит от огромной светящейся «рыбины», вторгшейся в ее темный мир.

Давид Ефимович Гершанович, наш морской геолог, определил направление придонного течения и его скорость — около километра в час.

Журнал наблюдений экспедиции постепенно покрывается записями.

«Отдохнув» на дне, «Северянка» поднимается на поверхность. Погашены светильники. Сквозь верхний иллюминатор уже видна игра волн на поверхности.

Мы снова в центральном посту. Стрелка глубиномера показывает, что можно поднимать перископ. И вот его блестящий стержень плавно выходит из отверстия в полу наверх.

Наклоняюсь к окуляру. Кругом неспокойное море, темно-серое небо, вдали горы, покрытые снегом, — суровый пейзаж Заполярья. Перископ опущен. «Северянка» всплывает. Сначала рубка рассекает поверхность воды, а затем наружу выступает и палуба.

Отдраен верхний рубочный люк. Мы идем под дизелями в надводном положении. У полуострова Рыбачий нас ждет сопровождающее судно. На его борту можно принять душ, посмотреть кинокартину.

Быстро темнеет. Крепчает ледяной, до костей пронизывающий ветер. По небу протягивается широкая серебристая дорога полярного сияния. Она вибрирует, играет цветами радуги, становится зеленой, желтой, а затем красной, и тогда кажется, что полнеба охвачено заревом.

— Почему же мы почти не видели рыб? Где же огромные косяки? — говорит корреспондент «Советского флота» Юрий Дмитриев.

Разочарованы и остальные журналисты — до этого они лелеяли мечту увидеть в иллюминатор неповторимую «сказку».

Видимо, у большинства людей укоренилось воспитанное с юных лет приключенческими книгами и фильмами представление о том, что достаточно в любом месте проникнуть под воду, чтобы увидеть волшебную картину, которую не способна нарисовать самая пылкая фантазия. Меня настроение журналистов задевает за живое, и я пытаюсь объяснить, что океан далеко не везде и не всегда кишит жизнью. Сейчас, в середине декабря, температура воды в прибрежном районе, где были мы, низкая, а поэтому там мало рыбы и других организмов. Мы просто должны быть благодарны холодноводным моллюскам, медузам, рачкам-черноглазкам и малькам рыб за то, что они все-таки соблаговолили встретиться с нами под водой в такое неудобное для них время. Пожалуй, учитывая местную обстановку, можно сказать, что нам просто повезло, и ни о каком разочаровании, конечно, не должно быть и речи.

Не знаю, удалось ли мне убедить корреспондентов. В дискуссию никто вступать не собирался, было уже за полночь, все изрядно устали и ждали встречи с кораблем, который должен обеспечивать наш отдых.

Но по радио сообщили, что из-за тумана в Кольском заливе этот корабль прийти не может, и поэтому ночь нам придется провести в лодке.

Число жаждущих «приклонить» голову превышало спальные возможности «Северянки» на двадцать человек. Но треволнения первого дня и позднее время сделали свое дело — через полчаса все спали.

Наутро мы снова в походе. Второй день был похож на первый, за исключением финала. Поздним вечером у южного побережья полуострова Рыбачий в губе с запоминающимся названием Ейна швартуемся к пробившемуся сквозь туман судну, назначенному для нашего сопровождения.

Наутро мы снова в походе, но уже с некоторыми потерями. На борту сопровождающей нас плавучей «гостиницы» осталось несколько корреспондентов и В. П. Зайцев. Постепенно налаживался, входил в привычку напряженный ритм походной жизни экспедиции. «Северянка» погружалась утром, под крупными звездами, всплывала вечером, когда на небе «билось» полярное сияние.

Мы накапливали свои наблюдения, росло число заполненных страниц в наших дневниках. Мир животных по-прежнему беден. Все те же черноглазки, ангелы, медузы, гребневики да мелкая рыбешка. Только однажды Павлову посчастливилось увидеть вдали какую-то довольно крупную рыбу. По-видимому, это была треска. Но ни одного косяка рыбы мы не встретили. Не обнаруживали косяков и наши гидроакустические приборы.

Все же, несмотря на глухое для этих мест время года, мы смогли сделать некоторые интересные обобщения.

Сделали мы попытку и для выяснения вопроса о возможности наблюдения из лодки за разноглубинным тралом. 20 декабря «Северянка» прошла через Кильдинскую салму[15] и у восточного берега острова Кильдин пришвартовалась к стоящему на якоре рыболовному траулеру «Мелитополь». Согласовав с капитаном «Мелитополя» порядок работы и условные сигналы, мы вышли в открытое море. Замысел был прост: вначале траулер спустит трал таким образом, что он пойдет по самой поверхности моря. «Северянка» должна пристроиться сзади и вести наблюдения через перископ. Затем трал будут постепенно заглублять на условленные горизонты, соответственно должна погружаться и лодка, но уже с расчетом идти ниже трала и наблюдать через верхний иллюминатор.

Все пошло по формуле «первый блин». В море разгуливала крупная, баллов на пять, зыбь. Во время буксировки трала «Мелитополь» бросало из стороны в сторону и отклоняло от курса градусов на 15. Лодку, идущую на перископной глубине, ощутимо бросало. Перископ то и дело захлестывало водой, а иногда лодка теряла глубину, и тогда зрачок окуляра становился зеленым — над перископом билось Баренцево море. А трал никак не хотел показываться на поверхности, и никто не знал, на какой глубине он идет. Плохая погода заставила отказаться от продолжения испытания. Об этом просигналили на траулер, и «Мелитополь», выбросив столб черного дыма из своей непомерно большой трубы, пошел ловить рыбу, а мы погрузились, чтобы совершенствовать технику посадки на грунт.