Москва 2042 - Владимир ВОЙНОВИЧ

— Значит, вы говорите, — вернулся я к прерванной теме, — что коммунизм все-таки построен? А я, признаться, этого не ожидал и не предвидел. Дело в том, что по части передового мировоззрения я всегда был слабоват. У меня был ум такой, знаете, ненаучный, и по марксистской теории у меня всегда были очень плохие отметки. Но вы не думайте, я очень рад, что все получилось не так, как я думал. Слава Богу, что я ошибся.

— Кому слава? — удивленно переспросила Пропаганда Парамоновна.

— Он сказал: слава Богу, — повторила мои слова Искрина Романовна.

— А никакого Бога нет, — подскочил вдруг отец Звездоний и стукнул правой ногою в землю. — Совершенно никакого Бога нет, не было и не будет. А есть только Гениалиссимус, который там, наверху, — Звездоний ткнул пальцем в небо, — не спит, работает, смотрит на нас и думает о нас. Слава Гениалиссимусу, слава Гениалиссимусу. — забормотал он, как сумасшедший, и стал правой рукой производить какие-то странные движения. Вроде крестился, но как-то по-новому. Всей пятерней он тыкал себя по такой схеме: лоб левое колено правое плечо левое плечо правое колено лоб.

Все другие тоже остановились и тоже стали, повторяя те же движения, бормотать:

— Слава Гениалиссимусу, слава Гениалиссимусу.

Я смотрел на них с удивлением и даже с некоторой опаской. Мне показалось, что все они, может быть, от жары слегка тронулись.

— Виталий Никитич, — услышал я озабоченный шепот. — Вам тоже следует перезвездиться.

Это шептала мне переводчица. Я посмотрел на нее и ужимками показал, что звездиться не умею. Но, перехватив удивленный взгляд Пропаганды Парамоновны, я тоже как-то так подергал рукой, чем ее, видимо, удовлетворил не совсем.

Завершив этот странный и не очень понятный мне ритуал, все сразу успокоились, и мы пошли дальше.

По дороге Коммуний Иванович разъяснил мне, что построение реального коммунизма стало практически возможным в результате Великой Августовской коммунистической революции, подготовленной и осуществленной под личным руководством и при участии Гениалиссимуса.

— Надеюсь, вы поняли, — сказал он, — что Гениалиссимус — наш любимый, дорогой и единственный вождь.

— Да- да, — сказал я. — Я догадываюсь. Только я не очень понимаю, что означает это слово Гениалиссимус. Что это, имя, фамилия, звание или должность?

— Это все вместе, — сказал Смерчев. — Видите ли, у нас, комунян, у всех были имена, данные нам при рождении, а потом мы их заменили на те, которые получили во время звездения, то есть звездные имена. Эти имена отражают направление основной деятельности каждого человека. А имя Гениалиссимус возникло совершенно естественно. Дело в том, что Гениалиссимус является одновременно Генеральным секретарем нашей партии, имеет воинское звание Генералиссимус и, кроме того, отличается от других людей всесторонней такой гениальностью. Учитывая все эти его звания и особенности, люди называли его наш гениальный генеральный секретарь и генералиссимус. Но, как известно, кроме прочих достоинств, наш вождь отличается еще исключительной скромностью. И он много раз просил нас всех называть его как-нибудь попроще, покороче и поскромнее. Ну и, в конце концов, привилось такое вот простое и естественное имя — Гениалиссимус.

Казалось, далеко ли было от места нашей встречи до аэровокзала, но на этом пути Смерчев рассказал, как и для чего была совершена Великая Августовская революция.

От него я узнал, что Гениалиссимус, будучи еще только простым генералом госбезопасности, часто задумывался, почему так хорошо и научно разработанное построение коммунизма все-таки не удается. Многократно и самым тщательным образом проработав все научные первоисточники и теоретические расчеты, он выявил ошибки, которые были совершены при строительстве коммунизма. Прежние руководители партии и государства, иногда вульгаризируя великое учение, пытались построить коммунизм без учета местных и общих условий. В свое время даже великий Ленин полагал, что коммунизм можно построить сразу на всей планете, произведя для этого мировую революцию. Затем было выдвинуто положение, что первую стадию коммунизма социализм можно построить и в одной отдельно взятой стране. Так и было сделано. Однако переход от социализма к коммунизму оказался делом гораздо более сложным, чем казалось вначале. Все попытки построения в одной стране коммунизма оказались безуспешными. Проанализировав эти попытки и революционно развивая теорию, будущий Гениалиссимус уже тогда пришел к единственно правильному выводу, что корень неудач заключался в том, что прежние строители, руководствуясь вульгаризаторскими идеями, проявляли поспешность, не учитывали ни масштабов страны, ни неблагоприятных погодных условий, ни отсталости значительной части многонационального населения. В конце концов будущий Гениалиссимус пришел к простому, но гениальному решению, что коммунизм можно и нужно для начала построить в одном отдельно взятом городе.

