Подари мне себя до боли (СИ) - Пачиновна Аля

Это была входная дверь ее квартиры. С той стороны.

«Если через минуту не откроешь, твои соседи услышат весь мой репертуар»

Может, пусть делает что хочет, а? Соседи вызовут полицию. А Соня просто притворится, что вообще не имеет к этому никакого отношения!

«А потом я ее вынесу!» — пришло следом.

Сердце снова подскочило к горлу. «Черт, черт, черт… и все из-за какой-то… киски? Он больной на всю голову!»

«До тебя только дошло?» — гаденько съехидничал какой-то из ее внутренних голосов.

Соня тихонько выскользнула из кровати и, не чувствуя ног, на цыпочках подошла к двери. Он знал, чувствовал, что она смотрит на него в «глазок».

— Время! — одними губами сказал Моронский, постучав по циферблату своих часов.

Трясущимися пальцами она осторожно, так, чтобы не разбудить маму, повернула дверной замок и сняла цепочку.

Внизу, в дверном проёме сначала появился его ботинок. Затем на Соню снаружи шагнул весь Моронский, оттесняя ее вглубь прихожей. Дверь за ним неслышно закрылась. Одной ладонью он накрыл Сонин рот, другой грубо, но не больно сжал ребра под левой ее грудью, подталкивая к стене позади.

— Тихо, поняла? — темнота прихожей сгустилась очертаниями монстра из детских страхов. Она почти не видела его, но ощущала пульсирующую энергию, обжигающую, парализующую тело и разум. — Ты же не хочешь напугать маму?

Соня мелко затрясла головой.

— Умница, девочка, — одобрительно прошептал Моронский. — Сейчас я освобожу твой рот — он мне нужен, а ты поднимешь руки вверх над головой. Поняла?

Соня снова закивала.

— Сразу бы так. — Монстр осторожно убрал лапу с Сониных губ, перехватил ее запястья у неё над головой.

— Нельзя так со мной, Соня! — прохрипел он и вцепился зубами в ее нижнюю губу, скользнул языком в рот.

Его мятное с примесью дорогого табака дыхание дурманило. Отросшая в небольшую бороду щетина легко колола и щекотала Сонину кожу. Он то мягко прихватывал Сонины губы своими, то прикусывал их зубами до боли, то пытался поймать ее язык. Мучил и вынуждал тихо стонать и рвано втягивать воздух.

Свободная его рука скользнула под Сонину пижамную рубашку, коснулась ее обнаженной, горячей кожи живота, медленно двинулась вверх. Соню крупно затрясло. Ей хотелось сопротивляться, и хотелось… чтобы он продолжал. У неё даже мелькнула мысль, что если бы он не держал ее руки, она бы непременно вцепилась пальцами в его шевелюру. И отнюдь не в целях самообороны.

Моронский легко, одними кончиками пальцев обвёл левую грудь Сони, затем сомкнул их на затвердевшем соске и слегка потянул на себя. Снова обвёл окружность и снова потянул за сосок, но уже сильнее. Повторил то же самое с правой грудью. Потом накрыл горячей ладонью упругий холмик и смял его, выдохнув что-то нечленораздельное ей в рот.

— Горячо, детка? — он оставил, наконец, ее губы и уткнулся носом Соне в шею. Прикусил кожу под ухом и тут же лизнул место мнимого повреждения. — Превзошла все мои ожидания! Зачем ты бегаешь от меня? Смотри, как мы горим!

Соня не знала, что говорить. Да она и не могла. Она не знала, что делать. И сделать тоже ничего не могла. Она боялась, что мама может проснуться. Она боялась его. Себя. Себя сейчас даже больше. Соня не готова была отдаться. Физически — да. Морально — нет. И противостоять его напору сил не было никаких: ни физических, ни моральных.

Соня попыталась высвободить руки из захвата, но он держал очень крепко. Сильно.

Глаза уже привыкли к темноте и она видела, как Моронский покачал головой.

— Нет, девочка. Я не закончил то, зачем пришёл.

Рука скользнула под резинку ее пижамных штанов. Соня непроизвольно подала бёдра вперёд. Получилось что-то вроде приглашения и ей показалось, что он усмехнулся.

— Дай мне войти, расслабься! — приказал он. — Разведи ноги.

Его палец легко проник между Сониных ног и погрузился во влажные складки.

— Fuck, очень мокрая Соня! — едва слышно прошептал он сквозь сжатые зубы и протолкнул палец глубже.

