Пленники вечности - Дмитрий Морозов

— Совсем ты солдафоном сделался, — усмехнулся он недобро и потыкал толстым пальцем в угол документа, который незадолго до этого протягивал племяннику. — Допуск видишь? Неужто решил, что я по родственной связи решил, аки цэрэушник какой, «тайны Лубянки» выведывать? Не перегрелся ли по дороге? Жара нынче…

Стас хотел бы верить, что не покраснел.

— Вкратце, — откашлявшись, принялся он излагать официальным тоном, — дела-то никакого и не было. Я только из южной командировки вернулся, дснь-два отгулял, и тут же на ковер. Сан Саныч, имеющий, отметим не для протокола, кличку «Вдруг-Бздынь», поставил неожиданную и веселую задачу — найти в авральные сроки три с половиной сотни парней и девушек, месяц назад растворившихся в воздухе под Ленинградом.

— Ленинград при комиссарах был, — прищурился дядя Саша.

— Под Петроградом, — «поправился» племянник. — Не знаю, как при комиссарах, а при демократах ментовка вконец распустилась. Привыкли, воины правопорядка, весь «мусор» на Лубянку сливать, а себе вкусненькое оставлять. Они с этой массовой пропажей поваландались, и Санычу ее всучили. А тому больше делать нечего, как…

— Проехали, — вроде бы мягко сказал полковник, но Стас еле заметно вздрогнул и тут же продолжил скороговоркой, что называется, «с другого места»:

— Крайним оказался капитан Пшибышевский. Выехал в Северную Пальмиру, получил под крыло парочку тамошних оперов и обшарпанный микроавтобус. Принял дело от эмвэдэшников, хотя «дело» — сильно сказано. Кипу отписок, снабженных удивительно тупоумными протоколами «места происшествия».

— Подробности милицейских особенностей эпистолярного жанра опускаем, — опять прервал его полковник, и набулькал себе в высокий стакан минеральной воды.

— Одним словом — собирались какие-то военно-исторические клубы и полухипповские тусовки забабахать фестиваль в честь Невской битвы. На историческом месте и при содействии областной администрации. Три сотни съехались в палаточный городок, остальные шли на лодках. На месте находился наряд ППС, парочка местных жителей и точно неустановленное количество зевак из числа лиц без особого места жительства и понятных занятий.

— Был еще какой-то бюрократ со смешной фамилией Хомяк, — заметил как бы невзначай полковник, попивая теплую водичку.

— Именно, — Стас зло сверкнул глазами. — Что придало «делу», понимаешь, «политическую окраску».

— Это тоже пропускаем, так же как и вопли в прессе о «возможной попытке красно-коричневого реванша», — устало сказал полковник, а на удивленный взор племянника кисло усмехнулся: — Сей пропавший без вести Хомяк некогда был крупным демократическим прорабом перестройки и все такое. Определенного толка публика, склонная к шизофрении, сдедала свои выводы, успев в нескольких публикациях оплакать «безвинно пострадавших молодых людей», ставших «собратьями по таинственной гибели пламенного либерала».

— Пропустим — так пропустим. Палаточный лагерь не найден. Причем не найден он, я бы сказал, в извращенной форме.

— То есть?

— Есть следы от патрульной милицейской машины. Следы людей, толпами идущих на этот дурацкий фестиваль. Пара шприцов в кустах, один использованный презерватив, окурки и ворох оберток от жвачек и шоколадок. А на самом пляже, месте исторического побоища — ровное место.

— Не понял, — нахмурился полковник.

— Я, признаться, тоже, — вздохнул уже в который раз его племянник. — Пляж девственно чист. Песочек, коряги, дерн. Ни следа от палаточных колышков, ни оберток с окурками, кроме тех, что менты оставили.

— Следы причаливавших лодок? — быстро спросил дядя Саша.

Стас покачал головой.

— Не говоря уже о том, что бесследно исчез патруль ППС и еще сотни три с хвостиком шалопаев. И крупный прораб перестройки.

Полковник щелкнул пальцами:

— Замечательно, что и говорить. Милицию понять можно, тут «висяк» так «висяк»! Это тебе не перееханная самосвалом бабушка с болонкой и ее пропавший кошелек с пенсией. Почти четыре сотни «призраков»!

Он встал и вновь шалым медведем прошелся по кабинету. Потом принялся перечислять:

— Северный берег Невы в таком же девственно чистом состоянии?

— Угу.

— Дно обследовано?

— Спасательная служба Питера, чьих водолазов привлекали, ославила МВД и Лубянку не только на все МЧС, но и…

— Эмоции пропускаем.

Полковник встал напротив сидящего капитана, уставив в него палец:

— Родственники потерпевших опрошены и ничего не знают, связь между большинством участников фестиваля между собой слабая или нулевая, Хомяк не собирался создавать в Карельских лесах партизанский отряд с целью свержения конституционного строя?

— Именно так.

— Весело, племянничек.

— Обхохочешься, — потер безусую верхнюю губу капитан. — Если бы я болел паранойей, то решил бы, что кто-то хочет закопать меня… Точнее, Сан Саныча… А еще точнее — контрразведку в глазах президента и общественного мнения. Более дохлого и бесперспективного расследования и придумать нельзя.

— А возможный резонанс в прессе… — поднял палец к потолку дядя Саша, потом опустил его и мрачно закончил: — Но мы с тобой паранойей не болеем. Нам погоны и род занятий не позволяют. Не за то нам зарплату платят.

— Вот и все, — пожал плечами Стас. — Ход моего «расследования» пересказывать бессмысленно, а результаты — вот они. Фестиваль взял — и делся куда-то, не оставив материальных следов в этой Вселенной.

— Закончил? — подчеркнуто участливо спросил полковник.

— Не совсем, — Стас поднялся и подошел к окну. — Я не вижу никакой связи всей этой ахинеи со своей биографией. Да и вообще ни с чем вразумительным, кроме Бермудского Треугольника.

— И тем не менее, она есть.

Полковник сел и сложил по-стариковски сплетенные пальцы на совсем недавно наметившемся брюшке.

— Что ты знаешь о моей конторе, капитан?

— Честно? — улыбнулся Стас. — Всякие веселые слухи. А по сути — ничего, как и обо всех смежниках. Так уж нам демократия заповедовала.

— Слухи какого рода? Любопытно, что о нас могут поговаривать на Лубянке.

Стас пошевелил пальцами от избытка чувств.

— Говорят о том, что вы чуть ли не этот самый Треугольник в разработку взяли, что тарелки летающие сачком ловите, зелененьких человечков с наганами в руках ищете в подворотнях и на чердаках заброшенных домов…

— Все? — вздохнул полковник и, расцепив пальцы, вновь потянулся к воде.

— За скобками я оставил что-то неясное о призраке Фани Каплан, будто бы запечатленной на оперативной съемке «наружки», входящей, вернее, вплывающей в вашу проходную. И что-то про черных кошек. Вот теперь, кажется, все.

Полковник крякнул, отставив стакан, и по-ковбойски установил скрещенные ноги на угол конторского стола.

— Вопросы о новом месте работы в связи с этим имеются? — спросил он.

— Несколько, — потупился Стас. — Но если выделить основное — а правда, что истина где-то рядом? И не являлся ли Чикатило дальним родственником члена Политбюро Пельше?

— Не паясничай, — полковник рывком скинул ноги и поманил к себе племянника пальцем. — Мы-то делом занимаемся, а сам свои выкрутасы подростковые помнишь? Из-за чего чуть со второго курса не вылетел?

Стас было потупился, но тут же вскинул голову:

— Это и есть связь?

— Не горячо, — заметил полковник, — но уже и не холодно. Тарелки я тебе ловить не прикажу, уж извини, но заниматься чем-то похожим на твои студенческие «фокусы» — это гарантирую.

— А как же…

— Ловля империалистических шпионов? — спросил полковник и вяло махнул пухлой рукой. — А пусть себе вынюхивают. Главную нашу военную тайну они все равно не смогут найти. А найдут — так не поймут ее роль. А поняв — не смогут ни уничтожить, ни применить толком сконструированные опытные образцы.

— А она есть? — искренне удивился Стас. — Главная-преглавная военная тайна?

— Открой сейф, — проворчал полковник, глядя на часы. — Уже можно.

Стас вздохнул и прошел в угол комнаты.

— Кстати, — обронил полковник, — угадай шифр, тогда я тебя все же представлю на доске почета.

— Эка сложность, — дернул плечами Пшибышевский, возясь с могучим сейфовым замком, окрашенным казенной синей краской. — Или я не хакер в душе?

Набрав комбинацию 1937, он вытащил на стол маленькую бутылку водки без этикетки, граненые стаканчики и аккуратно нарезанную финскую сырокопченую колбасу на пластиковой одноразовой тарелке.

Чокнулись.

— Отступать нам, капитан, некуда, — заметил полковник, скривившись от могучего глотка, словно от зубной боли. — Позади Москва. Да и наступать, в сущности, тоже. Вот тебе и вся военная тайна. Через это мы были, есть и будем непобедимы.

И он погладил бутылку с горючим «главной военной тайны».