7000 километров южнее Москвы - Сергей Зверев

Когда самые напряженные первые секунды истекли и налетчики несколько расслабились (прошло-то все как по нотам!), Гаврилин негромко произнес по-русски:

– Пляшем!

Кипр, сидевший от него по другую сторону прохода, внезапно выпучил глаза, захрипел и, как-то непонятно подергиваясь, запрокинулся назад. Выгибаясь и корчась, он начал валиться на кресло. Бандиты, не ожидавшие подобного зрелища, ошарашенно воззрились на него. И тут… То, что произошло дальше, для них больше походило на кадр из сюрреалистического фильма ужасов Альфреда Хичкока. Еще мгновение назад по-заячьи трусливо дрожащие пленники внезапно обратились в разъяренных львов, наносящих молниеносные разящие удары.

Схватка длилась считаные секунды. Никто из бандитов, кто хоть немного смог опамятоваться после полученных ударов, не успел даже осознать, что ситуация изменилась и вовсе не в их пользу. Теперь уже они были пленниками, и их оружие – ножи, пистолеты, автоматы – находилось в руках тех, кто по идее должен был сейчас пребывать в незавидной роли заложников. Их руки и ноги немедленно были связаны кусками найденного в кармане одного из налетчиков крепкого витого шнура.

Но еще больший ужас испытал Ндангу Аччаду, наблюдавший за происходящим. Остекленевшими глазами он взирал на жестокую блиц-схватку, воспринимая реальность как дурной, кошмарный сон. Ведь этого, свидетелем чего он стал, в принципе, не могло быть вообще! Ведь эти русские, трусоватые недотепы, на подобное никак не были способны. Уж не колдовство ли это?!!

И только тут до него вдруг дошло, сколь глупо обманулись он сам и все прочие, кто усердно помогал «Воинам истины». О боги! Как он мог быть настолько слепым, чтобы не распознать хитрого притворства этих свирепых коммандос, этих безжалостных волков, которые для вида вырядились в овечьи шкуры?! О небо!!! Он в немалой степени стал причиной провала операции по захвату очередной группы заложников, и теперь ему за это грозит немыслимо жестокое наказание. Это хорошо, если его всего лишь пристрелят. А если вдруг отдадут на обед Священному Аллигатору?!

Как видно, и шофер, сообразив, что дела их плохи, приоткрыл свою дверцу, рассчитывая под шумок дать деру. Однако его остановил зычный возглас из салона на русском:

– Куда?!! На место, макака долбаная!

Не поняв сказанного, общий смысл окрика водила уловил мгновенно и поспешил захлопнуть дверцу, выбросив из головы все мысли о побеге, чтобы не нарваться на еще более крупные неприятности.

Оглядев поле боя, каковым на недолгое время стал салон автобуса, Гаврилин резюмировал:

– Неплохо сработали! Что у нас в активе? Шесть «калашей» с глушителем, двенадцать заряженных «рожков», четыре пистолета разных систем, шесть ножей и… Сколько у нас «языков»?

– Похоже, пять… – огорченно откликнулся Дельшат. – Мой клиент – «двухсотый». Блин! Кто бы мог подумать, что он такой хлипкий?!

Они говорили по-русски, совершенно не обращая внимания на «гида», сжавшегося в комок.

– Да и черт с ним! Одной тварью меньше… Для разговора по душам хватит нам и этих. К тому же есть наш друг Ндангу. Он же не откажется нам помочь? – пристально взглянул на менеджера Борис.

Судорожно дернувшись, насмерть перепуганный Аччаду беззвучно захлопал ртом и усердно затряс головой. Он был настолько деморализован, что напрочь утратил дар речи. Но, кое-как взяв себя в руки, все ж пролепетал, с трудом выдавливая слова:

– Да, да, конечно! Я все сделаю, как скажете! Все!..

– Ну вот и отлично, – невозмутимо подытожил Гаврилин. – Тогда вопрос такой. Кто и как должен известить своих главарей о том, что операция прошла успешно?

Скривившись и немного помолчав, Ндангу признался:

– Я… Я должен позвонить по телефону и сказать условную фразу на языке таку.

– Звони и говори… Только вот что! Говорить надо будет бодро, весело, радостно, а не стонать и блеять. Ясно?

– Д-да… – клацая зубами, часто закивал тот.

– Слушай, а может, тебя пощекотать? – задумчиво предложил Райнуллин, гладя по ладони острым как бритва лезвием трофейного ножа. – Ну, чтобы захихикал…

– Не надо! Не надо!.. – Аччаду затрясся еще сильнее, торопливо доставая сотовый телефон. Он набрал номер, что-то фальшиво-восторженно сказал в трубку, выслушал ответ и, отключив связь, с нотками обреченности в голосе произнес: – Дана команда ехать на базу. Но я не знаю, где она находится. Моя задача была ехать с вами лишь до этого места. Отсюда я должен был уйти, чтобы в отношении меня не возникло подозрений.

– А шофер знает? – спросил Борис.