И это свершилось! В исторически сжатый период коммунизм построен в пределах Москвы, которая стала первой в мире отдельной коммунистической республикой (сокращенно МОСКОРЕП).

— Простите, — сказал я, — я не совсем понял. Москва больше не входит в состав Советского Союза?

— Не только входит, но по-прежнему является его географической, исторической, культурной и духовной столицей, — гордо сообщил Смерчев. — Но наш любимый Гениалиссимус со свойственной ему прозорливостью разработал теорию, по которой возможно мирное сосуществование двух общественных систем в пределах одного государства.

— Ага! — обрадовался я тому, что начал кое-что понимать. — Это, значит, как в Китае. Они тоже в свое время разработали теорию двух систем.

Видимо, я сказал что-то не то. Члены делегации как-то странно переглянулись.

— Ну зачем так говорить? — возразил отец Звездоний.

— Да, улыбнулась Пропаганда Парамоновна, — от вашего заявления попахивает метафизикой, гегельянством и кантианством.

— Ну почему же, почему же? — вмешался немедленно Дзержин Гаврилович. — Виталий Никитич высказывает только то, что думает. Правильно, Виталий Никитич?

— Да, конечно, правильно, — быстро согласился я, благодарно посмотрев на Дзержина.

— А что касается Китая, — снисходительно сказал Смерчев, — то сравнивать эту страну с великим Советским Союзом, право, никак не стоит Китай включает в себя социалистические территории и такие зловредные очаги капиталистического разложения, как Гонконг, Тайвань и остров Хонсю. В то время как Советский Союз, являясь в целом социалистическим континентом, имеет коммунистическую сердцевину, которая стала могучим и вдохновляющим примером для всех народов, еще пока этой стадии не достигших. Разница, согласитесь, принципиальная.

По мере нашего приближения к аэровокзалу я все пристальнее вглядывался в висевшие на фронтоне портреты и спросил Смерчева, кто этот человек, похожий на Иисуса Христа.

— Как кто? — удивился Смерчев. — Это и есть Иисус Христос.

— Но мы поклоняемся ему, — завертелся и стукнул ногой отец Звездоний, — не как какому-то там сыну Божьему, а как первому коммунисту, великому предшественнику нашего Гениалиссимуса, о котором Христос правильно когда-то сказал: Но идущий за мною сильнее меня!

Я совершенно точно знал, что эти слова принадлежали не Христу, а Иоанну Крестителю, но на всякий случай возражать не стал.

На кирпичной стене аэропорта я увидел старую, полустертую надпись: Внимание! Двери открываются автоматически! Но никаких дверей вовсе не оказалось, проем в стене был ничем не закрыт.

Смерчев приостановился, пропуская меня вперед. Я шагнул в проем, и тут сразу грянула музыка, и огромная толпа людей дружно стала размахивать красными флажками, транспарантами, портретами Гениалиссимуса и… я глазам своим не поверил… моими.

Дзержин сразу выскочил вперед и плечом стал проламываться сквозь толпу, за ним, тоже отпихиваясь от народа, шел Смерчев, а за Смерчевым — я.

Лозунги на транспарантах были примерно такие:

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ГЕНИАЛИССИМУС!

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

МЫ ЛУЧШЕ ВСЕХ!

НАША СИЛА В ПЯТИЕДИНСТВЕ!

СЛАВА КПГБ!

ПРЕДВАРИТЕЛЬНУЮ ЛИТЕРАТУРУ ВЫУЧИМ И ПЕРЕВЫУЧИМ!

Еще не успев ни в чем разобраться, я оказался на каком-то возвышении вроде сцены, за столом, покрытым красной бумагой. В том же примерно порядке, в котором мы только что шли, расположились по обе стороны от меня члены комписовской делегации. Искрина Романовна, устроившись за моим левым плечом, шепнула мне на ухо, что готова мне помочь, если чего непонятно.

Коммуний Иванович встал и поднял руку. Музыка смолкла. Раздались бурные аплодисменты. Смерчев знаками остановил и их.