Окончательно потеряв контроль над собой, Соня в исступлении откинула голову назад и захрипела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да, Соня, палец — совсем не то, что ты хотела бы там ощущать, правда?

Немного поиграв с ее клитором, Моронский вдруг вытащил руку из Сониных штанов и поднёс палец к ее губам.

— Возьми его в рот! — Приказал он. — Ну!

Соня разомкнула губы, поражаясь сама себе. Почему она подчиняется? Что происходит? Почему она так горит?

Не дожидаясь, Моронский сам протолкнул палец Соне в рот.

— Пососи!

Соня втянула его губами, сгорая от стыда и желания, захлёбываясь собственным пульсом.

— Теперь скажи, какая ты на вкус? — проговорил он рядом с ее ухом, снова нырнул пальцем в пульсирующие скользкие складки, выбивая из неё дрожь. — Ну, же!?

— Солёная… — единственное, что смогла сказать Соня. Губы ее пересохли, язык не слушался. Туман в голове окутал остатки разума вязкой пеленой.

Макс покачал головой, вытащил из Сони свой палец, поднес уже к своим губам и всосал его ртом, смакуя. Даже глаза прикрыл вожделенно.

«Боже, что он делает?! Как стыдно… и невозможно горячо!»

— Ты невероятно вкусная, Соня. Терпкая и пряная. Как дорогое вино.

Моронский ослабил захват Сониных запястий. Наконец, совсем отпустил ее руки. Чуть отстранился, дав ей вздохнуть. Провёл обеими руками по груди через ткань рубашки, немного задержавшись большими пальцами на сосках. Мягко поцеловал в губы. Совсем без напора. Почти невесомо.

— Спокойной ночи, Соня. — прошептал Макс, отступил назад и, нащупав дверь, вышел прочь из квартиры.

Соня стояла пригвожденной к стене ее прихожей, не в силах пошевелиться, тяжело дыша и вздрагивая. Моронский исчез так же внезапно, как и появился. Оставил медленно догорать в огне стыда и дикого желания. Такого сильного, что хотелось хныкать от досады…

Придя в себя, девушка кое-как нашла в себе силы оттолкнуться от стены и на ватных ногах подошла к двери, чтобы закрыть ее на замок.

— Соня! — вспыхнул верхний свет. В коридоре возникла сонная Вера Александровна и с беспокойством смотрела на дочь. — Что случилось, ты почему не спишь?

— Все в порядке, мама — просипела Соня, — просто показалось…

***

Моронский знал, что оставил Соню в состоянии дикой фрустрации. Потому что сам находился точно в такой же. Это когда вот-вот, но нет…

Но ничего, пусть она тоже узнает, каково это — не получать то, что хочешь.

Подходя к машине, он похлопал себя по карманам брюк. В одном все так же лежали скомканные Сонины трусы. В заднем он нащупал пару квадратиков фольги.

— Давай обратно в клуб — распорядился Макс, надевая маску.

Это, конечно, будет совсем не то. Совсем! Но лучше, чем ничего.

Глава 13

Try a little kindness baby

Show a little empathy

When my eyes are filled with blindness

Try a little sympathy with me

Careful of the things you say with me

If you wanna have your way with me

Whisper in my ear real low but,

Spare Me The Sorrow…

Spare Me The Sorrow…

(Give me love and you'll never be sorry, I'd rather be alone than lonely)

(There's a price to pay for freedom, I wanna know if you are for me)

Alannah Myles “Give me love”

Вот уже три дня у Сони было стойкое ощущение, что ее преследуют. Преследуют запахи, звуки и образы. Трио: мята, табак и парфюм. Стоило только Сониному носу уловить это сочетание, или воскресить его в памяти, как она зависала над простейшими задачами, такими, как умыться, почистить зубы, расчесать волосы, помыть посуду, поесть, наконец. Она надолго замирала, глядя куда-то перед собой в пустоту и густо краснела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Не помогал даже народный женский способ отвлечения от навязчивых мыслей — тотальная уборка жилища. Все валилось из рук.

Да и на сон особо надежды не было. Он стал поверхностным, тревожным, наполненным одним и тем же кошмаром — темным и небритым. Каждую ночь она просыпалась в горячке, вставала, шла на кухню, жадно пила там воду. Потом долго смотрела на себя в зеркало в ванной и изучала своё пылающее лицо.