Плененная королева - Элисон Уэйр

Алиенора вышла, щурясь на ярком солнце после полумрака собора, и увидела, что толпа расступается, пропуская небольшую группу всадников, направляющихся к ней по рыночной площади. Они остановились в нескольких футах, потом их главный спешился, и тут Алиенора узнала эту чудную охотничью одежду. Сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди от радости – Генрих собственной персоной выехал ей навстречу. Дрожа от счастья, она опустилась на колени, дожидаясь его.

– Алиенора, ты не должна стоять передо мной на коленях! – воскликнул Генрих, беря тонкие пальцы жены в свои сильные руки и поднимая ее на ноги.

Алиенора посмотрела на мужа, дивясь произошедшим в нем переменам. Шестнадцать месяцев назад от нее уезжал юноша, а вернулся мужчина. Новая зрелость очень шла ему, придавая больше властности и уверенности. В двадцать один год Генрих был закален в боях, мускулист, энергия била в нем через край. Подстриженная рыжая голова подалась вперед на бычьей шее, когда он наклонился, чтобы поцеловать жену в губы.

– Добро пожаловать, моя госпожа. – Генрих весь сиял, голос его звучал надтреснуто и хрипловато, когда он произносил формальные слова приветствия, подобающие такой публичной встрече.

Как сладостно было снова слышать его голос, видеть его лицо, чувствовать рядом. Борясь с волнами вожделения и потребностью расплакаться от счастья, Алиенора вложила свою руку в руку мужа, и он повел ее к своей лошади. По лицу Генри было ясно, что он рад видеть жену не меньше, чем она – его. Он широко улыбался, глаза его сверкали блеском страсти, обещавшим ночь наслаждения. Но пока они были только встретившимися после долгой разлуки герцогом и герцогиней, которые должны показать себя своему торжествующему народу.

Улыбка застыла на лице Алиеноры, когда вместе с Генри, который все еще держал ее за руку, она вошла в величественный дворец, расположившийся под сенью собора Нотр-Дам-де-Пре, за пределами стен Руана. Этот дворец, построенный отцом императрицы Матильды, королем Генрихом I Английским, был ее главной резиденцией. Внутри, как и предполагала Алиенора, все сияло великолепием, подобающим столь знатной даме: сводчатый зал, закругленные арки, украшенные богатой резьбой, шелковые драпировки и дорогие гобелены – словом, роскошная обстановка королевского и императорского дома.

И сама Матильда была величественной дамой. На возвышении стояли два трона, и она, высокая, царственного вида женщина, которой едва перевалило за пятьдесят, стояла перед одним из них. На ней было пурпурного цвета платье, подпоясанное золотым кушаком, белоснежный вимпл[27], удерживавшийся на голове с помощью обруча, усыпанного аметистами. Лицо императрицы сохранило привлекательность, несмотря на орлиный нос и едва заметные морщинки – следствие многих разочарований, выпавших на ее долю. Алиенора, приблизившись, увидела: да, перед ней мать Генриха. Матильда смотрела на приближающуюся невестку с откровенной неприязнью.

Алиенора сделала глубокий реверанс.

– Добро пожаловать в Руан, мадам, – холодно произнесла императрица. – Прошу вас, поднимитесь. Сын мой! – сказала она с бульшим теплом и, повернувшись к Генри, подняла голову в ожидании сыновнего поцелуя.

– Матушка, где будет сидеть Алиенора? – пробормотал Генрих.

– Сейчас принесут стул, – ответила императрица и подала знак слуге.

«Она хочет унизить меня, – подумала Алиенора. – Показать, кто здесь хозяйка. Она знала, что я появлюсь, но специально не подготовила третий трон».

Вслух же Алиенора сказала:

– Моя госпожа императрица, я так счастлива познакомиться с вами. В особенности по такому случаю. Вы, конечно, рады успешной экспедиции Генри в Англию, приведшей к столь замечательному результату.

Императрица едва заметно скривилась. Уж не хочет ли Алиенора сказать, что Генрих преуспел там, где она, Матильда, несмотря на все свои усилия, потерпела поражение?

– Генрих и впрямь постарался, утверждая и отстаивая мое дело, потому что Англия по праву должна принадлежать мне, – ледяным тоном заявила она. – Но я с удовольствием уступлю мое право ему, потому что не собираюсь возвращаться на этот забытый Богом остров…

Генрих оборвал мать на полуслове. Он слышал все это и раньше и не собирался теперь выслушивать очередную обвинительную тираду против короля Стефана, своего названого отца, который при знакомстве оказался вполне приятным человеком, хотя Генрих воспитывался в ненависти к Стефану и должен был считать его главным врагом, по своим злодействам превосходящим самого дьявола.