– Нет, это знают только «Воины истины»… – Ндангу указал на бандитов, которые, сидя на полу со связанными руками и ногами, угрюмо взирали на происходящее. – Он тоже должен был ехать только до конца города. Дальше машину повел бы кто-то из них. Вы нас отпустите?.. – спросил он со жгучей надеждой в голосе.

– Нет! – жестко отрезал Гаврилин. – Тебя не пристрелили, хотя ты привез нас сюда, чтобы мы стали пленниками этих бандитов, вот и радуйся этому. И не надо говорить о том, что, если мы тебя отпустим, ты никого не предупредишь о случившемся. Доверия тебе уже нет. Так, граждане-бандиты, французский кто понимает? Парле ву франсе? Нет? Ду ю спик инглиш? Шпрехен зи дойч? Хан, спроси по-арабски, может, арабский знают?

Кивнув, Райнуллин произнес несколько слов по-арабски. Моджахеды тут же воззрились в его сторону. Но ничего не ответили. Теряя терпение, Мурашук толкнул ближнего к себе подошвой ботинка в плечо. Когда тот боязливо взглянул в его сторону, Женька чуть засучил рукава и подвигал пальцами, напоминая о том, что может опять слегка помять его кости и суставы. Тот, испуганно отшатнувшись, быстро заговорил.

– Он говорит, что не понимает, чего мы от них хотим, – перевел Дельшат.

– О, есть контакт! – смеясь, отметил Гаврилин. – Замечательно! Объясни ему, что они наши пленники. Что они, будучи бандитами, на снисхождение никакого права не имеют. Один из них с жизнью уже распростился. Но мы не настроены на то, чтобы убивать всех подряд. Мы сохраним им жизнь и отпустим на свободу, если они укажут нам место своей базы и помогут освободить захваченных ими людей. Кстати, эти люди живы?

После того как Райнуллин перевел сказанное Борисом, тот же бандит, что соседствовал с Мурашуком, опасливо покосившись на Женьку, что-то хмуро пробурчал.

– Они живы, но освободить их едва ли возможно, – снова перевел Дельшат.

– Та-а-к! Такой долгоиграющий диалог меня не устраивает! Время идет, а мы, едрена кочерыжка, играем с этой отморозью в дипломатию… – сердито объявил Борис. – Сейчас они или заговорят как положено, или им будет полный кирдык.

Он достал из кармана фляжку и, многообещающе улыбаясь, демонстративно потряс ею подле уха. Пленники, наблюдая за ним, насторожились.

– А сейчас будет состязание на скорость и сообразительность, – с ироничной торжественностью объявил Гаврилин. – Самый быстрый и умный останется в живых, а вот медлительные дураки очень скоро отправятся в мир иной. Ну так как, будем говорить или возноситься в рай к гуриям?

Моджахеды, выслушав условия на арабском, испуганно воззрились друг на друга. Как видно, каждый из них ждал, что именно его визави расколется первым и расскажет то, что интересует этого чужака, явно не склонного к сантиментам. Разочарованно пожав плечами, Борис лаконично распорядился:

– Хан, Штык, ближнего к себе держите!

Дельшат и Валерий, тут же зажав бандита с двух сторон, принудили его задрать голову вверх и широко открыть рот. Гаврилин, отвинтив пробку фляжки, влил ему прямо в горло некоторое количество жидкости. Тот, вскрикнув и поперхнувшись, задергался и забился, пытаясь выплюнуть нечто нестерпимо горькое и жгучее. Но сделать этого ему не позволили – пришлось глотать.

Тут же настал черед его соседа. И пока второй «пациент» Бориса тщетно пытался вырваться и избежать приема чрезвычайно невкусного «лекарства», первый, выпучив глаза и высунув язык, надсадно кашлял и что-то невнятно хрипел. Когда все пятеро отведали загадочного зелья, Гаврилин, сочувственно улыбаясь и завинчивая пробку, пояснил:

– То, что вы сейчас имели счастье выпить, вашу жизнь укоротило до сорока минут. Сейчас около одиннадцати. До двенадцати часов дня вы не доживете. Ни один! Этот яд действует медленно, но верно. Причем последние минуты вашей жизни будут самыми ужасными. Вы уже почувствовали, что у вас во рту все онемело, а в животе как будто разожгли костер? Вот, вот! Очень скоро в животе будет гореть так, что вы будете умолять дать вам нож, чтобы вы могли его распороть. Вы будете готовы голыми руками разодрать самих себя. Но самое страшное даже не это. Видите, что здесь нарисовано? – Он показал рисунок свиной головы. – Скоро начнутся отеки, лицо и голова распухнут, став похожими на свиные, а в рай вас с такой головой не пустят. Свидание с гуриями вам уже не светит.

Ошеломленные услышанным, моджахеды нервно задергались, что-то с упреком выговаривая Аччаду, который сидел с несчастным видом, поджав к животу коленки и прикрывая лицо скрещенными руками. Демонстративно посмотрев на часы, Гаврилин с убийственным спокойствием объявил: