Охота - Максим Константинович Сонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Вера вернулась из туалета, дилера на месте не оказалось. Она бросилась к выходу из кафе. По дороге встретила официанта, который, покачиваясь под музыку в наушниках, мыл пол.
– Вы моего друга не видели? – спросила Вера.
– Вышел. – Официант меланхолично поправил наушник.
Вера выскочила из клуба. На улице было темно, но слева что-то двигалось на земле. Дилер лежал на животе, а над ним склонился человек в черном пальто.
– Что с ним? – спросила Вера, хватая человека за плечо. Человек резко обернулся, ударил Веру в плечо. Вере показалось, что бил человек кулаком, но в плече будто что-то разорвалось. Вера вскрикнула и отскочила назад, спотыкаясь о крыльцо. Человек поднялся, и Вера увидела, что дилер лежит лицом в землю и из-под его капюшона растекается черная лужа. Она закричала уже громче и сделала еще шаг назад. Человек тряхнул левой рукой, и стало видно, что он сжимает топор.
Вера развернулась и побежала. Впереди была стена дома. Вера свернула, услышала звон железа о каменную кладку. Плечо горело, и Вера почувствовала, что футболка пропитывается кровью. Сделала еще один рывок и уперлась в решетку, преграждавшую подворотню. Только тут вспомнила, что от дверей клуба уйти можно было в две стороны. Она рванулась между палок решетки, вскрикнула от боли в плече. Повалилась на землю, поползла, но это было трудно, потому что левая рука не слушалась. Вскочила, побежала, сгибаясь почти до земли. Свернула один раз, второй. Вдруг вернулся слух. Вера поняла, что за ней уже никто не бежит. Оперлась о стену, сползла вниз. И почти сразу потеряла сознание.
Глава седьмая
Отец толкнул девочку в комнату и закрыл дверь. Сима только проснулась, глаза еще не привыкли к темноте, и поэтому она не разглядела, которую девочку отец к ней привел.
– Сюда иди, – сказала Сима. Ее голова лежала на подушке, угол которой за ночь совсем вымок от слюны. Девочка подошла ближе, встала у самой кровати.
– Свечу зажги, – сказала Сима. Девочка в темноте видела плохо, поэтому долго искала сначала спички, потом свечку, хотя все лежало на тумбочке. Наконец чиркнула спичкой, осветила комнату. Сима скосила на девочку глаза. Это была не ее дочка. Ева, дочка Таи, сестра Юлика и Софьи. В отличие от отца, Сима про всех обительских помнила, кто свой, а кто нет. Ведь сама рожала, сама у многих роды принимала. Свои – это Дмитрий, Адриан, Злата и Варлаам. Варлаама Сима родила, когда уже ходила со свороченной челюстью, – и с тех пор отец с ней не жил, а другие братья и раньше ее боялись. Так что с тех пор, как Варлаам родился, Сима стала своими детьми внуков и внучек считать. Любимый внук у нее был Златин Акся, но и других Сима любила, даже если не всегда отличала. Зато про чужих точно знала. Они все были в Таю и Лукию – светловолосые, худые. Лукия, мать трех старших сестер, давно умерла, ее Сима почти не помнила, а вот Тая прожила в Обители долго, почти двадцать лет, и ее даже многие из нынешних мелких застали. Разве что Ева вот вряд ли мать помнила. Та умерла, когда Еве еще и года не исполнилось.
– Ты что сделала? – спросила Сима. Лицо у девочки было заплаканное, а на плече Сима разглядела большой синяк, как будто девочку за это самое плечо оттаскали, но, если бы она чем-то серьезным провинилась, ее бы отвели не к Симе, а в погреб под молельней. Отец давно использовал Симу для устрашения младших там, где наказывать их было не за что, да и незачем.
Девочка дрожала и шевелила губами, но ничего не говорила. Сима вытащила руку из-под простыней, протянула к девочке, коснулась ее руки.
– Ну, – спросила, – Ева. Что у тебя случилось?
– Я отцу рассказала. – Ева посмотрела вниз и сразу заговорила увереннее. Сима поняла, что девочка боится ее лица. Сима и сама его боялась, поэтому зеркало у нее в комнате было завешено черным платком. – Что Юлик, и Злата, и Акся хотели сбежать утром. – Ева потерла себе щеку, отдернула руку. Знаками мелкие пользовались между собой и иногда со старшими сестрами, но с отцом или Симой пользоваться ими не полагалось, потому что отец знаков не понимал и не любил. Сима же привыкла все время быть с детьми и поэтому знаки немного разбирала.
– Покажи, – сказала она, чуть-чуть сжимая пальцы и поводя запястьем. Девочка посмотрела на нее испуганно. – Можно, – сказала Сима. – Покажи знаками.
– Юлик вернулся из города. – Девочка махнула рукой, потом изобразила большим пальцем круг. – И сказал Злате, что увезет ее, а еще возьмет с собой меня и Аксю, но мы ему не поверили, тогда он поклялся, и Акся ему поверил.
Девочка шмыгнула носом, но не грустно, а зло. Смахнула черта сначала с левого плеча, потом с правого.
– Я Юлика знаю, – сказала она, – и он бы никогда меня не увез из Обители, он должен был привезти мне письмо от Софьи. А значит, это не настоящий Юлик приехал, а черт в образе.
Девочка изобразила однорогого детского черта, потом показала образ – провела пальцами перед лицом, высунула язык. В конце сделала половину креста и стушевалась. Сима прикрыла глаза, улыбнулась уголком губ, тем, который чувствовала. Она, в отличие от отца, считала, что креститься каждый должен сам, а не по разрешению старших. Сима бы и сама перекрестилась, но поднять руку сил не было. Вместо этого стала бормотать молитву:
Господи Иисус Христос, Бог мой, владыко живота и смерти, утешитель скорбящих. С сокрушенным и умиленным сердцем прибегаю к Тебе и молю Тебя: сохрани душу дочери моей, рабы Твоей Златы, и чада ее, раба Твоего Авксентия. Если в своей благой воле заберешь их, то сотвори им вечную память в Царствии…
Ева еле разбирала Бабину речь – что-то у Бабы в горле булькало, вздрагивал длинный язык, пробегая по иссохшим губам. Ева хотела отвернуться или снова опустить взгляд, но опознала ритм молитвы и поэтому чувствовала, что отворачиваться нельзя. Она знала, что случается с теми, кто отворачивается от слова Божьего, – отец объяснил.
Когда Ева к нему постучалась, отец не спал. Открыл дверь сразу и посмотрел очень строго, сжал руку в кулак. Ева тут же поклонилась, заговорила в пол, сжав руки в кулаки, чтобы знаками