– Вы будете гораздо полезнее для меня здесь, матушка, управляя Нормандией, – сказал он. – А когда Англия будет под моей рукой, как Аквитания и другие владения, мне ваша помощь понадобится еще больше, чем когда-либо.

Его слова, казалось, несколько смягчили Матильду. В этот момент принесли стул и поставили рядом с тем, что предназначался для Генриха. Спинка у него была ниже, но Алиенора проглотила оскорбление и села, не дожидаясь, когда сядет императрица, имеющая более высокий титул. Генрих накрыл руку жены своей и чуть сжал, отчего она почувствовала себя чуть лучше, но уже зная, что линия фронта проведена.

– У меня сюрприз для вас обоих, – сказала она мужу и его матери, после чего кивнула Торкери де Буйон, которая тут же исчезла и вскоре вернулась с маленьким Вильгельмом и передала его Алиеноре. – Мой господин, позволь представить твоего наследника – графа Пуатье! – торжественно провозгласила Алиенора.

На лице Генриха появилось восторженное выражение, когда он взял ребенка, дивясь пухленьким ручкам и рыжим волосам, так похожим на его собственные.

– Ну и хватка! – ухмыльнулся он, когда Вильгельм зажал в своем кулачке его палец. – Ты будешь крепко держать меч, сын мой! Это сулит хорошее будущее. – Даже стальной взгляд императрицы смягчился. Генрих поднялся и, к удовольствию младенца, высоко поднял Вильгельма над головой. – Мадам матушка, госпожа герцогиня, мои вассалы, мои бароны! Смотрите – перед вами мой сын Вильгельм, который в один прекрасный день будет править этим герцогством, а Бог даст, и Англией с Аквитанией. Когда он станет постарше, я привезу его к вам, чтобы вы принесли ему вассальную клятву верности, а пока я благодарю Господа за такого отличного мальчика и вручаю сына заботам его матери.

Собравшиеся громко приветствовали слова Генриха, который вернул младенца Алиеноре.

– Он похож на твоего отца, – отметила императрица.

– И на его прекрасную мать! – добавил Генрих. – Какая же молодец Алиенора, что подарила мне такого сильного сына!

– Вас обоих нужно поздравить, – слабо улыбнулась Матильда. – А теперь отдайте младенца няньке. Наши сеньоры и епископы ждут, когда их представят герцогине.

Тем вечером они обедали втроем в комнате императрицы. Расстелив на столе скатерть, слуги принесли салфетки, кубки для вина, блюда – все это они предлагали, преклоняя колени. Потом подали круглые пшеничные хлеба с крестами, а затем – лучшее, что могла предложить Нормандия: ягнячьи окорочка, сочных утят в белом соусе, блюдо с сырами, которые, как показалось Алиеноре, не уступали по вкусу амброзии. Слуги удалились, и начался разговор об Англии и Нормандии, а когда подали фрукты и пряное вино, Алиенора уже устала оттого, что ее игнорируют.

– Вы когда-нибудь бывали в Аквитании, мадам? – спросила она у Матильды.

– Нет, – ответила Матильда. – Генри, ты посетил Оксфорд? Я провела там жуткие дни.

– Да, матушка, посетил, но мы сейчас говорили об Аквитании. Это прекрасная земля.

Так, значит, ты все же заметил, не без мстительного чувства подумала Алиенора.

– У меня нет желания ехать туда, – отрезала Матильда. – Я слышала, что тамошние сеньоры необузданные и строптивые. – Она метнула взгляд на Алиенору.

– Так всегда было, – ответила Алиенора. – Это оттого, что в Аквитании много гор и рек, и каждый сеньор считает себя королем своей долины. Они всегда сражались между собой, но я уверена, что теперь, любя меня и зная моего господина как сильного правителя, они не будут столь непокорны. В моих городах Пуатье и Бордо всегда спокойно и безопасно, люди там живут хорошо. Мое герцогство – земля знаменитых монастырей и церквей, в нем процветают искусства и поэзия.

– Вы, вероятно, имеете в виду ваших трубадуров, – пренебрежительным тоном отозвалась ее свекровь. – Я слышала, что они поют только о любви и связанных с нею глупостях.

– Любовь не глупости, – возразила Алиенора. – В Аквитании это важная часть жизни. И женщины там ценятся, как нигде в другом месте. Поверьте мне, мадам. Я знаю, ведь я жила во Франции…

– Где от женщин требуется добродетельность и покорность мужьям, – вставила императрица.

Генрих, поигрывая своим винным кубком, посмотрел с наигранным удивлением на мать, спрашивая себя, всегда ли она являла собой пример добродетельной покорности по отношению к его отцу. Но Матильда была женщиной целеустремленной и не обратила внимания на сына.