Дело Кольцова - Виктор Фрадкин

«…В морозной мгле, при свечке, колеблемой ледяным вихрем, в ораниенбаумском домишке без крыши, сорванной снарядом, под гром десятидюймовых чудовищ верстал номер „Красного Кронштадта“, чтобы через два часа выбросить с первыми ротами в захваченную крепость».

«Утро в Кронштадте» — так назывался фельетон, написанный Кольцовым «при свечке, колеблемой ледяным вихрем» и напечатанный в первом номере газеты «Красный Кронштадт». Фельетон этот заканчивался следующими строчками:

«На днях, когда Кронштадтом еще владели белогвардейцы и их господа из английской разведки, я напечатал в „Красной газете“ открытое письмо генералу Козловскому, назначая ему скорое свидание в освобожденном Кронштадте. Мы прибыли на место встречи, но его превосходительства, увы, здесь не оказалось. Куда вы скрылись, почтенный генерал?»

Мне рассказывал дед, что в 1921 году он по приглашению Кольцова побывал в Петрограде:

«— Хочешь съездить в Кронштадт? — спросил меня брат. — Покажу тебе, как было дело.

И вот утро в Кронштадте. Ясное голубое небо. Совсем по-летнему светит солнце. Мы прибыли сюда на катере по еще неспокойным балтийским волнам. Мы ходим с Кольцовым по улицам Кронштадта мимо массивных, еще покрытых пороховой копотью крепостных сооружений, фортов, казематов. Брат рассказывает, показывает, вспоминает:

— Вот здесь мы поднялись на борт восставшего против Советской власти и сдавшегося дредноута. Корабль был весь в снегу. Люди на нем окоченели. Не от мороза — от страха. Они смотрели на нас исподлобья, ждали своей участи… Оказалось, между прочим, что главные орудия, направленные на Петроград, были заряжены двенадцатидюймовыми снарядами и приготовлены к обстрелу города. Решили снаряды не вынимать, а разрядить орудия залпом в море. Это был какой-то чудовищный гром — своего рода салют в честь победы.

Мы пошли дальше.

— А вот тут… — сказал брат, останавливаясь у какой-то кирпичной стены, и голос его дрогнул. — Здесь было так. Здесь стояла группа арестованных мятежников. И среди них — пожилой моряк, до ужаса похожий на нашего папу. Такого же роста, в очках, курносый, с такими же пушистыми усами, за которые ты маленьким любил его хватать, а он при этом делал вид, что хочет тебя укусить. Я остановился и с ужасом на него уставился. Он это заметил и как-то слабо, жалобно улыбнулся. Их всех ждал неминуемый расстрел. Не могу этого забыть…».

Вот документ, сохранившийся с того времени:

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Уполномоченный Нар. Ком. Иностранных дел и корреспондент «Красной газеты» товарищ КОЛЬЦОВ Михаил, прибыв в район боевого участка Южгруппы Финского залива, принял деятельное участие в работе Политотдела Южгруппы, срочно организовал газету «Красный Кронштадт», а затем, согласно словесного приказа Начпоюжгруппы, тов. Милейковского остался при Политотделе до 21/111. 21 г., выпустить агитлистовки и инструктировать газету, переданную Кронштадтской Ревтройке.

Зам. Начальника Поюжгруппы Финского залива. 21 марта 1921 г.

С 1922 года Кольцов становится штатным сотрудником «Правды». Он переезжает в Москву. Любопытно, что в характеристике, выданной ему НКИД, отмечается его талант как публициста, но одновременно, в духе той поры, указывается его «недостаток» — он не всегда посещает партийные собрания.

А вот послужной список Кольцова, составленный в НКИД при переходе на новую работу:

1917 г. Сотрудник газет «Известия ВЦИК» и «Вечерняя звезда»

1918 г. Зав. отделом хроники Всероссийского кинокомитета, редактор «Кино-Недели».

1919 г. Зав. отделом хроники Всеукр. кинокомитета. Зав. Театральной секции Наркомвоена. Начальник Культпросвета 12-й Армии. Нач. Культпросвета Интернациональной Бригады. Замредактора газеты «Красная Армия». Секретарь Лит. Издат. Отдела ПУРа.

1920 г. Секретарь тов. Подвойского, Секретарь Уполномоченного НКИД в Одессе. Уполномоченный Академии Генштаба и корреспондент «Правды» на Юго-Западном фронте. Редактор иностранной радиоинформации НАРКОМИНДЕЛА.

1921 г. Зав. информчастью УНКИД в Петрограде. Военный политработник и редактор газеты на Кронштадтском фронте. Член Агиттройки при П.К.Р.К.П.

Сотрудник «Правды», «Изв. ВЦИК», «Красной газеты», «Гудка», «Красн. офицера» и др. сов. и парт. изданий.

Став штатным сотрудником «Правды», Михаил Ефимович из номера в номер публикуется в газете. Но Кольцову этого недостаточно, и он создает новый журнал, редактором которого и становится, — «Огонек». Вот как об этом рассказывает его брат Борис Ефимов, принимавший самое активное участие в появлении этого журнала.

«…С 1-го апреля 1923 года в Москве начал выходить массовый популярный еженедельник „Огонек“, существующий по сей день. Кольцов привлек к сотрудничеству в новом „Огоньке“ целую плеяду известных писателей и поэтов. Нельзя не вспомнить, что в первом номере „Огонька“ было напечатано знаменитое стихотворение Маяковского „Мы не верим“ по поводу опубликования правительственного бюллетеня о болезни В. И. Ленина.

Помню, как в огромной комнате дома по Козицкому переулку, в которой размещались и редакция, и контора нового журнала, толпились сотрудники и авторы. Все ждали, когда из типографии привезут первый номер новорожденного „Огонька“. Прозвучал телефонный звонок. Кольцов схватил трубку, послушал и стал часто моргать глазами, что у него было признаком неудовольствия или озабоченности.

— Новое дело, — сказал он, — звонит Рябинин из типографии и сообщает, что начальник Главлита Мордвинкин не дает разрешения на выпуск журнала. У него нет возражений по содержанию, но он категорически против названия „Огонек“… Мордвинкин… Мордвинкин, — задумчиво повторил Кольцов. — Послушай, — обратился он ко мне. — А не тот ли это Мордвинкин, у которого ты работал в Киеве в Редиздате?

— Если Владимир Юрьевич, то тот, — сказал я, и в моей памяти возникла довольно причудливая фигура с длинной народовольческой шевелюрой, козлиной бородкой и в высоких желтых сапогах.

— Будем надеяться, что тот, — сказал Кольцов, — и тебе дается срочное и ответственное задание: немедленно мчись в Главлит, во что бы то ни стало пробейся к этому Мордвинкину, пробуди в нем героические воспоминания о девятнадцатом годе в Киеве и вырви у него разрешение. Скажешь ему примерно следующее…

— А если он скажет… — начал я, выслушав брата.

— Не будем терять времени, — нетерпеливо перебил Кольцов, — дуй в Главлит, тебе достали мотоцикл.

Не могу сказать, что промчаться по булыжным мостовым, сидя на тряском заднем седле мотоцикла, было большим удовольствием, — и вошел я в Главлит, слегка пошатываясь. Быстро проскочив мимо зазевавшейся секретарши в кабинет начальника, я сразу увидел, что Мордвинкин — „тот самый“. Повторяя про себя инструкции Кольцова, я присел к его заваленному бумагами письменному столу и напористо заговорил: