Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Розка вновь уставилась в книгу, еле различая строки в нежных сумерках. В розоватом, льющемся из-за края неба свете она перелистнула страницу.
«„Что это могло быть? Я будто слышала, как треснули ветки и что-то черное мелькнуло в кустах… Кто там был? Кто видел меня?“
Во всяком случае, взгляд, который она на себе ощутила, вряд ли принадлежал человеку. В этом было что-то таинственное.
Она напряженно вглядывалась в золотое кружево листвы на фоне темно-голубого неба. Стояла такая тишина, что было слышно, как под слабыми порывами ветра чуть шелестит листва. Но теперь этот покой казался Анжелике обманчивым, она не могла отделаться от охватившей ее тревоги.
„Там только что мелькнул чей-то взгляд! И он перевернул мне всю душу!“»
– Ты чего вертишься? – рассеянно спросил Вася. – Клиента спугнешь.
– Неуютно тут немножко, – виновато сказала Розка.
Вася захлопнул журнал и поглядел на нее неожиданно внимательно. Глаза у него в сумерках были черные и раскосые.
– Ну вроде стадион как стадион, – неуверенно возразил он.
– Ага, – опять согласилась Розка. – Только вот… ну, я не знаю… у тебя, Вася, нет такого ощущения… иногда… ну, что смотрит кто-то. В спину… И ты…
Вася остановил ее движением руки: спортсмен-любитель, вконец утратив надежду, собрался с духом и решительно был намерен отвоевать свою штормовку, к которой Вася придвинулся незаметно.
Уже когда он протянул к одежде руку, Вася дружелюбно сказал:
– Ну, как дорожка?
– Что? – удивился тот.
– Дорожка… грунт плотный? Упругий?
– А что? – подозрительно спросил в свою очередь спортсмен-любитель.
– Ну, мы из пароходства, вот с ней… Подшефный стадион. Ходим собираем претензии. Если есть, конечно. Душевая работает?
– Господь с вами, – удивился собеседник, – она только для спортсменов. А я так… разминаюсь.
И тут же агрессивно спросил:
– А что, нельзя?
– Наоборот, – доброжелательно сказал Вася. – Наоборот, надо… чтобы доступность. Массовость. Мы за это боремся. И за рекорды… за все боремся… Вас сюда пропускают? Без проблем?
– Ну, – сказал спортсмен-любитель, сроду мимо проходной не ходивший. – Нет, нет проблем… спасибо…
Он опять протянул руку к штормовке.
– Жалобы есть? – тут же перехватил его Вася. – Нам обязательно нужны жалобы. Чтобы зафиксировать. Если непорядок. Для отчетности. Ну, вы понимаете. Чтобы бороться. За массовый спорт.
Синенький пропуск пароходства с корабликом на корочке он держал перед лицом собеседника, ограничивая поле зрения.
Спортсмен-любитель испугался и отступил на шаг.
– Нету, – сказал он, тряся перед собой рукой и тем самым тактично отодвигая пропуск. – Нет… никаких. Прекрасный… прекрасный стадион… дорожки… выше всякой…
– А все-таки, – ласково сказал Вася, – потому что, если что, мы всегда… тут все для вас… а нам отчитаться. Ну?
Спортсмен-любитель заложил руки за спину и задумчиво покачался с пятки на носок.
– Пусть собак не водят, – наконец сказал он. – Повадились, понимаешь, с собаками… Ты бегаешь, а она за тобой, с лаем… А он за ней… Лесси, назад, Лесси, назад…
– Фиксируем, – сказал Вася и вынул из кармана потрепанный блокнот.
– Это что, условия? – Спортсмен-любитель осмелел и замахал руками. – Он говорит, у них рефлекс на бегущего человека. Так не води, где люди бегают. Штаны мне порвали, буквально вчера, вот…
Он ухватил рукой за вытянутые на коленях тренировочные и слегка потянул, чтобы обнаружить следы штопки.
– Непорядок, – солидно сказал Вася. – Разберемся. Что за собака?
– Белая с рыжим… то есть, скорее всего, может, с черным, но скорее с рыжим. Темно, не видно. Нос с горбинкой. Ну, фильм еще был.
– Колли, – заключил Вася. – Ясно. Приметы собачника?
– Какие приметы у собачника? Куртка, сапоги резиновые. Кажется. Свистит.
– Ясно, – сказал Вася. – Поднимем этот вопрос. Больше ничего?
– Что – ничего?
– Подозрительного? Неадекватного? Все спокойно в районе?
– Не знаю, – неуверенно сказал спортсмен-любитель. – Вроде все… А что?
– Ничего. Мы обязаны проверить любой сигнал. Если поступает.
– Нет-нет, – замахал ладонью собеседник и торопливо ухватил штормовку, которую наконец Вася великодушно ему протянул. – Собачники, это да. Они через дырку в заборе лезут. Написано: с собаками нельзя, – а они лезут!
Он запнулся и закусил губу, потому что и сам лез именно через ту дырку. А если ее заделают, то придется идти мимо проходной. Пропуска на стадион у него, понятное дело, не было, а бегать хотелось.
– Ладно. – Вася неторопливо поднялся, затолкав в карман Маркеса. – Спасибо за помощь. Пойдем, Розалия.
– И все? – удивился спортсмен-любитель.
– Ну да. А вы чего хотели? Чтобы мы вам медаль дали? Олимпийское золото? Извиняйте, не сезон.
Бегун обиженно пожал плечами и потрусил к выходу. Вася и Розка двинулись следом, но без спешки. Здоровый образ жизни, сказал Вася, надо соблюдать с умом. И снова закурил свой «Беломор».
Красные и зеленые листья подстриженного кустарника были усыпаны круглыми белыми ягодами. С моря волнами накатывало ощущение сырости и тоски.
Васина папироса светилась рубиновым огоньком. Где-то вдалеке, на линии, разделяющей море и небо, таким же чистым светом отблескивал маяк.
– Куда мы идем, Вася? – тоскливо спросила Розка.
– На этот вопрос, Розалия, – рассеянно ответил Вася, – философы отвечают по-разному. Но сторонники диалектического материализма полагают, что к победе коммунизма однозначно.
– Вася, ты опять…
– Ну, если конкретно в данный момент, то собаку ищем. Белую с рыжими пятнами. Или черными, но скорее рыжими. И главное, Розалия, нос с горбинкой. Такая вот ярко выраженная семитская собака, ну…
– Зачем она тебе?
– Зачем человеку собака? – удивился Вася. – Лоренца не читала? Долгими первобытными ночами собака была человеку единственным другом, и во мраке, наполненном страшными чужими звуками и запахами, оба они сидели у костра, вглядываясь в ночь. Впрочем, это не мешает людям с собаками обращаться по-свински. Что для друзей, в общем, обычное дело.
Розка замолкла. Васины объяснения, всегда очень подробные и совершенно не по делу, постоянно заводили ее в тупик.
– Они должны гулять тут каждый вечер, – бормотал тем временем Вася. – Собачники, они знаешь какие настырные? А собаки – ритуальщики, еще патер Браун говорил. Один и тот же маршрут, круглый год, в любую погоду. Поэтому мы торопиться, Розалия, не будем. Ага, вот…
Розке было скучно, и, чтобы развлечь себя, она стала Анжеликой. На чистокровной кобыле Долли она ехала по темным канадским лесам, бок о бок с ее любимым мужем Жоффреем де Пейраком, и сердце ее замирало от любви и тоски, а над ней смыкались багряные кроны кленов и темные ветви елей. И над озером, отражавшим темное небо, и круглые красные деревья, и острые черные деревья, кто-то чужой и странный смотрел, смотрел ей в спину…
– Ой! – сказала Розка.
Но тут же облегченно выдохнула. Крупная колли с темными, чуть раскосыми глазами (совсем как у Васи) ткнулась черным влажным носом Розке в руку.
– Стой спокойно, – велел Вася. – Не дергайся.
– Да я и не дергаюсь, – обиделась Розка. – Я собак люблю.
– Ну, тогда погладь ее, что ли…
Розка наклонилась
